"Силен, как воды Колорадо"
Глава девятая, тыц
Глава девятая, тыц
Florence And The Machine - Seven Devils
Muse – Hysteria
Белый пар. Теплый, густой. Окутывает тело со всех сторон, оставляет на коже микроскопические капельки воды. Мягко прикасается, словно обнимает. Захватывает в плен – нет возможности сопротивляться, нет сил и желания противостоять. Он наполнен властью. Тяжелый, но ласковый. Хищный, но милосердный. Нежный до боли в сердце, равнодушный, как селевой поток, жестокий, как пролитая зря кровь. Подгибаются ноги, слабея. Увлекают за собой на холодный мокрый кафель расслабленное тело. Закрывая глаза, растворяться в аромате мускуса. Прогибаться, исторгая из груди страх, боль и восторг. Тонуть в истомной неге, тянуться навстречу едва ощутимым прикосновениям невесомого марева, закусывая губы. Слышать тихий, снисходительный смех, сопровождающийся еще более откровенными прикосновениями, вызывающими где-то в глубине сознания восхищение, крепко замешанное со сладким, заставляющим прятать глаза и отчаянно краснеть стыдом. Раскрыться, пропуская в себя чувство единения, заполняющее все существо, стонать, трепеща от терпкого осознания порочности собственного голоса. Отдаваться, принимая в дар непристойное наслаждение, цинично-едкое. Манящее. Отнимающее волю, рассудок и здравый смысл. Опустошающее. Покоряющее отныне и до конца существования…
- Джимми! – парень нехотя приоткрыл один глаз, обвел мутным со сна взглядом комнату, наткнулся на нависающее над ним лицо матери. Недовольно промычал что-то маловразумительное и перевернулся на другой бок. – Сынок, - частый громкий стук трости по спинке кровати, - половина восьмого. Поднимайся!
- Вот черт! – Кастиэль подскочил с кровати, как ужаленный. Потряс головой, окончательно выныривая из дремы, потом покосился вниз, на пояс пижамных штанов. – Вот черт! – повторил он, впервые какой-то частью сознания порадовавшись, что катаракта отняла у Бэт зрение – ткань ширинки топорщилась нехилым таким стояком. Скрыть его не представлялось никакой возможности и, несмотря на то, что Гриссом не могла заметить недвусмысленного состояния сына, Новак залился густым румянцем.
- Не ругайся, - пожурила его мать. – Давай, собирайся, я приготовила завтрак.
- Мам, я не успею позавтракать, - парень выдвинул ящик, схватил полотенце и направился в сторону ванной. – Пока душ приму, уже выходить надо будет.
- Возьмешь с собой, - сын только рукой махнул. Элизабет пребывала в уверенности, что Кастиэль никогда не питается нормально и худеет не по дням, а по часам. И, если уж она вбила себе что-то в голову, оставалась непреклонна в своем решении.
Новак стоял под хлесткими струями воды, рассматривая дно ванны. Внутренний диалог рвал мозг на части, одна реплика абсурднее другой. Собственно, предмет столь оживленного спора находился чуть ниже пупка – налитая кровью плоть, в паху, пульсирующем напряжением, словно сворачивается тянущий клубок. Проблему необходимо решать, не идти же в таком состоянии на службу, способ парню прекрасно известен, а сомневался он только по одному поводу – причины возникновения эрекции. Снова что-то снилось, сюжет Кастиэль запомнил более отчетливо, но личность таинственного партнера так и оставалась загадкой. Знал, интуитивно чувствовал, что это тот же самый мужчина, но в видении присутствовал только сам Кастиэль и пар. Много пара, казалось, осязаемого на коже. Гомофантазии, приходящие почему-то строго в моменты отдыха. Ну, если не считать той ночи в Чикаго. Мэгги, кажется. Да, Маргарет - тогда он мочалил девчонку минут сорок, пока дурацкие, непристойно-пошлые эпизоды не всплыли откуда-то из глубин памяти. Оргазм он испытал фееричный, только чувство вины на следующий день замучило. И сейчас он снова возбужден – это не обычный утренний стояк – и снова из-за проклятых снов.
Новак еще пару минут попялился на кафельные стены, а потом скользнул ладонью по кубикам пресса, обхватывая член. Левой рукой облокотился о стену, зажмуриваясь от наплыва приятных ощущений. Перед глазами мелькали отрывки увиденного сна – содержание, наполненное самой отборной порнографией, никакого видео не нужно. Фрагменты текли сквозь сознание, он не мог, да и не желал бороться со своей навязчивой идеей. Прикусывал губы, сдерживая стон – квартира небольшая, а слух у матери действительно великолепный. Удовольствие поднималось волнами, расплывалось по телу от паха. Кастиэль, вряд ли понимая, что именно делает, ткнулся лбом в предплечье, упертое в стену, и вжал ноготь большого пальца в отверстие уретры, едва успевая проглотить громкий всхлип. Жестокая ласка, восхитительная, столь неизвестная ранее. Столь оглушающая сейчас. Кожа мелко подрагивала, выпрашивая прикосновений, обнажая полноту одиночества. Пальцы левой руки пропустить меж прядей коротких волос. Сжать кулак и снова погрузить кромку зубов в истерзанные губы, слизывая проступившие ярко-красные капельки. Толкнуться бедрами в плотный кулак, замирая от нахлынувших эмоций. Чувствовать, как каждая клеточка тела блаженно трепещет, и подгибаются внезапно ослабевшие ноги. Заставлять себя заткнуться, насильно гася вспыхнувший, обжигающий грудь крик.
Парень стоял, прижимаясь к стене животом, минут пять, наплевав на руку, затекающую от неудобного расположения, и ладонь, густо покрытую спермой. Будто забыл, что безнадежно проспал сегодня. В данный момент он ощущал невероятное опустошение, словно из него выпили душу, бросив одинокую оболочку доживать отпущенный век. Настолько яркого, выматывающего удовольствия он не получал даже в постели с Тиной… сознание потрясенно пыталось принять произошедшее. Очухавшись, Новак лениво помыл голову, морщась от горечи попадающей в рот пены, вяло сбрил пробившуюся на щеках щетину и выполз из ванной, стараясь не задумываться о метаморфозах, стремительно выворачивающих тело и разум наизнанку. Задаваться вопросом «какого черта?» не имелось ни малейшего смысла, потому что ответ находиться упорно отказывался. Вне зависимости от страха, неприятия и нежелания самого Кастиэля, в нем изменялось нечто кардинальное, что-то, чего он сам еще не мог понять. Существовал помимо «какого черта?» и еще один занимательный вопрос, который парень не решался не то, что задавать - формулировать. Пока что Новак лишь осознавал неотвратимость момента, когда волей-неволей придется вытащить пугающее на свет, внимательно рассмотреть, проанализировать и прийти к какому-то выводу. Принять решение, возможно. Кастиэль всем своим существом желал оттянуть время, отодвинуть как можно дальше то, чего он боялся.
Он наскоро влил в себя чашку восхитительного, крепкого до горечи кофе, подхватил за лямку небольшой рюкзак, в котором носил разные мелочи – контейнер с блинами, маленький термос, смену белья, телефон с ключами – барахло, не помещающееся в карманы. Еду ему с собой упорно толкала Бэт, Джеймс не отказывался. Пару раз, когда еще отношения с коллективом не претерпели перемен, угощал выпечкой сослуживцев. Чарли ворчал, что за каждый сытный блинчик ему придется провести два часа на тренажерах, но лопал, не в силах отказаться от домашней стряпни. Кулинария и вязание – увлечения Гриссом. Потеряв зрение, она очень переживала, пока не обвыклась. Сейчас готовит ничуть не хуже, чем раньше, по квартире носится, как зрячая. Бэт сильная. Она пережила гибель близких, подняла на ноги дикого, несчастного подростка, и переживет слепоту. Справится, став еще более стойкой. Кастиэль всем сердцем любил мать. Гордился ею. Несколько лет назад, когда Новак прошел трехмесячную военную подготовку и курс молодого бойца в федеральном агентстве, Гриссом сказала, что он может смело переезжать в собственное жилье. Негоже молодому парню, якобы, проводить свое время со старухой, когда вокруг вьются девушки. Тина, опять же. Джеймс заявил, что никуда переезжать не собирается, потому, что мать ему дороже любой девушки. Они даже повздорили слегка. Бэт, само собой, рада была услышать подобное, но судьба Джимми – главная ее радость. Лишь бы у него все сложилось удачно. Она вовсе не горела желанием приковать к себе, уже начавшей слепнуть, перспективного юношу, как она говорила. В конце концов, парень пообещал, что съедет, когда соберется жениться. Соответственно, заводить семью Новак не горел, поэтому момент переезда отодвигался за невиданные дали. Ни одна женщина не даст ему больше, чем мать. И позволить матери оставаться одной, в темноте и забвении, он не мог. Элизабет вывела его к свету когда-то. Кастиэль собирался сделать для нее то же самое. С каждого полученного жалования он откладывал половину на операцию. Страховку Гриссом себе позволить не могла, а стоимость факоэмульсификации для людей за пятьдесят – просто астрономическая. Плюс обследования, палата, лекарства. Из-за него, отдавая все свои заработки на воспитание Кастиэля, мать не приобрела себе коммерческого страхового полиса. А бесплатная медицина… да бросьте, вряд ли есть что-то страшнее. Поэтому, обманывая ее каждый день, он возвращался вечером в маленькую квартирку в Глендэйл – самом дальнем районе Милуоки – и обнимал пожилую женщину, подарившую ему жизнь.
Сейчас, трясясь в древнем, как мир автобусе, Новак ехал в Гринфилд, опаздывая на службу почти на два часа. Можно было бы, конечно, поминутно пялиться на часы, но толку в бесполезном действии чуть, поэтому парень просто расслабленно созерцал вид за окном. Думал опять. Вспоминал, перебирал эпизоды. Столько времени прошло – два месяца в Чикаго и еще три недели в военном лагере Кеноша, ежедневно в траншеях и окопах. Дурацкие видения должны были выветриться, как дымка, но, казалось, вместо этого лишь глубже пускают корни в сознании. Иногда всплывали ранее забытые отрывки, в основном, реакционные – запахи, звуки, тактильные ощущения. Пальцы, сжатые в кулак на затылке. Полная беспомощность. Ладонь, скользящая по талии к пояснице. Сковывающая паника. Грубое проникновение, опутывающее тело сетью удовольствия. Испепеляющий стыд. Тембр, пропитанный уверенностью и властью. Жгучая ненависть. Приказ, вызывающий топящее наслаждение. Едкие слезы, унижение… восторг! «Странно до абсурда. За двадцать пять лет впервые такое. Ладно бы приснилось и забылось, в итоге под этот бред еще и кончаю. Стыдоба-то какая… Полная бессмыслица! Не понимаю. Не понимаю! Откуда, в чем причина? Что-то же спровоцировало. Только что, если у меня даже ни одного гея в знакомых не числится!» - размышлял Новак, отчаявшийся отогнать настырные мысли. Вместо того, чтобы радоваться, забивал себе голову всякой ерундой. А ведь все долгие, невыносимо долгие недели, что он отсутствовал на переквалификации и подтверждал аттестат, ему очень хотелось вернуться в подразделение. Он еще не знал, как отнесутся к нему сослуживцы, готовился к холодному приему, и, тем не менее, скучал по ним. Они отличные ребята, хоть и поступали несправедливо. Опять же, понять их можно. Парни капитана на руках носить готовы. Капитан же заслуживает, чтобы его носили на руках. Звено АРИСП – лучшее, что могло произойти в жизни Кастиэля. Рано или поздно парни поймут, что он не предатель, и оценят по достоинству. Рано или поздно старшина поймет, что ему можно доверять. Убедится, что теперь уже капрал Новак – не желторотый некомпетентный идиот с манией спасителя… наверное…
Кастиэль поднялся по ступенькам крыльца, толкнул вращающуюся дверь. В холле его ждали металлодетектор и охранник – парень бросил ношу на стол, прошел через рамку. В карманах у него никогда не было ни мелочи, ни ключей – все в сумке, а иначе, зачем она? После того, как рюкзак проверили сканером, а охранник – Билл Уотерман – внимательно изучил новенькое удостоверение, капрала пропустили в раздевалку. Новак шел, про себя молясь всем богам, духам и вселенной, чтобы не нарваться на старшину. Собственно, сегодня он и не обязан был приходить вовремя, но знал, как сильно капитан ненавидит разного рода опоздунов. Гнобит со страшной силой. Вообще, когда на горизонте тихо – нет ни вызовов, ни маневров, каждый звеньевой занимается своим делом. Техника, ОТС-ы, костюмы, баллоны, тестирование систем. Пророк, например, помимо того, что лейтенант, еще и механик. Старший лейтенант Майкл Донован отвечает за системы обеспечения кислородом. Сержант Адам Миллиган – снабженец. Уоррен-офицер Гарт Фитцджеральд, в виду особого распоряжения старшины, тыловик. В оперативной деятельности последние полгода почти не участвует, поэтому отвечает за связь. Капрал Новак раньше отвечал за снаряжение, правда, сейчас эту обязанность наверняка кому-нибудь передали. Ну, конечно, ребята помогают друг другу. Если же нет заданий, и рация экстренных молчит – рубятся в карты, смотрят запретный маленький телек или травят байки. Чарли Лемон мастер на шутки. Кастиэль снова ощутил, насколько сильно хотел увидеть товарищей. Неважно, как они его встретят. Совсем…
Парень скользнул мимо комнаты отдыха – дверь открыта, но даже будь она наглухо законопачена, взрывы хохота все равно разрывали бы почтенную тишину. Одиннадцать часов, скоро ланч. Полковник наверняка где-нибудь на бюрократической встрече, ребята заказывают доставку в ближайшем кафе. Капитан Винчестер редко покидает кабинет в течение смены – за исключением служебных моментов. К отряду он присоединяется в конце рабочего дня, зато на дежурствах всегда рядом с товарищами. Интересуется их жизнью, семьями, проблемами. Он странный. Помнит обо всех днях рождения, подробности личной жизни, переезды-отпуски. Очень внимателен к своим подчиненным. При этом, когда внимание проявляют персонально к нему – запирается. Улыбается вроде, от всего сердца благодарит, но в глазах такая непередаваемая отрешенность. Словно он всегда, постоянно, ежесекундно находится где-то не здесь, даже когда ругается матом. Кастиэлю казалось, что его командир действительно искренне эмоционален только в гневе. Он достаточно проницателен к человеческой личности, интуит, если можно так сказать – чувствует настроение собеседника, понимает мотивы. Эмпатия для Новака – не пустое слово и не белиберда, сопереживать и ставить себя на место другого у него всегда хорошо получалось. С капитаном же он словно в тупик зашел. Не мог понять этого мужчину, как ни старался. Закрытый, как моллюск. Непроницаемый.
Он широко улыбнулся, войдя в раздевалку. Вытащил из внутреннего кармана рюкзака связку ключей, открыл шкафчик и начал переодеваться в униформу. Сзади хлопнула дверь о косяк, в помещение вошли один за другим четверо мужчин и собрались в кружок, о чем-то оживленно споря. Кастиэль покосился на них, но вмешиваться не стал, как и здороваться. В лучшем случае – проигнорируют. Проще не связываться. Он натянул комбинезон, застегнул молнию и принялся складывать гражданку, чтобы не помялась. Джинсы можно повесить за шлевки, а вот рубахи постоянно мялись.
- Эй, Кас, - окликнули его. Парень повернулся, отвлекаясь от своего занятия. Перед ним стоял Адам – Глобус, серьезный блондин двадцати семи лет - переминаясь с ноги на ногу. Явно что-то собирался сказать. Сам по себе, этот факт уже вызывает изумление. Миллиган очень немногословен, скуп на общение - говорит редко и строго по делу. Наконец, мужчина, бросив за спину взгляд на сослуживцев, растянул губы в неловкой усмешке.
- Да? – отозвался Новак, заметив нерешительность сержанта.
- Ты это… - Адам шмыгнул носом, хотя никакого насморка у него не замечалось. – Короче, я вел себя, как кусок дерьма. Прости, и вот, - он протянул ему кисть, - рад с тобой служить.
- Не стоило, - растерянно пролепетал Кастиэль, смущаясь. Посмотрел на остальных, ответив на рукопожатие. – Считай, что я уже забыл.
- Я не забыл, - отрезал Глобус. Потом кивнул на товарищей, жавшихся у шкафчиков. – А эти жопы с ушами пусть сами за себя извиняются.
Миллиган отошел, гордо подняв голову. Он очень рассудительный человек. Рациональный и честный. Не считал зазорным свой поступок, потому что предпочитал действия словам. Он осознавал ошибку, совершенную по отношению к неплохому парню и принял решение задолго до возвращения Новака. Видел по поведению капитана, что тот оказался не прав и сожалеет. Пожалуй, из всех звеньевых именно он лучше всех знал Винчестера, как бы удивительно это не звучало. Возможно, потому что они чем-то похожи друг на друга – старшина и Глобус. Следом за ним к капралу подошли Гарт и Нитро. Рукопожатие, извинения, слегка покаянный, потупленный взор. Кастиэль простил, не задумываясь. Вернее, он и не таил обиды, не был ни злопамятным, ни мстительным. Понимал мотивы коллектива, входил в положение и знал – могло быть стократ хуже. Последним, старательно пряча глаза, к парню нерешительно приблизился Пророк.
- Кас, - глубокий вздох. – Я виноват, - Новак улыбнулся чуть криво, с легким укором посмотрел на друга.
- Ты-то должен был догадаться, - здоровый детина семь на восемь нахмурился и стоял, рассматривая пол. - Ты же первый стал со мной общаться, - не то, чтобы он злился на Лемона, но некоторая степень разочарования присутствовала, никуда от нее не деться. И все равно, глубокое уважение к товарищу, первому протянувшему новичку руку дружбы, не позволяло капралу сердиться или ненавидеть. - Я не знал, что между капитаном и инспектором есть какие-то разногласия, да и до сих пор подробности мне неизвестны. Знал бы – ни за что не стал даже разговаривать с Уокером. Но сейчас прошу – давай не будем больше поднимать эту тему.
- Не стану оправдываться, - Чак, наконец, отвлекся от рисунка на плитке пола, прямо глядя на друга. - Поступил я, как последняя скотина. Не разобрался, не дал шанса объясниться. Причины не важны. Если… если ты еще не отказался от идеи считать меня другом…
- Нет, - решительно перебил его парень. – Не отказался.
Рукопожатие. Крепкое и настоящее. Следом за ним – рывок и объятия, душащий захват огромных ручищ. Просящий и прощающий. Когда Пророк выпустил Кастиэля, подошел Гарт. Протянул ему то самое фото – кусочек скотча, на который Новак приклеивал его к дверце, высох за почти три месяца, изображение выпало из шкафчика через щель. Душечка невнятно пробормотал слова извинений и хлопнул сослуживца по плечу, чуть не отсушив конечность. Нитро от всего звена поблагодарил капрала за спасение командира – никто ему так и не сказал, насколько сильно они переживали, и как радовались, что Новак не испугался нарушить регламенты. Капрал заливался краской, обескураженный таким вниманием к собственной персоне. Он не привык, когда его благодарят, хвалят или просят прощения. Подобные проявления вызывали у застенчивого парня чувство неловкости и незаслуженности, будто он украл и пойман на месте преступления.
- Мужики, я тоже хочу целоваться с кэпом, - вдруг заявил Адам минут через пятнадцать, когда отряд расселся по лавкам, рассказывая вновь прибывшему сослуживцу новости. – Может, меня уже повысят, наконец, - он окинул собравшуюся вокруг Новака, резко притихшую компанию хитрющим взглядом. Кастиэль посмотрел на них исподлобья, потом прыснул, не сдержавшись. Следом за этим смешком громогласно расхохоталась вся команда. Шутка прозвучала забавно и добродушно, без стремления поддеть. Ничего не попишешь, это мужская логика – к тому, что беспокоит, нужно подойти с точки зрения юмора, тогда оно потеряет гнетущий или пугающий смысл. Все они знали, что Новака запросто могли выкинуть из агентства за нарушение инструкций, все помнили, как вместо благодарности третировали его несколько недель. Осознавали, что он мог и имел право поступить, как того требуют предписания и сам старшина, и сейчас бы один из них - лучший и достойнейший из них - уже кормил червей. Мужчины, ежедневно рискующие своей жизнью, решают эмоциональные проблемы несколько иначе, ведь времени копить обиды или стыдиться нет. Сегодня упустишь возможность провести время с другом – вполне вероятно, завтра его похоронишь, всю оставшуюся жизнь сожалея, что не отпустил.
- Придурки, - еле выдавил из себя парень, захлебываясь смехом. – С чего вы взяли этот бред сивой кобылы?
- Да ладно, Кас, все знают - тебя оправдали потому, что ты здорово целуешься, - поддел его Нитро. – Виктор Хэндриксон нам все рассказал, - офицер откинулся назад, на дверцу шкафчика, продолжая ржать.
- Ага, - влез Гарт. – Мы уже скинулись с парнями!
- Чего? – не понял капрал. Коллеги заговорчески переглянулись, снова дружно загоготали, прекрасно зная направленность своих дурацких шуток.
- Ну, как же, - выдал Чак. – Ты теперь, как честный человек, - он прервался, давя прорывающийся хохот, - просто обязан жениться на Спарке!
- Да идите вы, - широко улыбаясь, отмахнулся Новак и тут же получил ощутимый тычок кулаком в плечо. Парень поморщился, стараясь не выдать неприятных ощущений – такие дружеские жесты вполне приемлемы. Это примерно как мать погладит ребенка по голове, только более брутально.
- Давай, расскажи нам, - деланно заканючил Душечка, всплеснул руками прямо как кумушки-сплетницы из коттеджных поселков, которые все про всех всегда знают. – Нам таааак интересно! Мы же твои верные подружки, не жмись! – остальные одобрительно загудели, поддерживая, поднялся гомон, гвалт, взрослые пожарные, солидные и ответственные, вроде бы, люди, наперебой соревновались друг с другом в идиотизме.
- Ну, - теребили они Кастиэля, - как Спарк? Правду говорят, мастер, или врут все?
- Конечно, рассказывай, - глубокомысленно пробасил Миллиган. – А то меня уже полтора года в сержантах держат, - он хотел выдержать полную серьезность и обстоятельность, но фыркнул. – Надо же знать, понравится мне или нет. А то вдруг не повысят, так хоть не зря целоваться полезу. Помоги товарищу, - еще одна яркая вспышка гомерического хохота. Наверняка через открытое окно слышно даже на улице – всех ворон распугали.
- Придурки, - покачал головой капрал. Если бы он только мог передать всю степень своего смущения, хотя, наверное сослуживцы видели и сами – он покраснел до состояния свеклы. Тем более, замечая состояние Новака, они приставали еще больше, заставляя его еще больше смущаться. Понимая, что мужики не отстанут, пока не получат свою долю приколов, Кастиэль принял игру. – Это было незабываемо! – сложил он ладошки домиком, явно копируя жест одной из гламурных див телевидения. – Просто восторг, - закатить глазки, говорить с придыханием, - никак не могу расстаться с мечтами. Думаю, - пропищал он, подражая голосу какой-то девушки, - может мне тоже под плиту попасть? Вдруг капитан меня еще раз поцелует? – и захлопал ресничками. Ржач. Нитро, не переставая хихикать, стер с правого глаза выступившую слезу. Такого мастерского выступления он еще не видел, особенно принимая во внимание пылающие кончики ушей капрала.
День спокойный, текущие задания выполнены, поэтому отряд продолжал сидеть в раздевалке, пересыпая разговоры шутками и анекдотами. Через пару часов, когда время ланча закончилось – блины мамы Бэт, как всегда, съелись вперед привезенных салатов и гамбургеров – Кастиэль поднялся со скамейки, объясняя коллегам, что ему необходимо показаться командиру звена, но парни его остановили. Оказалось, что капитана еще утром вызвали в центральный штаб – резкий и прямолинейный старшина снова повздорил с кем-то, с кем стоило бы ходить по струнке. Винчестер часто нарывался на подобные проблемы из-за своей несдержанности, вспыльчивости и тяги обязательно поставить на место очередную штабную крысу. Если бы не его острый язык, молодой офицер уже носил майорские дубовые листья на погонах. И как раз из-за его острого языка капитана уже давно должны были уволить из состава внутренних сил – поводов имелась масса. Но он герой. У Винчестера есть федеральная награда – Серебряная Звезда, врученная лично вице-президентом Диком Чейни - правительственный орден за проявленное мужество и самоотверженность, обладатель которого приобретал поистине неподкапываемое положение в агентстве – попробуй-ка, уволь в запас долбаного героя нации!
Награду тогда еще лейтенант получил за Катрину. 2005 год, Луизиана. Шестой по силе ураган за всю историю наблюдений за метеорологическими явлениями, 80 процентов Нового Орлеана скрылось под водой. Почти полторы тысячи жертв. Мобилизация всех внутренних силовых структур, в том числе и пожарных – агентство-то одно. А тогда ситуация сложилась более, чем чрезвычайная. 2005, вне зависимости от астрологических прогнозов, стал для Винчестера знаковым. Он приобрел орден, врага и репутацию самого прожженного и сурового сукиного сына. Потерял отца, и с этой потерей в его жизнь вошла решимость суицидника. В Новом Орлеане он вывел из пожаров и затопленных зон пятерых пожарных, которых уже трое суток как объявили пропавшими без вести. Ради их спасения пожертвовал десятком гражданских, заблокированных без возможности выбраться в убежище. Поступил правильно, с какой стороны не посмотри – те пятеро попали в западню, пытаясь помочь людям, у которых уже не оставалось шансов. Собственноручно вытащил двадцать семь человек через узкую решетку – порой ломая или выворачивая особо широкие кости… сохраняя жизни ценой невыносимой боли. Никто из пострадавших и свидетелей не заявил на молодого офицера. Смерть в огне хуже переломов. Справедливая, пусть и высокая цена за жизнь.
Там же мужчина оставил друга. Фрэнки. Фрэнк Деверо, самый чокнутый придурок из всех придурков. Винчестер удивлялся слепоте приемной комиссии, одобрившей кандидатуру Деверо на поступление в КМБ. Да по нему психушка плакала, а его в пожарные взяли. Учились вместе, в траншеях лазили вместе, дым глотали вместе. Вместе ненавидели ублюдка Уокера. Сдохнуть тоже должны были вместе. Только Фрэнки не знал слова «нет». Плевал на правила, регламенты и предписания, наслаждался адреналином и красотой пламени, пироман хренов. Говорил, тому, у кого отец спасал коллег 11 сентября в Нью-Йорке, не пристало следовать букве инструкций, подкалывал друга, пока Джон не погиб. А потом просто вошел в горящее здание и не вышел. Вот и вся история. Балтимор, штат Мэриленд, 2007. Десять отцепившихся от основного состава товарных вагонов с опаснейшими ядохимикатами, взрыв, техногенная катастрофа, три рухнувших жилых здания. Костюмы с химзащитой, которые Винчестер на дух не переносил – тяжеленные, неуклюжие, сковывающие движения. Над каждым шагом специалистов заранее подвешен дамоклов меч. Повышение до капитана, постоянная приписка к Милуоки, назначение на должность старшины АРИСП. Конечно, возможность разъезжать по стране из штата в штат привлекала капитана, но очень уж соблазнительным оказалось предложение. Сингер прямо сказал, что в день ухода в отставку порекомендует на пост начальника подразделения Дина, правда, сам Дин только расхохотался в ответ и сообщил удивленному другу, что такой расклад из области фантастики. Никому не нужен на месте бюрократа человек, отрицающий сам факт возможности подчиняться штабному. Единственный командир, указывающий Винчестеру, что он должен делать – тыловой на операции. Всех остальных мужчина смело слал на хуй. Прямо туда и слал, не оглядываясь на количество звезд, увенчивающих погоны. С гордостью носил парадные эполеты, но никогда не вынимал орден из футляра – только плашку. Говорил - рубин, обрамленный серебром, слишком похож на кровь.
Дин аккуратно прикрыл дверцу Шеви, стряхнул с плеча несуществующую пылинку и взбежал по ступенькам. Легким толчком повернул дверь, бросил на поднос охраннику ключи и прошел через рамку металлодетектора. Необходимая мера – столь грозный вооруженный охранник и сканер. Силовые и вспомогательные структуры очень часто попадают под удар разного рода экстремистов, а после одиннадцатого сентября большой брат на террористах в буквальном смысле слова, помешался. Везде, во всех управлениях, где сидит маломальская шишка, понатыкали техники – взрывные устройства разыскивают. Язву сибирскую. Идиоты. Лучше бы расчеты модернизировали. Офицер кивнул Биллу Уотерману, поймал в кулак брошенную охранником связку ключей и направился к комнатушке, которую по какому-то недоразумению называли кабинетом. Широкоплечему мужчине с трудом удавалось там повернуться, особенно если требовалось достать документы из шкафа или сейфа, например. Там он снял китель, вмазавшись локтем в вешалку, и накинул форменную куртку. Сегодня рабочий день, не дежурство, поэтому брюки переодевать бессмысленно. В конце концов, всего через час домой. Дин ненадолго задумался – ехать к себе или к Нику. На улице жарища, август месяц, как-никак. Хэттуэй наверняка где-нибудь в парке просидит до сумерек – карандаши, альбомы. Тесты хорошо сдал, подтвердил стипендию на следующий учебный год. Дома офицер четвертые сутки не показывался, хорошо на втором этаже живет миссис Розмари, убирается, иначе там пылью бы все заросло по крышу. «Твой постоянный партнер сойдет с ума от одиночества» - всплыл в памяти голос Ника. Почти три месяца прошло, а эти слова звучат, как колокольный звон. На дне души снова поднялась муть – как осадок на дне нефильтрованного пива. Пить не мешает, но настроение портит. Винчестер длинно выдохнул и решил зайти к парням. Сегодня спокойный день, а значит они либо в комнате отдыха, либо в раздевалке. Новак еще выйти должен. Мысль о сержанте не добавила радости – момент осознания причин срыва тоже не собирался стираться из памяти. Определенно, этот пацан занимает слишком много места. Везде.
- А потом, - Дин сделал шаг в раздевалку и первым делом услышал голос Пророка, - этот хлыщ подскакивает к Спарку и ну на него орать: «Я подам на вас жалобу полковнику Сингеру!»
- Ага, - дружный смех. – Нашел, на кого прыгать, - Гарт.
- Точно, - фырканье. – И кэп такой – «да подавай». Развернулся и к ОТС. Хлыщ за ним – хвать его за плечо, - взрыв хохота.
- Он ударил майора? – тенор сквозит удивлением и нотками недоверия. Новак. Пришел-таки, хотя не должен был. Винчестер вдруг улыбнулся – неожиданно для самого себя.
- Нет, - густой бас приобретает коварные нотки. – Он ладонь стряхнул, будто там муха сидела, а потом повернулся и сам ему руку на плечико положил.
- В боевой перчатке?!
- Ага, - снова смех.
- Бедный майор, - протянул парень, словно жалея неизвестного ему коллегу, рискнувшего связаться с разгневанным Винчестером на свою беду, но на самом деле в голосе слышалась улыбка. Капитан решил, что подслушивать, как про тебя же травят байки, жутко перевирая при этом историю, да еще и преувеличивая немало – некрасиво.
- Здорово, мужики, - капрал повернул голову на звук баритона. Тембр звучал совершенно иначе, не так, как он привык слышать. Отсутствовала ярость и раздражение. Усталый, слегка поблекший тембр, сорванный то ли громкими ругательствами, то ли смехом. Капитан подошел к группе, окинул взглядом подчиненных. Поочередно ответил всем на рукопожатие и повернулся к стоящему, опираясь на дверцу шкафчика спиной, Новаку. Протянул кисть в приветственном жесте. – Ну что, Новак, подтвердил квалификацию? – изогнул он бровь.
- Так точно, сэр, - очень тихо ответил капрал.
Он смотрел на своего командира, слушал голос и ловил малейшие проявления мимики. По коже пробежались мурашки, вокруг его изящной руки сомкнулась загрубевшая, покрытая мозолями и белыми рубцами ладонь. Сухая и широкая, очень сильная. Ноги неожиданно стали ватными, а дыхание срывалось, Кастиэлю показалось, что от лица единомоментно отхлынула вся кровь. Он неотрывно рассматривал глаза Винчестера, цвета зеленого ореха. Теплый оттенок, в глубине которого плещется арктический холод и безмолвное, безучастное равнодушие. Захватывало дух – словно резкий спуск в вагончике на американских горках, что-то в груди сжало ледяным кулаком, перед глазами поплыла комната, а в памяти со скоростью света, но отчетливо до малейших деталей, один за другим мелькали табуированные, запечатанные вето эпизоды, наполненные грязным, непристойно-циничным содержанием. Шквал эмоций – безжалостный девятый вал, сметающий все на своем пути. Кастиэлю показалось, он больше не слышит стука своего сердца, микросекунду спустя понимая, что частый, суетливо-заполошный приливный шум в ушах и есть его пульс – не сосчитать. Что-то в сознании настойчиво шептало немедленно отвернуться, опустить взгляд в пол, но шепот еле уловим на фоне сбитой мольбы, гортанных стонов и криков, эхом отдающихся от уголков души. Стальной захват, заставивший парня покривиться от боли в холле здания суда, сейчас лишь подчеркивал, провоцировал тактильную память. Несильный замах, тыльная сторона, струйка со вкусом ржавчины с уголка рта. По телу пошла волна дрожи, пальцы судорожно свело, сжимая. Цепляя их за ощущение прикосновения, как утопающий цепляется за соломинку. Он действительно тонул, захлебывался нахлынувшими воспоминаниями, эмоциями, чувствами. Обнажен перед самим собой, абсолютно беззащитен, покорен и податлив. Слова. Те самые слова. Оттуда, из-за черты забвения, из мира пугающих, манящих томных грез. Запретных и неправильных, неестественных. Защипало глаза, его повело куда-то в сторону, он понимал, что падает, но не имел сил предотвратить движение. Видел лишь изгиб губ, что-то неслышно говоривших. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох-вдох-выдох. Вдох…
- Эй-эй-эй, малой, - Дин подхватил резко побелевшего капрала под локоть, замечая, что тот сейчас сползет на пол по железной, покрашенной в светло-бежевый цвет дверце. Новак только отчаянно пытался удержаться в сознании, раздавленный снизошедшим откровением, уже выныривая из шока, цеплялся за возможность сохранить хотя бы достоинство. – Отведите его в медчасть! – рявкнул Дин.
- Не нужно, - промямлил Кастиэль. – Со мной… - он заставил себя продолжить, - все нормально, - он прочертил глазами визуальную линию от плеча капитана до его запястья, осознал, что мужчина все еще держит его за руку.
- Отставить, - безапелляционно скомандовал Винчестер. – Пророк – пошел, - мужчина махнул свободной рукой, к растерянному капралу тут же подскочил Чак, потом посмотрел на капитана, явно намекая на что-то. Дин, не сразу поняв, в чем конкретно дело, разжал кисть. Спустя минуту, в раздевалке остались только Душечка, Нитро и Глобус. – Вы в курсе, что с ним? – обвел старшина подчиненных подозрительным взглядом. Получил отрицательные кивки в ответ, убедившись, что парни тут ни при чем.
Собственно, он и не сомневался в ребятах – шутки шутками, но играться со здоровьем звеньевые не станут, в служебное время, во всяком случае. Его занимал взгляд капрала - очень странный. Глаза Новака вообще привлекали Дина, завораживали насыщенным цветом. Глядя в них, создавалось впечатление тайны. Загадочности. Свежести. И парень смотрел, словно в самую суть Винчестера, считывал желания по мимике. Капитан, приняв свою ошибку в отношении подчиненного, нашел в себе уважение к Новаку. И даже восхищался им – немножко совсем. Он так молод. Смел, мечтателен. У капрала все еще впереди, он спасет множество жизней, не пожалеет собственной ради другого. Когда-нибудь зайдет в пылающий дом и не вернется. Как многие до него. Многие… Нет уж, вот это без Винчестера. Пусть переводится, ждет, пока капитан не переведется или вообще увольняется. В звене АРИПС уже четыре года не менялся состав. И еще столько же не изменится. Подыхать – в другом месте.
Кастиэль с трудом попал кромкой ключа в замочную скважину и ввалился в квартиру, качаясь из стороны в сторону. После посещения медпункта – медсестра измерила давление, пожала плечами и предположила, что дело может быть в резком падении уровня сахара в крови – капитан отправил Новака домой, предварительно приколовшись, что перед выходом на службу необходимо выспаться, а не жарить какую-нибудь цыпочку. Сослуживцы хохотнули, конечно, но развивать линию прикола не стали - отряд видел, как ему внезапно и стремительно поплохело, так что решение старшины поддержали все без исключения. Кастиэль не протестовал. Он ответственно и всерьез относится к работе, но в данную минуту парень легко согласился уйти куда угодно, по какой угодно причине, лишь бы не оставаться со старшиной в одном здании. Новака накрывало с головой, отнимало волю и способность объективно смотреть на происходящее. Он едва дышал, увидев Винчестера. Все забытые отрывки порно-снов немедленно и неотвратимо всплывали в сознании; как моментально вспомнилось, что гей среди его знакомых – черт возьми, слишком близко знакомых! – все-таки имеется. Как он умудрился забыть?! Новак не знал, что думать. И вопрос, который еще утром пугал парня до такой степени, что тот не был способен спокойно определиться с формулировкой, теперь навязчиво долбился о стенки черепа, проламывая их едва ли не насквозь. Выдержки справиться в одиночку не хватало. Поэтому капрал поступил так, как во все времена поступают мужчины, сталкивающиеся с трудностями – напился. До зеленых соплей, до прыгающих тропинок. Никакой. В стельку, еще говорят. Сейчас он стоял, опираясь спиной на стену коридора, и кое-как скидывал с себя одежду – всю подряд. Кроссовки, джинсовку, дернул хлястик рубашки, но опомнился и пополз к себе в комнату. Как он и желал, часть мозга, отравленная алкоголем, отключилась, даруя иллюзию покоя измученному неизвестностью и страхом обладателю.
- Джимми? – окликнул его голос матери. По полу дробно застучала набойка трости, женщина подошла к едва держащемуся на ногах сыну. Подняла руку, чтобы привычно прикоснуться к его лицу. Парень покорно дождался, пока она отнимет ладонь, стараясь не хмуриться, чтобы не выдать своего состояния. Получилось из рук вон плохо, видимо, потому что, несмотря на позднее время, Гриссом и не подумала вернуться к себе.
- Мааатушка! – протянул Кастиэль, осознав, что соскочить не удастся. – Мама. Да, это Джимми, - почти не запинаясь, произнес он. Попытался отлепиться от панели, но не смог – сил не хватило. Чистый бурбон не очень хорошо влияет на молодой, неискушенный в питие организм.
- Сынок, - вкрадчиво начала Бэт, недоверчиво улыбнувшись, - ты что, пьян?!
- Что? – возмутился Кастиэль. – Нет! – потом окинул скептическое выражение лица женщины. – Да. Очень, - широко распахнув глаза, будто это могло помочь ему отчетливее видеть, ответил парень.
- Что-то случилось? – Элизабет присела на пуфик, который Новак специально поставил в коридоре, чтобы мать могла переобуваться без риска упасть, вслушивалась в его голос, находя там малейшую ложь - особенно ту, что во благо. Женщине не о чем беспокоиться – ее ребенок до сегодняшнего дня всего дважды появлялся дома нетрезвым, скорее, состояние Джеймса вызывало в ней веселье. – У тебя неприятности? – поинтересовалась она на всякий случай. Уверена была, что дело не в проблемах служебного характера – такие Джимми предпочитает решать как можно более подготовленным и во всеоружии.
- Не-а, - промычал он, подумал. - Хотя, - хмельно рассмеялся сын, - тут, смотря с какой стороны посмотреть. Может быть, и да, - пожал плечами парень, качаясь.
- Присядь, - посоветовала она сочувственно. Кастиэль посмотрел на нее с искренней благодарностью и стек по стеночке на пол. Запрокинул голову, пытаясь прогнать головокружение. – Расскажи мне толком.
- Да чего тут рассказывать, - махнул рукой Новак, но вышло ненатурально. Бэт чувствовала – сына что-то беспокоит, и он то ли не решается с ней поделиться, то ли стесняется. А может, даже не хочет. Мудрая женщина знала пару причин, способных довести до такой кондиции молодого симпатичного мужчину. – Понимаешь, мам, - голос Кастиэля совсем потух, приобрел нотки страха и растерянности. – Я, кажется, гей.
Muse – Hysteria
Белый пар. Теплый, густой. Окутывает тело со всех сторон, оставляет на коже микроскопические капельки воды. Мягко прикасается, словно обнимает. Захватывает в плен – нет возможности сопротивляться, нет сил и желания противостоять. Он наполнен властью. Тяжелый, но ласковый. Хищный, но милосердный. Нежный до боли в сердце, равнодушный, как селевой поток, жестокий, как пролитая зря кровь. Подгибаются ноги, слабея. Увлекают за собой на холодный мокрый кафель расслабленное тело. Закрывая глаза, растворяться в аромате мускуса. Прогибаться, исторгая из груди страх, боль и восторг. Тонуть в истомной неге, тянуться навстречу едва ощутимым прикосновениям невесомого марева, закусывая губы. Слышать тихий, снисходительный смех, сопровождающийся еще более откровенными прикосновениями, вызывающими где-то в глубине сознания восхищение, крепко замешанное со сладким, заставляющим прятать глаза и отчаянно краснеть стыдом. Раскрыться, пропуская в себя чувство единения, заполняющее все существо, стонать, трепеща от терпкого осознания порочности собственного голоса. Отдаваться, принимая в дар непристойное наслаждение, цинично-едкое. Манящее. Отнимающее волю, рассудок и здравый смысл. Опустошающее. Покоряющее отныне и до конца существования…
- Джимми! – парень нехотя приоткрыл один глаз, обвел мутным со сна взглядом комнату, наткнулся на нависающее над ним лицо матери. Недовольно промычал что-то маловразумительное и перевернулся на другой бок. – Сынок, - частый громкий стук трости по спинке кровати, - половина восьмого. Поднимайся!
- Вот черт! – Кастиэль подскочил с кровати, как ужаленный. Потряс головой, окончательно выныривая из дремы, потом покосился вниз, на пояс пижамных штанов. – Вот черт! – повторил он, впервые какой-то частью сознания порадовавшись, что катаракта отняла у Бэт зрение – ткань ширинки топорщилась нехилым таким стояком. Скрыть его не представлялось никакой возможности и, несмотря на то, что Гриссом не могла заметить недвусмысленного состояния сына, Новак залился густым румянцем.
- Не ругайся, - пожурила его мать. – Давай, собирайся, я приготовила завтрак.
- Мам, я не успею позавтракать, - парень выдвинул ящик, схватил полотенце и направился в сторону ванной. – Пока душ приму, уже выходить надо будет.
- Возьмешь с собой, - сын только рукой махнул. Элизабет пребывала в уверенности, что Кастиэль никогда не питается нормально и худеет не по дням, а по часам. И, если уж она вбила себе что-то в голову, оставалась непреклонна в своем решении.
Новак стоял под хлесткими струями воды, рассматривая дно ванны. Внутренний диалог рвал мозг на части, одна реплика абсурднее другой. Собственно, предмет столь оживленного спора находился чуть ниже пупка – налитая кровью плоть, в паху, пульсирующем напряжением, словно сворачивается тянущий клубок. Проблему необходимо решать, не идти же в таком состоянии на службу, способ парню прекрасно известен, а сомневался он только по одному поводу – причины возникновения эрекции. Снова что-то снилось, сюжет Кастиэль запомнил более отчетливо, но личность таинственного партнера так и оставалась загадкой. Знал, интуитивно чувствовал, что это тот же самый мужчина, но в видении присутствовал только сам Кастиэль и пар. Много пара, казалось, осязаемого на коже. Гомофантазии, приходящие почему-то строго в моменты отдыха. Ну, если не считать той ночи в Чикаго. Мэгги, кажется. Да, Маргарет - тогда он мочалил девчонку минут сорок, пока дурацкие, непристойно-пошлые эпизоды не всплыли откуда-то из глубин памяти. Оргазм он испытал фееричный, только чувство вины на следующий день замучило. И сейчас он снова возбужден – это не обычный утренний стояк – и снова из-за проклятых снов.
Новак еще пару минут попялился на кафельные стены, а потом скользнул ладонью по кубикам пресса, обхватывая член. Левой рукой облокотился о стену, зажмуриваясь от наплыва приятных ощущений. Перед глазами мелькали отрывки увиденного сна – содержание, наполненное самой отборной порнографией, никакого видео не нужно. Фрагменты текли сквозь сознание, он не мог, да и не желал бороться со своей навязчивой идеей. Прикусывал губы, сдерживая стон – квартира небольшая, а слух у матери действительно великолепный. Удовольствие поднималось волнами, расплывалось по телу от паха. Кастиэль, вряд ли понимая, что именно делает, ткнулся лбом в предплечье, упертое в стену, и вжал ноготь большого пальца в отверстие уретры, едва успевая проглотить громкий всхлип. Жестокая ласка, восхитительная, столь неизвестная ранее. Столь оглушающая сейчас. Кожа мелко подрагивала, выпрашивая прикосновений, обнажая полноту одиночества. Пальцы левой руки пропустить меж прядей коротких волос. Сжать кулак и снова погрузить кромку зубов в истерзанные губы, слизывая проступившие ярко-красные капельки. Толкнуться бедрами в плотный кулак, замирая от нахлынувших эмоций. Чувствовать, как каждая клеточка тела блаженно трепещет, и подгибаются внезапно ослабевшие ноги. Заставлять себя заткнуться, насильно гася вспыхнувший, обжигающий грудь крик.
Парень стоял, прижимаясь к стене животом, минут пять, наплевав на руку, затекающую от неудобного расположения, и ладонь, густо покрытую спермой. Будто забыл, что безнадежно проспал сегодня. В данный момент он ощущал невероятное опустошение, словно из него выпили душу, бросив одинокую оболочку доживать отпущенный век. Настолько яркого, выматывающего удовольствия он не получал даже в постели с Тиной… сознание потрясенно пыталось принять произошедшее. Очухавшись, Новак лениво помыл голову, морщась от горечи попадающей в рот пены, вяло сбрил пробившуюся на щеках щетину и выполз из ванной, стараясь не задумываться о метаморфозах, стремительно выворачивающих тело и разум наизнанку. Задаваться вопросом «какого черта?» не имелось ни малейшего смысла, потому что ответ находиться упорно отказывался. Вне зависимости от страха, неприятия и нежелания самого Кастиэля, в нем изменялось нечто кардинальное, что-то, чего он сам еще не мог понять. Существовал помимо «какого черта?» и еще один занимательный вопрос, который парень не решался не то, что задавать - формулировать. Пока что Новак лишь осознавал неотвратимость момента, когда волей-неволей придется вытащить пугающее на свет, внимательно рассмотреть, проанализировать и прийти к какому-то выводу. Принять решение, возможно. Кастиэль всем своим существом желал оттянуть время, отодвинуть как можно дальше то, чего он боялся.
Он наскоро влил в себя чашку восхитительного, крепкого до горечи кофе, подхватил за лямку небольшой рюкзак, в котором носил разные мелочи – контейнер с блинами, маленький термос, смену белья, телефон с ключами – барахло, не помещающееся в карманы. Еду ему с собой упорно толкала Бэт, Джеймс не отказывался. Пару раз, когда еще отношения с коллективом не претерпели перемен, угощал выпечкой сослуживцев. Чарли ворчал, что за каждый сытный блинчик ему придется провести два часа на тренажерах, но лопал, не в силах отказаться от домашней стряпни. Кулинария и вязание – увлечения Гриссом. Потеряв зрение, она очень переживала, пока не обвыклась. Сейчас готовит ничуть не хуже, чем раньше, по квартире носится, как зрячая. Бэт сильная. Она пережила гибель близких, подняла на ноги дикого, несчастного подростка, и переживет слепоту. Справится, став еще более стойкой. Кастиэль всем сердцем любил мать. Гордился ею. Несколько лет назад, когда Новак прошел трехмесячную военную подготовку и курс молодого бойца в федеральном агентстве, Гриссом сказала, что он может смело переезжать в собственное жилье. Негоже молодому парню, якобы, проводить свое время со старухой, когда вокруг вьются девушки. Тина, опять же. Джеймс заявил, что никуда переезжать не собирается, потому, что мать ему дороже любой девушки. Они даже повздорили слегка. Бэт, само собой, рада была услышать подобное, но судьба Джимми – главная ее радость. Лишь бы у него все сложилось удачно. Она вовсе не горела желанием приковать к себе, уже начавшей слепнуть, перспективного юношу, как она говорила. В конце концов, парень пообещал, что съедет, когда соберется жениться. Соответственно, заводить семью Новак не горел, поэтому момент переезда отодвигался за невиданные дали. Ни одна женщина не даст ему больше, чем мать. И позволить матери оставаться одной, в темноте и забвении, он не мог. Элизабет вывела его к свету когда-то. Кастиэль собирался сделать для нее то же самое. С каждого полученного жалования он откладывал половину на операцию. Страховку Гриссом себе позволить не могла, а стоимость факоэмульсификации для людей за пятьдесят – просто астрономическая. Плюс обследования, палата, лекарства. Из-за него, отдавая все свои заработки на воспитание Кастиэля, мать не приобрела себе коммерческого страхового полиса. А бесплатная медицина… да бросьте, вряд ли есть что-то страшнее. Поэтому, обманывая ее каждый день, он возвращался вечером в маленькую квартирку в Глендэйл – самом дальнем районе Милуоки – и обнимал пожилую женщину, подарившую ему жизнь.
Сейчас, трясясь в древнем, как мир автобусе, Новак ехал в Гринфилд, опаздывая на службу почти на два часа. Можно было бы, конечно, поминутно пялиться на часы, но толку в бесполезном действии чуть, поэтому парень просто расслабленно созерцал вид за окном. Думал опять. Вспоминал, перебирал эпизоды. Столько времени прошло – два месяца в Чикаго и еще три недели в военном лагере Кеноша, ежедневно в траншеях и окопах. Дурацкие видения должны были выветриться, как дымка, но, казалось, вместо этого лишь глубже пускают корни в сознании. Иногда всплывали ранее забытые отрывки, в основном, реакционные – запахи, звуки, тактильные ощущения. Пальцы, сжатые в кулак на затылке. Полная беспомощность. Ладонь, скользящая по талии к пояснице. Сковывающая паника. Грубое проникновение, опутывающее тело сетью удовольствия. Испепеляющий стыд. Тембр, пропитанный уверенностью и властью. Жгучая ненависть. Приказ, вызывающий топящее наслаждение. Едкие слезы, унижение… восторг! «Странно до абсурда. За двадцать пять лет впервые такое. Ладно бы приснилось и забылось, в итоге под этот бред еще и кончаю. Стыдоба-то какая… Полная бессмыслица! Не понимаю. Не понимаю! Откуда, в чем причина? Что-то же спровоцировало. Только что, если у меня даже ни одного гея в знакомых не числится!» - размышлял Новак, отчаявшийся отогнать настырные мысли. Вместо того, чтобы радоваться, забивал себе голову всякой ерундой. А ведь все долгие, невыносимо долгие недели, что он отсутствовал на переквалификации и подтверждал аттестат, ему очень хотелось вернуться в подразделение. Он еще не знал, как отнесутся к нему сослуживцы, готовился к холодному приему, и, тем не менее, скучал по ним. Они отличные ребята, хоть и поступали несправедливо. Опять же, понять их можно. Парни капитана на руках носить готовы. Капитан же заслуживает, чтобы его носили на руках. Звено АРИСП – лучшее, что могло произойти в жизни Кастиэля. Рано или поздно парни поймут, что он не предатель, и оценят по достоинству. Рано или поздно старшина поймет, что ему можно доверять. Убедится, что теперь уже капрал Новак – не желторотый некомпетентный идиот с манией спасителя… наверное…
Кастиэль поднялся по ступенькам крыльца, толкнул вращающуюся дверь. В холле его ждали металлодетектор и охранник – парень бросил ношу на стол, прошел через рамку. В карманах у него никогда не было ни мелочи, ни ключей – все в сумке, а иначе, зачем она? После того, как рюкзак проверили сканером, а охранник – Билл Уотерман – внимательно изучил новенькое удостоверение, капрала пропустили в раздевалку. Новак шел, про себя молясь всем богам, духам и вселенной, чтобы не нарваться на старшину. Собственно, сегодня он и не обязан был приходить вовремя, но знал, как сильно капитан ненавидит разного рода опоздунов. Гнобит со страшной силой. Вообще, когда на горизонте тихо – нет ни вызовов, ни маневров, каждый звеньевой занимается своим делом. Техника, ОТС-ы, костюмы, баллоны, тестирование систем. Пророк, например, помимо того, что лейтенант, еще и механик. Старший лейтенант Майкл Донован отвечает за системы обеспечения кислородом. Сержант Адам Миллиган – снабженец. Уоррен-офицер Гарт Фитцджеральд, в виду особого распоряжения старшины, тыловик. В оперативной деятельности последние полгода почти не участвует, поэтому отвечает за связь. Капрал Новак раньше отвечал за снаряжение, правда, сейчас эту обязанность наверняка кому-нибудь передали. Ну, конечно, ребята помогают друг другу. Если же нет заданий, и рация экстренных молчит – рубятся в карты, смотрят запретный маленький телек или травят байки. Чарли Лемон мастер на шутки. Кастиэль снова ощутил, насколько сильно хотел увидеть товарищей. Неважно, как они его встретят. Совсем…
Парень скользнул мимо комнаты отдыха – дверь открыта, но даже будь она наглухо законопачена, взрывы хохота все равно разрывали бы почтенную тишину. Одиннадцать часов, скоро ланч. Полковник наверняка где-нибудь на бюрократической встрече, ребята заказывают доставку в ближайшем кафе. Капитан Винчестер редко покидает кабинет в течение смены – за исключением служебных моментов. К отряду он присоединяется в конце рабочего дня, зато на дежурствах всегда рядом с товарищами. Интересуется их жизнью, семьями, проблемами. Он странный. Помнит обо всех днях рождения, подробности личной жизни, переезды-отпуски. Очень внимателен к своим подчиненным. При этом, когда внимание проявляют персонально к нему – запирается. Улыбается вроде, от всего сердца благодарит, но в глазах такая непередаваемая отрешенность. Словно он всегда, постоянно, ежесекундно находится где-то не здесь, даже когда ругается матом. Кастиэлю казалось, что его командир действительно искренне эмоционален только в гневе. Он достаточно проницателен к человеческой личности, интуит, если можно так сказать – чувствует настроение собеседника, понимает мотивы. Эмпатия для Новака – не пустое слово и не белиберда, сопереживать и ставить себя на место другого у него всегда хорошо получалось. С капитаном же он словно в тупик зашел. Не мог понять этого мужчину, как ни старался. Закрытый, как моллюск. Непроницаемый.
Он широко улыбнулся, войдя в раздевалку. Вытащил из внутреннего кармана рюкзака связку ключей, открыл шкафчик и начал переодеваться в униформу. Сзади хлопнула дверь о косяк, в помещение вошли один за другим четверо мужчин и собрались в кружок, о чем-то оживленно споря. Кастиэль покосился на них, но вмешиваться не стал, как и здороваться. В лучшем случае – проигнорируют. Проще не связываться. Он натянул комбинезон, застегнул молнию и принялся складывать гражданку, чтобы не помялась. Джинсы можно повесить за шлевки, а вот рубахи постоянно мялись.
- Эй, Кас, - окликнули его. Парень повернулся, отвлекаясь от своего занятия. Перед ним стоял Адам – Глобус, серьезный блондин двадцати семи лет - переминаясь с ноги на ногу. Явно что-то собирался сказать. Сам по себе, этот факт уже вызывает изумление. Миллиган очень немногословен, скуп на общение - говорит редко и строго по делу. Наконец, мужчина, бросив за спину взгляд на сослуживцев, растянул губы в неловкой усмешке.
- Да? – отозвался Новак, заметив нерешительность сержанта.
- Ты это… - Адам шмыгнул носом, хотя никакого насморка у него не замечалось. – Короче, я вел себя, как кусок дерьма. Прости, и вот, - он протянул ему кисть, - рад с тобой служить.
- Не стоило, - растерянно пролепетал Кастиэль, смущаясь. Посмотрел на остальных, ответив на рукопожатие. – Считай, что я уже забыл.
- Я не забыл, - отрезал Глобус. Потом кивнул на товарищей, жавшихся у шкафчиков. – А эти жопы с ушами пусть сами за себя извиняются.
Миллиган отошел, гордо подняв голову. Он очень рассудительный человек. Рациональный и честный. Не считал зазорным свой поступок, потому что предпочитал действия словам. Он осознавал ошибку, совершенную по отношению к неплохому парню и принял решение задолго до возвращения Новака. Видел по поведению капитана, что тот оказался не прав и сожалеет. Пожалуй, из всех звеньевых именно он лучше всех знал Винчестера, как бы удивительно это не звучало. Возможно, потому что они чем-то похожи друг на друга – старшина и Глобус. Следом за ним к капралу подошли Гарт и Нитро. Рукопожатие, извинения, слегка покаянный, потупленный взор. Кастиэль простил, не задумываясь. Вернее, он и не таил обиды, не был ни злопамятным, ни мстительным. Понимал мотивы коллектива, входил в положение и знал – могло быть стократ хуже. Последним, старательно пряча глаза, к парню нерешительно приблизился Пророк.
- Кас, - глубокий вздох. – Я виноват, - Новак улыбнулся чуть криво, с легким укором посмотрел на друга.
- Ты-то должен был догадаться, - здоровый детина семь на восемь нахмурился и стоял, рассматривая пол. - Ты же первый стал со мной общаться, - не то, чтобы он злился на Лемона, но некоторая степень разочарования присутствовала, никуда от нее не деться. И все равно, глубокое уважение к товарищу, первому протянувшему новичку руку дружбы, не позволяло капралу сердиться или ненавидеть. - Я не знал, что между капитаном и инспектором есть какие-то разногласия, да и до сих пор подробности мне неизвестны. Знал бы – ни за что не стал даже разговаривать с Уокером. Но сейчас прошу – давай не будем больше поднимать эту тему.
- Не стану оправдываться, - Чак, наконец, отвлекся от рисунка на плитке пола, прямо глядя на друга. - Поступил я, как последняя скотина. Не разобрался, не дал шанса объясниться. Причины не важны. Если… если ты еще не отказался от идеи считать меня другом…
- Нет, - решительно перебил его парень. – Не отказался.
Рукопожатие. Крепкое и настоящее. Следом за ним – рывок и объятия, душащий захват огромных ручищ. Просящий и прощающий. Когда Пророк выпустил Кастиэля, подошел Гарт. Протянул ему то самое фото – кусочек скотча, на который Новак приклеивал его к дверце, высох за почти три месяца, изображение выпало из шкафчика через щель. Душечка невнятно пробормотал слова извинений и хлопнул сослуживца по плечу, чуть не отсушив конечность. Нитро от всего звена поблагодарил капрала за спасение командира – никто ему так и не сказал, насколько сильно они переживали, и как радовались, что Новак не испугался нарушить регламенты. Капрал заливался краской, обескураженный таким вниманием к собственной персоне. Он не привык, когда его благодарят, хвалят или просят прощения. Подобные проявления вызывали у застенчивого парня чувство неловкости и незаслуженности, будто он украл и пойман на месте преступления.
- Мужики, я тоже хочу целоваться с кэпом, - вдруг заявил Адам минут через пятнадцать, когда отряд расселся по лавкам, рассказывая вновь прибывшему сослуживцу новости. – Может, меня уже повысят, наконец, - он окинул собравшуюся вокруг Новака, резко притихшую компанию хитрющим взглядом. Кастиэль посмотрел на них исподлобья, потом прыснул, не сдержавшись. Следом за этим смешком громогласно расхохоталась вся команда. Шутка прозвучала забавно и добродушно, без стремления поддеть. Ничего не попишешь, это мужская логика – к тому, что беспокоит, нужно подойти с точки зрения юмора, тогда оно потеряет гнетущий или пугающий смысл. Все они знали, что Новака запросто могли выкинуть из агентства за нарушение инструкций, все помнили, как вместо благодарности третировали его несколько недель. Осознавали, что он мог и имел право поступить, как того требуют предписания и сам старшина, и сейчас бы один из них - лучший и достойнейший из них - уже кормил червей. Мужчины, ежедневно рискующие своей жизнью, решают эмоциональные проблемы несколько иначе, ведь времени копить обиды или стыдиться нет. Сегодня упустишь возможность провести время с другом – вполне вероятно, завтра его похоронишь, всю оставшуюся жизнь сожалея, что не отпустил.
- Придурки, - еле выдавил из себя парень, захлебываясь смехом. – С чего вы взяли этот бред сивой кобылы?
- Да ладно, Кас, все знают - тебя оправдали потому, что ты здорово целуешься, - поддел его Нитро. – Виктор Хэндриксон нам все рассказал, - офицер откинулся назад, на дверцу шкафчика, продолжая ржать.
- Ага, - влез Гарт. – Мы уже скинулись с парнями!
- Чего? – не понял капрал. Коллеги заговорчески переглянулись, снова дружно загоготали, прекрасно зная направленность своих дурацких шуток.
- Ну, как же, - выдал Чак. – Ты теперь, как честный человек, - он прервался, давя прорывающийся хохот, - просто обязан жениться на Спарке!
- Да идите вы, - широко улыбаясь, отмахнулся Новак и тут же получил ощутимый тычок кулаком в плечо. Парень поморщился, стараясь не выдать неприятных ощущений – такие дружеские жесты вполне приемлемы. Это примерно как мать погладит ребенка по голове, только более брутально.
- Давай, расскажи нам, - деланно заканючил Душечка, всплеснул руками прямо как кумушки-сплетницы из коттеджных поселков, которые все про всех всегда знают. – Нам таааак интересно! Мы же твои верные подружки, не жмись! – остальные одобрительно загудели, поддерживая, поднялся гомон, гвалт, взрослые пожарные, солидные и ответственные, вроде бы, люди, наперебой соревновались друг с другом в идиотизме.
- Ну, - теребили они Кастиэля, - как Спарк? Правду говорят, мастер, или врут все?
- Конечно, рассказывай, - глубокомысленно пробасил Миллиган. – А то меня уже полтора года в сержантах держат, - он хотел выдержать полную серьезность и обстоятельность, но фыркнул. – Надо же знать, понравится мне или нет. А то вдруг не повысят, так хоть не зря целоваться полезу. Помоги товарищу, - еще одна яркая вспышка гомерического хохота. Наверняка через открытое окно слышно даже на улице – всех ворон распугали.
- Придурки, - покачал головой капрал. Если бы он только мог передать всю степень своего смущения, хотя, наверное сослуживцы видели и сами – он покраснел до состояния свеклы. Тем более, замечая состояние Новака, они приставали еще больше, заставляя его еще больше смущаться. Понимая, что мужики не отстанут, пока не получат свою долю приколов, Кастиэль принял игру. – Это было незабываемо! – сложил он ладошки домиком, явно копируя жест одной из гламурных див телевидения. – Просто восторг, - закатить глазки, говорить с придыханием, - никак не могу расстаться с мечтами. Думаю, - пропищал он, подражая голосу какой-то девушки, - может мне тоже под плиту попасть? Вдруг капитан меня еще раз поцелует? – и захлопал ресничками. Ржач. Нитро, не переставая хихикать, стер с правого глаза выступившую слезу. Такого мастерского выступления он еще не видел, особенно принимая во внимание пылающие кончики ушей капрала.
День спокойный, текущие задания выполнены, поэтому отряд продолжал сидеть в раздевалке, пересыпая разговоры шутками и анекдотами. Через пару часов, когда время ланча закончилось – блины мамы Бэт, как всегда, съелись вперед привезенных салатов и гамбургеров – Кастиэль поднялся со скамейки, объясняя коллегам, что ему необходимо показаться командиру звена, но парни его остановили. Оказалось, что капитана еще утром вызвали в центральный штаб – резкий и прямолинейный старшина снова повздорил с кем-то, с кем стоило бы ходить по струнке. Винчестер часто нарывался на подобные проблемы из-за своей несдержанности, вспыльчивости и тяги обязательно поставить на место очередную штабную крысу. Если бы не его острый язык, молодой офицер уже носил майорские дубовые листья на погонах. И как раз из-за его острого языка капитана уже давно должны были уволить из состава внутренних сил – поводов имелась масса. Но он герой. У Винчестера есть федеральная награда – Серебряная Звезда, врученная лично вице-президентом Диком Чейни - правительственный орден за проявленное мужество и самоотверженность, обладатель которого приобретал поистине неподкапываемое положение в агентстве – попробуй-ка, уволь в запас долбаного героя нации!
Награду тогда еще лейтенант получил за Катрину. 2005 год, Луизиана. Шестой по силе ураган за всю историю наблюдений за метеорологическими явлениями, 80 процентов Нового Орлеана скрылось под водой. Почти полторы тысячи жертв. Мобилизация всех внутренних силовых структур, в том числе и пожарных – агентство-то одно. А тогда ситуация сложилась более, чем чрезвычайная. 2005, вне зависимости от астрологических прогнозов, стал для Винчестера знаковым. Он приобрел орден, врага и репутацию самого прожженного и сурового сукиного сына. Потерял отца, и с этой потерей в его жизнь вошла решимость суицидника. В Новом Орлеане он вывел из пожаров и затопленных зон пятерых пожарных, которых уже трое суток как объявили пропавшими без вести. Ради их спасения пожертвовал десятком гражданских, заблокированных без возможности выбраться в убежище. Поступил правильно, с какой стороны не посмотри – те пятеро попали в западню, пытаясь помочь людям, у которых уже не оставалось шансов. Собственноручно вытащил двадцать семь человек через узкую решетку – порой ломая или выворачивая особо широкие кости… сохраняя жизни ценой невыносимой боли. Никто из пострадавших и свидетелей не заявил на молодого офицера. Смерть в огне хуже переломов. Справедливая, пусть и высокая цена за жизнь.
Там же мужчина оставил друга. Фрэнки. Фрэнк Деверо, самый чокнутый придурок из всех придурков. Винчестер удивлялся слепоте приемной комиссии, одобрившей кандидатуру Деверо на поступление в КМБ. Да по нему психушка плакала, а его в пожарные взяли. Учились вместе, в траншеях лазили вместе, дым глотали вместе. Вместе ненавидели ублюдка Уокера. Сдохнуть тоже должны были вместе. Только Фрэнки не знал слова «нет». Плевал на правила, регламенты и предписания, наслаждался адреналином и красотой пламени, пироман хренов. Говорил, тому, у кого отец спасал коллег 11 сентября в Нью-Йорке, не пристало следовать букве инструкций, подкалывал друга, пока Джон не погиб. А потом просто вошел в горящее здание и не вышел. Вот и вся история. Балтимор, штат Мэриленд, 2007. Десять отцепившихся от основного состава товарных вагонов с опаснейшими ядохимикатами, взрыв, техногенная катастрофа, три рухнувших жилых здания. Костюмы с химзащитой, которые Винчестер на дух не переносил – тяжеленные, неуклюжие, сковывающие движения. Над каждым шагом специалистов заранее подвешен дамоклов меч. Повышение до капитана, постоянная приписка к Милуоки, назначение на должность старшины АРИСП. Конечно, возможность разъезжать по стране из штата в штат привлекала капитана, но очень уж соблазнительным оказалось предложение. Сингер прямо сказал, что в день ухода в отставку порекомендует на пост начальника подразделения Дина, правда, сам Дин только расхохотался в ответ и сообщил удивленному другу, что такой расклад из области фантастики. Никому не нужен на месте бюрократа человек, отрицающий сам факт возможности подчиняться штабному. Единственный командир, указывающий Винчестеру, что он должен делать – тыловой на операции. Всех остальных мужчина смело слал на хуй. Прямо туда и слал, не оглядываясь на количество звезд, увенчивающих погоны. С гордостью носил парадные эполеты, но никогда не вынимал орден из футляра – только плашку. Говорил - рубин, обрамленный серебром, слишком похож на кровь.
Дин аккуратно прикрыл дверцу Шеви, стряхнул с плеча несуществующую пылинку и взбежал по ступенькам. Легким толчком повернул дверь, бросил на поднос охраннику ключи и прошел через рамку металлодетектора. Необходимая мера – столь грозный вооруженный охранник и сканер. Силовые и вспомогательные структуры очень часто попадают под удар разного рода экстремистов, а после одиннадцатого сентября большой брат на террористах в буквальном смысле слова, помешался. Везде, во всех управлениях, где сидит маломальская шишка, понатыкали техники – взрывные устройства разыскивают. Язву сибирскую. Идиоты. Лучше бы расчеты модернизировали. Офицер кивнул Биллу Уотерману, поймал в кулак брошенную охранником связку ключей и направился к комнатушке, которую по какому-то недоразумению называли кабинетом. Широкоплечему мужчине с трудом удавалось там повернуться, особенно если требовалось достать документы из шкафа или сейфа, например. Там он снял китель, вмазавшись локтем в вешалку, и накинул форменную куртку. Сегодня рабочий день, не дежурство, поэтому брюки переодевать бессмысленно. В конце концов, всего через час домой. Дин ненадолго задумался – ехать к себе или к Нику. На улице жарища, август месяц, как-никак. Хэттуэй наверняка где-нибудь в парке просидит до сумерек – карандаши, альбомы. Тесты хорошо сдал, подтвердил стипендию на следующий учебный год. Дома офицер четвертые сутки не показывался, хорошо на втором этаже живет миссис Розмари, убирается, иначе там пылью бы все заросло по крышу. «Твой постоянный партнер сойдет с ума от одиночества» - всплыл в памяти голос Ника. Почти три месяца прошло, а эти слова звучат, как колокольный звон. На дне души снова поднялась муть – как осадок на дне нефильтрованного пива. Пить не мешает, но настроение портит. Винчестер длинно выдохнул и решил зайти к парням. Сегодня спокойный день, а значит они либо в комнате отдыха, либо в раздевалке. Новак еще выйти должен. Мысль о сержанте не добавила радости – момент осознания причин срыва тоже не собирался стираться из памяти. Определенно, этот пацан занимает слишком много места. Везде.
- А потом, - Дин сделал шаг в раздевалку и первым делом услышал голос Пророка, - этот хлыщ подскакивает к Спарку и ну на него орать: «Я подам на вас жалобу полковнику Сингеру!»
- Ага, - дружный смех. – Нашел, на кого прыгать, - Гарт.
- Точно, - фырканье. – И кэп такой – «да подавай». Развернулся и к ОТС. Хлыщ за ним – хвать его за плечо, - взрыв хохота.
- Он ударил майора? – тенор сквозит удивлением и нотками недоверия. Новак. Пришел-таки, хотя не должен был. Винчестер вдруг улыбнулся – неожиданно для самого себя.
- Нет, - густой бас приобретает коварные нотки. – Он ладонь стряхнул, будто там муха сидела, а потом повернулся и сам ему руку на плечико положил.
- В боевой перчатке?!
- Ага, - снова смех.
- Бедный майор, - протянул парень, словно жалея неизвестного ему коллегу, рискнувшего связаться с разгневанным Винчестером на свою беду, но на самом деле в голосе слышалась улыбка. Капитан решил, что подслушивать, как про тебя же травят байки, жутко перевирая при этом историю, да еще и преувеличивая немало – некрасиво.
- Здорово, мужики, - капрал повернул голову на звук баритона. Тембр звучал совершенно иначе, не так, как он привык слышать. Отсутствовала ярость и раздражение. Усталый, слегка поблекший тембр, сорванный то ли громкими ругательствами, то ли смехом. Капитан подошел к группе, окинул взглядом подчиненных. Поочередно ответил всем на рукопожатие и повернулся к стоящему, опираясь на дверцу шкафчика спиной, Новаку. Протянул кисть в приветственном жесте. – Ну что, Новак, подтвердил квалификацию? – изогнул он бровь.
- Так точно, сэр, - очень тихо ответил капрал.
Он смотрел на своего командира, слушал голос и ловил малейшие проявления мимики. По коже пробежались мурашки, вокруг его изящной руки сомкнулась загрубевшая, покрытая мозолями и белыми рубцами ладонь. Сухая и широкая, очень сильная. Ноги неожиданно стали ватными, а дыхание срывалось, Кастиэлю показалось, что от лица единомоментно отхлынула вся кровь. Он неотрывно рассматривал глаза Винчестера, цвета зеленого ореха. Теплый оттенок, в глубине которого плещется арктический холод и безмолвное, безучастное равнодушие. Захватывало дух – словно резкий спуск в вагончике на американских горках, что-то в груди сжало ледяным кулаком, перед глазами поплыла комната, а в памяти со скоростью света, но отчетливо до малейших деталей, один за другим мелькали табуированные, запечатанные вето эпизоды, наполненные грязным, непристойно-циничным содержанием. Шквал эмоций – безжалостный девятый вал, сметающий все на своем пути. Кастиэлю показалось, он больше не слышит стука своего сердца, микросекунду спустя понимая, что частый, суетливо-заполошный приливный шум в ушах и есть его пульс – не сосчитать. Что-то в сознании настойчиво шептало немедленно отвернуться, опустить взгляд в пол, но шепот еле уловим на фоне сбитой мольбы, гортанных стонов и криков, эхом отдающихся от уголков души. Стальной захват, заставивший парня покривиться от боли в холле здания суда, сейчас лишь подчеркивал, провоцировал тактильную память. Несильный замах, тыльная сторона, струйка со вкусом ржавчины с уголка рта. По телу пошла волна дрожи, пальцы судорожно свело, сжимая. Цепляя их за ощущение прикосновения, как утопающий цепляется за соломинку. Он действительно тонул, захлебывался нахлынувшими воспоминаниями, эмоциями, чувствами. Обнажен перед самим собой, абсолютно беззащитен, покорен и податлив. Слова. Те самые слова. Оттуда, из-за черты забвения, из мира пугающих, манящих томных грез. Запретных и неправильных, неестественных. Защипало глаза, его повело куда-то в сторону, он понимал, что падает, но не имел сил предотвратить движение. Видел лишь изгиб губ, что-то неслышно говоривших. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох-вдох-выдох. Вдох…
- Эй-эй-эй, малой, - Дин подхватил резко побелевшего капрала под локоть, замечая, что тот сейчас сползет на пол по железной, покрашенной в светло-бежевый цвет дверце. Новак только отчаянно пытался удержаться в сознании, раздавленный снизошедшим откровением, уже выныривая из шока, цеплялся за возможность сохранить хотя бы достоинство. – Отведите его в медчасть! – рявкнул Дин.
- Не нужно, - промямлил Кастиэль. – Со мной… - он заставил себя продолжить, - все нормально, - он прочертил глазами визуальную линию от плеча капитана до его запястья, осознал, что мужчина все еще держит его за руку.
- Отставить, - безапелляционно скомандовал Винчестер. – Пророк – пошел, - мужчина махнул свободной рукой, к растерянному капралу тут же подскочил Чак, потом посмотрел на капитана, явно намекая на что-то. Дин, не сразу поняв, в чем конкретно дело, разжал кисть. Спустя минуту, в раздевалке остались только Душечка, Нитро и Глобус. – Вы в курсе, что с ним? – обвел старшина подчиненных подозрительным взглядом. Получил отрицательные кивки в ответ, убедившись, что парни тут ни при чем.
Собственно, он и не сомневался в ребятах – шутки шутками, но играться со здоровьем звеньевые не станут, в служебное время, во всяком случае. Его занимал взгляд капрала - очень странный. Глаза Новака вообще привлекали Дина, завораживали насыщенным цветом. Глядя в них, создавалось впечатление тайны. Загадочности. Свежести. И парень смотрел, словно в самую суть Винчестера, считывал желания по мимике. Капитан, приняв свою ошибку в отношении подчиненного, нашел в себе уважение к Новаку. И даже восхищался им – немножко совсем. Он так молод. Смел, мечтателен. У капрала все еще впереди, он спасет множество жизней, не пожалеет собственной ради другого. Когда-нибудь зайдет в пылающий дом и не вернется. Как многие до него. Многие… Нет уж, вот это без Винчестера. Пусть переводится, ждет, пока капитан не переведется или вообще увольняется. В звене АРИПС уже четыре года не менялся состав. И еще столько же не изменится. Подыхать – в другом месте.
Кастиэль с трудом попал кромкой ключа в замочную скважину и ввалился в квартиру, качаясь из стороны в сторону. После посещения медпункта – медсестра измерила давление, пожала плечами и предположила, что дело может быть в резком падении уровня сахара в крови – капитан отправил Новака домой, предварительно приколовшись, что перед выходом на службу необходимо выспаться, а не жарить какую-нибудь цыпочку. Сослуживцы хохотнули, конечно, но развивать линию прикола не стали - отряд видел, как ему внезапно и стремительно поплохело, так что решение старшины поддержали все без исключения. Кастиэль не протестовал. Он ответственно и всерьез относится к работе, но в данную минуту парень легко согласился уйти куда угодно, по какой угодно причине, лишь бы не оставаться со старшиной в одном здании. Новака накрывало с головой, отнимало волю и способность объективно смотреть на происходящее. Он едва дышал, увидев Винчестера. Все забытые отрывки порно-снов немедленно и неотвратимо всплывали в сознании; как моментально вспомнилось, что гей среди его знакомых – черт возьми, слишком близко знакомых! – все-таки имеется. Как он умудрился забыть?! Новак не знал, что думать. И вопрос, который еще утром пугал парня до такой степени, что тот не был способен спокойно определиться с формулировкой, теперь навязчиво долбился о стенки черепа, проламывая их едва ли не насквозь. Выдержки справиться в одиночку не хватало. Поэтому капрал поступил так, как во все времена поступают мужчины, сталкивающиеся с трудностями – напился. До зеленых соплей, до прыгающих тропинок. Никакой. В стельку, еще говорят. Сейчас он стоял, опираясь спиной на стену коридора, и кое-как скидывал с себя одежду – всю подряд. Кроссовки, джинсовку, дернул хлястик рубашки, но опомнился и пополз к себе в комнату. Как он и желал, часть мозга, отравленная алкоголем, отключилась, даруя иллюзию покоя измученному неизвестностью и страхом обладателю.
- Джимми? – окликнул его голос матери. По полу дробно застучала набойка трости, женщина подошла к едва держащемуся на ногах сыну. Подняла руку, чтобы привычно прикоснуться к его лицу. Парень покорно дождался, пока она отнимет ладонь, стараясь не хмуриться, чтобы не выдать своего состояния. Получилось из рук вон плохо, видимо, потому что, несмотря на позднее время, Гриссом и не подумала вернуться к себе.
- Мааатушка! – протянул Кастиэль, осознав, что соскочить не удастся. – Мама. Да, это Джимми, - почти не запинаясь, произнес он. Попытался отлепиться от панели, но не смог – сил не хватило. Чистый бурбон не очень хорошо влияет на молодой, неискушенный в питие организм.
- Сынок, - вкрадчиво начала Бэт, недоверчиво улыбнувшись, - ты что, пьян?!
- Что? – возмутился Кастиэль. – Нет! – потом окинул скептическое выражение лица женщины. – Да. Очень, - широко распахнув глаза, будто это могло помочь ему отчетливее видеть, ответил парень.
- Что-то случилось? – Элизабет присела на пуфик, который Новак специально поставил в коридоре, чтобы мать могла переобуваться без риска упасть, вслушивалась в его голос, находя там малейшую ложь - особенно ту, что во благо. Женщине не о чем беспокоиться – ее ребенок до сегодняшнего дня всего дважды появлялся дома нетрезвым, скорее, состояние Джеймса вызывало в ней веселье. – У тебя неприятности? – поинтересовалась она на всякий случай. Уверена была, что дело не в проблемах служебного характера – такие Джимми предпочитает решать как можно более подготовленным и во всеоружии.
- Не-а, - промычал он, подумал. - Хотя, - хмельно рассмеялся сын, - тут, смотря с какой стороны посмотреть. Может быть, и да, - пожал плечами парень, качаясь.
- Присядь, - посоветовала она сочувственно. Кастиэль посмотрел на нее с искренней благодарностью и стек по стеночке на пол. Запрокинул голову, пытаясь прогнать головокружение. – Расскажи мне толком.
- Да чего тут рассказывать, - махнул рукой Новак, но вышло ненатурально. Бэт чувствовала – сына что-то беспокоит, и он то ли не решается с ней поделиться, то ли стесняется. А может, даже не хочет. Мудрая женщина знала пару причин, способных довести до такой кондиции молодого симпатичного мужчину. – Понимаешь, мам, - голос Кастиэля совсем потух, приобрел нотки страха и растерянности. – Я, кажется, гей.