"А тому ли я дала-то?.."

Автор в сомнениях.
Недавно моя дорогая бета сказала мне, что тексты мои не для ФБ. Мол, главы длинные, внимание рассеивается, а тексты слишком сложные для подростков.
Спору нет, пишу я не о подростковой любви.
Порой всерьез задумываюсь, понимает ли меня читатель.

Печально это все.

Для моих подписчиков на Дайри
ficbook.net/authors/Айте

Мой профиль на FicBook.
Приходите туда все, кого интересует мое творчество)
Буду рада всем.

---

Открывая в себе новое)))

Как-то позавчера, курнув на пару с Рэном чудо-травы вдохновения и перебрасываясь словами-шутками-приколами, словили приход.

Вылился приход в новый, замечательный сюжет.
Нестандартный пейринг - для меня это вообще впервые.
У кого есть желание - бобро пожаловать)))

вот сюда:

Шах и Мат.
ficbook.net/readfic/982458

Приятного чтения)))
Всем шипперам Дестиэля - там нет Дестиэля!!!

запись создана: 07.07.2013 в 02:49

@темы: Destiel, Навеяло, Фанфики

---

Приветствие)))

Здравствуйте, мои дорогие ПЧ!

Я просторах дайри я совершенный нуб и лошпек. Мало что понимаю, плохо разбираюсь в функциях. Тем не менее, считаю необходимым хотя бы в такой кривой форме поприветствовать всех вновь прибывших. Кто-то знает меня по FicBook, кто-то (я надеюсь) нашел меня именно на дайри. В любом случае, я рада каждому своему читателю, посетителю и просто мимокрокодилу)))

запись создана: 13.06.2013 в 16:32

@музыка: Portishead - Numb

@настроение: отличное!

@темы: Рада вас видеть, Привет

---

"Звездная пыль"

Глава вторая

Большой зал отдаленно напоминал кафедральный собор. Звуки в нем расходятся эхом от шестнадцати углов, облицованных мелкими плитками баратта, создавая непередаваемый в своей силе гулкий хор мелодично-поющих и одновременно с тем твердых переливов. В центре пустого пространства находится длинный узкий стол из редких пород дерева на двадцать одну персону. Во главе стола – кресло, обитое пурпурно-черной тканью королевских цветов. Пурпурный заявляет о бесконечном величии. Черный напоминает о том, что и величие неумолимо умирает. Окна с двух сторон высвечивают холл лучами – синим и белым – и заседатели собираются в нем исключительно вечером, когда обе звезды одаривают светлые стены разнообразием оттенков.

За столом, сохраняя каменные выражения лиц, расположились мужчины, громко рассуждая о грядущих переменах. Молчит лишь император Натор Пятый и сидящий напротив него дэто. Язык иллианцев состоит, в основном, из жестких, отрывистых слов, и принадлежных слогов, определяющих род занятий, ранг или положение в обществе. «То» - слуга народа, депутат, сенатор – не имеет значения, как называют другие расы. На Илле в ходу лишь один слог, налагающий обязанности и ответственность. Несмотря на то, что цивилизация Иллы прогрессивна, в ходу до сих пор смертная казнь, в особенности, для правительственных сановников. Мало кто рискнет играть с буквой конституции или мараться коррупцией. Наказание в виде мучительной публичной экзекуции не стоит лишних кредитов. В частности, когда над родиной нависла настолько серьезная проблема. Монаршая власть, в течение многих веков полагающаяся на совет двадцати, должна приложить максимум усилий для обеспечения сохранности населения конгломерата двух планет, согретых дуэтом Рангаро, на человеческих навигационных картах отмеченных как Глизе Стрельца. Неразлучная парочка взрастила цивилизацию Иллы, и она же теперь собирается ее уничтожить.

- Дэто Лараг, - мягко перебил коллегу сенатор, - мы не можем отказаться. Да и как вы представляете подобный отказ? Они наши братья! – убеждал мужчина с золотистыми, цвета янтаря, глазами. Холеный, ухоженный и очень степенный, в непередаваемой живостью и в сметливом, проницательном взгляде. Лараг, совершенно не разделяющий точку зрения Мирада, покачал головой, осматривая собравшихся «то».

- Тот прискорбный факт, что внешность их типично иллианская, еще не означает сходства! – спорил он.

- Но, - вмешался еще один, - выбор небогатый. Рангаро растут. День за днем корона Беты наступает на наши орбиты. Ситуация требует решительных действий в нынешнем поколении, а вы предлагаете бесславное отступление! Сбежать и спрятаться, дожидаясь, пока наши солнца добьют каждого представителя народа Иллы! Военная мощь Империи сотрет в порошок любого противника!..

- Не считаю, что боевые действия в нашем положении уместны, дэто Караз. Да и с чего вы решили, что с людьми не проще договориться?! – возразил военный атташе. Очень рассудительный и умеренный для вояки, не лелеющий милитаристских и захватнических замыслов, на удивление. Иллианцы в принципе отрицают рационализм эмоциональности в таких вопросах, как государственные, стремясь отсечь все личное во благо Империи и народу Иллы. Однако сейчас чувство противоречия и внутриполитические интриги отнимали у обычно хладнокровных обитателей Иллы спокойствие. Присутствовало и еще кое-что. Страх. Инстинктивная боязнь перед непознанным. Несколько столетий раса иллианцев исследовала близлежащие кластеры галактики на предмет пригодных к жизни азотно-кислородных планет, но имеющиеся системы затянуты плотными облаками газа, а звезды слишком стары, чтобы с уверенностью полагаться на новый дом. Более семнадцати миллиардам иллианцев не выжить под куполами. Грядущий процесс тотального истребления и надвигающееся отчаяние подвигло флот Империи двинуться за пределы рукава Стрельца. Никто не ожидал, что в ходе экспедиции линкор наткнется на представителей чужой расы, до дрожи в пальцах похожих на детей Иллы.

- Позор на небо Иллы! – возопил научный советник. – Как наша раса может выжить, имея вместо военных – трусов?!

- Дэто Ландо! – поднялся со стула мужчина в кителе, увенчанном эполетами астропроходцев. – Как вы смеете?..

- Достаточно, - перебил спорящих тихий тенор. Его рваный тембр, двоящий перезвоном уникальных голосовых связок, разлетелся по залу совета, как птица, трепеща в углах. Сенаторы немедленно умолкли, рассаживаясь по местам, словно нашкодившие подростки. Юноша, на вид лет девятнадцати, с упреком посмотрел на своих помощников, одним взглядом фиолетовых глаз давя в зародыше любые возражения. Его внешность мгновенно позволяла понять, насколько высоко расположен он в иерархической лестнице. Полудлинные светлые волосы, кожа, настолько бледная, что на висках просвечивали синевой венки, а царственная одежда, чересчур тяжелая для него, казалась неестественной. На лице – отпечаток усталости и печали. Слишком рано на него свалились заботы о своих подданных. – Дэто Кастиэл, - окликнул он безучастно любующегося синими зайчиками на стенах брюнета. – Вам есть, что сказать? – тот отвлекся от своего возмутительного, по мнению остальных, занятия, поднял голову, несколько секунд глядя на молодого монарха.

- Мой лорд, - учтиво кивнул мужчина. Он поднялся, вызвав у присутствующих синхронный недоуменный вздох, прошелся по нефу к огромным стрельчатым окнам. Пауза затянулась, но не для него. Натор не торопил дэто – знал, что мужчина никогда не говорит, не подумав. И если перед тем ему нужно пройтись по священному залу, пусть. Кастиэл мудр, обладает нестандартным мышлением и легко генерирует смелые, слега рискованные идеи, которые, тем не менее, оправдывают риск. Он по большей части молчит, зная цену словам. – С той минуты, как мне в руки попала видеозапись первого контакта с «Апостолом», я знал, что Конфедерация – наш верный, а главное - единственный шанс. На удачу или проигрыш, не имеет значения. Капитан, честь общаться с которым имел тэнто Габриэл, производит впечатление очень… смелого человека. Если их раса такова в массе – нам не победить в прямой конфронтации. Мы обязаны организовать дипломатическую миссию.

- И чего вы надеетесь добиться? – подался вперед Натор Пятый.

- Дружбы, - улыбнулся дэто. – А на тот случай, если наш любезный дэто Ландо, - насмешливо произнес он, - все же спровоцирует их – узнать уязвимые места и культурные пласты, с помощью коих можно повлиять на исход войны, - мужчина отвернулся к мозаике, прикоснулся к стыку ладонью и провел по шву, впитывая тактильное ощущение древнего искусства. – Дело в том, что дипломатические игры не позволят нам добиться желаемого.

- И что вы предлагаете?

- Нужен представитель человечества, не обладающий навыками политических танцев, мой лорд. Посмотрите, - дэто обвел рукой коллег, - политики. Спорят вторые сутки, но не могут сформулировать и принять простейший постулат – нам не выжить в родной системе, а остальные заняты новыми знакомыми. Тот капитан, - мужчина щелкнул пальцами. – Винчестер, кажется? – в действительности он прекрасно помнил имя первого встреченного иллианцами человека, но не желал давать повод остальным подумать, что он вынашивал сей план в течение последних дней. – Оптимальный кандидат. Открытый, честный и достойный уважения.

- Что наталкивает вас на такие выводы в отношении того, кого вы лично ни разу не встречали? – поинтересовался монарх, хотя и не испытывал необходимости. Предложение дэто несет в себе лишь озвученный смысл. Того, что Кастиэл озвучить не пожелал, не добьешься.

- Он подошел к «Магадешу» с закрытыми орудийными и ангарными портами, - пожал плечами дэто. Остальные сенаторы испепеляли его глазами, но Кастиэл игнорировал, как, впрочем, всегда. Он отчасти считал совет дэто изжившим себя, но, как истинный патриот, понимал – другого выхода нет. Передавая абсолютную власть династии, рискуешь нарваться на маниакального психа. Народные собрания себя не оправдали. Конституционная монархия подпирает основы общества Иллы уже триста лет – достаточно для доверия даже ценой бюрократии. – Конфедерация не согласится передать дипломатические функции одному неподготовленному военному, но, потребуй мы его присутствия, им некуда будет деваться. Таково мое мнение, - завершил он, позволяя остальным говорить. Во время прямого диалога дэто и Натора, присутствующие не имели права перебивать.

- Во имя Шаган-Илла! – произнес сакральную фразу Мирад. – Вы действительно считаете, что это сработает?!

- Конечно, уважаемый дэто, - по залу разнесся гомон и гвалт. Взрослые мужчины, некоторым из них за сто, назначены решать глобальную проблему вымирания. Ведут себя, как дети, перетягивающие одеяло на себя. Кастиэл далек от общих споров. Его задача – помогать монарху, дорогому для него существу, выполнить предназначение, возложенное на хрупкие плечи. Император, в силу возраста, растерян и боится – Натор Четвертый скончался меньше года назад. Придворные псы немедленно начали рвать преемника на части, дэто отстранили от двора, стремясь снизить его влияние как можно больше. Он не настаивал.

- Император присваивает Кастиэлу, сыну Иллы, звание райто, голоса Натора Пятого! - провозгласил монарх, с силой, не скрывая раздражения, стукнув набалдашником трости – королевской регалии – по столешнице, обрывая шумных сановников на полуслове. Воцарилась кромешная тишина, нарушаемая лишь сопением несогласных. – Дипломатическая миссия в территории Конфедеративного Содружества Систем отправится, как только будет собран соответствующий экипаж. Этарай, Илла, - закончил он заседание.

Двор Натора, расположенный в планетарной столице Мара-до, кипел как растревоженный улей. Слух о контакте с другой цивилизацией, несмотря на строжайшую тайну, обсуждался в салонах и кулуарах, всюду с уха на ухо разносился шепот, благая весть – возможность выжить есть. Последние двести лет необходимость экспансии становилась все более острой – низшие слои населения, неспособные обеспечить безопасность собственного здоровья работой в куполах или оплатой специальных дорогостоящих препаратов, превратившихся из прихоти в потребность, претерпевали необратимые изменения в организме. Заболевали серьезными формами рака из-за возрастающего гамма-облучения Беты, деградировали на глазах, лишаясь иммунитета. Императорская семья прилагала все усилия, разыскивая для иллианцев новый дом, но не достигла результата.
Как заявил ныне райто Кастиэл, встреча с расой людей – лучшее, что произошло с многострадальным народом. Правда, намерения у райто или, говоря языком человечества, уполномоченного представителя Иллианской Империи с функциями военного советника при интернированных войсках, совершенно отличны от намерений большинства из совета дэто. Многие предлагали развязать войну за пригодные для колоний земли, некоторые хотели спрятаться. Развернуть корабли в другую сторону галактики и попытать счастья там. Кастиэл благодарил Шаган-Илла за содействие. Иначе, как божественным вмешательством назвать решительность Натора нельзя, в последнее время он мало прислушивался к верному дэто. Кастиэл знал – это не его вина. Церемония инаугурации омрачилась скандалом с послом автономной колонии Риза, входящей в состав Империи – соседняя планетка, за неимением лучшего выбранная базой для решения вопроса перенаселенности. Министры и сенаторы, аристократия и профсоюзы терзали оглушенного смертью отца мальчика, требуя от него немедленных перемен, советники всех мастей манипулировали монархом и, показывая пальцем в неугодных, отстраняли от двора тех, кто мешает, в короткое время – пара недель. Дэто не сердился на подопечного, которого сам воспитал с младенчества, годами искренне переживая о темном времени, выпавшем на правление будущего императора. Он знал - рано или поздно мальчик разберется сам. Он хорошо его обучил.

Император рано встал с постели. Камергер раздвинул жалюзи, затемняющие опочивальню его величества на время двойного светила, и, пока Натор принимал душ, подготовил парадный китель. Сегодня со стапелей сходят два новых фрегата – «Зодхат» и «Ашрон», составившие консорт линкору «Магадеш». Тэнто Габриэл получил назначение в экспедиции, как профессионал, уже сталкивающийся с людьми. Конечно, информации чрезвычайно мало, но он, прожженный космический путешественник, сумеет сориентироваться в критической ситуации. Впервые со дня коронации Натор самостоятельно отбирал экипаж и состав дипломатической миссии. Возможно, резкость на последнем Совете дэто отпугнула разного рода лизоблюдов и интриганов – выбор императора никто не пытался оспаривать. Премьер-министр, правда, обещался сегодня зайти. Юноша тяжело вздохнул и вышел из душевой, оборудованной по последнему слову техники, но использующей старинные решения – вода, льющаяся с распылителя в потолке. Натору нравилось чувствовать обволакивающие прикосновения прохладной жидкости. В гардеробе его встретил отряд слуг – медик, костюмер, стилист. Обычно ничего, кроме раздражения, монарх от подобной шумихи вокруг своей персоны не испытывал. Дэто Кастиэл говорил: «Сияющему, как ирдэн, не требуются украшения». Юноша вновь ощутил укол совести. Дэто присутствовал на всех важных событиях наследника, в то время, как отец в силу занятости не мог. Поддерживал и вел в трудные дни. Сравнивая мальчика с прекраснейшим драгоценным камнем системы, знал ли он, насколько сильно смущает тогда еще не императора, а просто ребенка? Скорее всего, знал. Кастиэл многое знает – порой кажется, что читает в душе.

- Ваше величество, - склонив голову, обратился дворецкий. Дэто единственный, кто зовет императора «мой лорд», выказывая максимум уважения, не теряя достоинства. Как случилось, что он позволил разлучить себя с наставником?! Юноша скрипнул зубами, нахмурившись. – Амадато Захаро просит дозволения войти.

- Пропустите, - коротко распорядился Натор, повернувшись спиной к камергеру, протягивающему пиджак, пропустил руки в рукава, тряхнул плечами, позволяя тяжелой ткани сесть. Слуга немедленно начал ходить кругами у монарха, собирая магнитной ладошкой несуществующие пылинки. Двойные автоматические двери, распахнувшись, пропустили в спальню тучного седого мужчину лет девяноста пяти.

- Ваше величество, - едва ли не сделал книксен тот. – Рад видеть вас в добром здравии.

- Амадато, - император присел на кресло, обуваясь в сапоги с высоким голенищем. – У вас такой… - Натор прищурился, - взъерошенный вид. Что-то случилось? – он повел рукой на соседнее кресло, предлагая сесть, отлично зная, что премьер-министр не согласится. Правила этикета не позволяют придворным сидеть в присутствии сюзерена где бы то ни было, кроме официальных встреч. Амадато шаркнул ножкой, отказываясь.

- Нет, сир, - улыбнулся Захаро, и Натор в который раз подумал, что улыбка его первого советника чересчур похожа на оскал. – «Зодхат» и «Ашрон» готовы к спуску, в доках собрался весь цвет аристократии. Как вы знаете, планировалось провести торжественный вывод фрегатов со стапелей, и гвардейцы начали выводить рабочих, чтобы чернь… чтобы обезопасить вашу жизнь. Но дэто Кастиэл запретил. Ангары полны чумазых механиков, которые пьют и выкрикивают ругательства…

- О… - неопределенно протянул юноша и поднялся, окинув свое отражение в зеркале скорбным взглядом. Право, меньше всего он желал бы выходить в свет в подобном облачении, больше похожим на перья ладарки. – Так вы, - император посмотрел в глаза Захаро, - пришли жаловаться на райто? – мелодично-двоящий голос подчеркнул звание, напоминая советнику, кто одарил Кастиэла постом и именем посла.

- Что вы! Райто ваш близкий друг, всем известно ваше расположение к нему. Жаль лишь, - слова амадато приобрели ядовитый оттенок, - сам он не настолько высоко ценит вашу ласковую руку. Влияние Кастиэла на двор подрывает основы трона, ваше…

- Захаро, - оборвал его монарх, - вам лучше остановиться, пока вы не сказали того, чего не думаете на самом деле, правда? – невинно уронил юноша. – Иначе я мог бы счесть ваши речи наветом на верного дэто, - пожал он плечами. – Полгода назад, поддавшись страху, я отослал дэто в провинцию, лишив права высказываться на Совете. Многие тогда, - Натор вытянул ладонь, рассматривая ухоженные ногти, - предупреждали меня о перевороте, который якобы замышляет дэто Кастиэл. Неужели вы думаете, что он не оставил идеи революции? – с плохо скрытой угрозой закончил он. Амадато слегка съежился под испепеляющим взором императора, проницательным и злым. Стушевался, понимая, что затея летит вверх тормашками, но решил сохранить хотя бы хорошую мину при плохой игре.

- Если позволите, - поклонился министр, - меня беспокоит расположение д… райто к новой расе. Люди незнакомы нам, но он столь смело и уверенно рассуждает о них, будто знаком лично. Вы не допускаете мысли о предательстве Кастиэла, но… - Захаро осекся, заметив, как кончики ушей юного монарха пылают от гнева, а кончики пальцев подрагивают. Император – образец для подражания дворян всех мастей, воплощение галантности, сдержанности и хладнокровия. В медленно тикающую секундной стрелкой минуту Натор выглядел, как взбешенный дагон, загнавший свою жертву.

- Райто Кастиэл, - процедил сквозь зубы Натор. – Райто… - несколько глубоких вдохов, насилие над личностью, клетка, оковывающая порывы души. – У меня под наблюдением. Тэнто Уриэл следит за каждым его шагом. Надеюсь, «Серой страже» вы доверяете?

- Более чем, - удовлетворенно прошипел амадато и, получив разрешение идти, вылетел из спальни императора упругим шагом.

- Шаган-Илла! - шумно, с облегчением выдохнул Натор. Уриэл – капитан тайной службы, а попросту, контрразведки. Убедив Захаро в том, что точит зуб на Кастиэла, император обезопасил жизнь наставника – на какое-то время, пока амадато не вытрясет правду из Уриэла, а рано или поздно тот вытрясет. Возможно, позже, по отбытию дипломатической миссии у монарха получится связаться с райто по кодированному каналу. «Магадеш» оснастили квантовыми передатчиками, новый вид тахионного сообщения вот-вот станет доступен. Месяц, от силы полтора. С того дня, как дэто вернулся во дворец, Натор тщательнее присматривался и прислушивался. Придворные не любили Кастиэла. Завидовали любви императора и влиянию, которое тот оказывает на правящего монарха, его чистым руках и незапятнанной чести. Сейчас, стоя у выхода в холл, опершись локтем на металлическую, стилизованную под дерево дверь, юноша ругал себя последними словами. Тогда, получив в руки корону и развеяв над океаном Иллы прах отца, его накрывало страхами и противоречиями. Все советники говорили одно, и только дэто Кастиэл находил силы утверждать другое. Бороться за свою точку зрения, не идя на компромиссы с совестью. В итоге, сдавшись под напором большинства, Натор отослал единственного, кто ему никогда не лгал, не стяжал богатства и не требовал власти.

Каюта расточительно велика для одного мужчины. Его багаж поместился на одной полке, сверхсекретная документация содержится во вживленном импланте, достаточно подключится к коннекторному порту, данные менее важные – в голографическом терминале. Биосинтез за последние двадцать лет сделал для Империи больше, чем любой позитронный мозг, правда, финансовая сторона вопроса отпугнет даже мощные корпорации Ризы. Ему повезло – организм легко воспринял манипуляции с корой головного мозга. Он откинулся на спинку кресла, позволяя мягким ортопедическим объятиям ласкать тело. Говорят, он не устает, но это ложь. Физически легче, но утомление и горячка последних нескольких недель высосала силы каплю за каплей. Сейчас он чувствовал себя опустошенным, выжатым, как спелый фрукт. По корпусу «Магадеша» прошлась волна вибрации, следом вес увеличился вдвое – антигравитационные системы перешли в режим субсветовых скоростей.

Мужчина нахмурился недовольно, потер ладонью лоб. Впереди у него тяжелые, изматывающие дни. Общение для него – честный взаимообмен, а придется лгать, много лгать, рассказывая тем временем о себе и родном мире как можно меньше достоверных фактов. Тяжелый выбор, хотя – он и не выбирал. Решив не терять времени зря, пассажир боевого линкора откинулся на спинку, укладывая затылок на подголовник и активировал виртуальную панель управления. Потоки фотонов свились в микроскопические жгуты, затем в канаты и внезапно рассыпались, складывая изображение видеотрансляции. Он внимательно изучал каждый оттенок мимики, считывая неосознанные реакции, анализировал слова, сопоставляя их с увиденным на лице «собеседника». Чем больше он наблюдал, тем большим уважением проникался, и вместе с тем росла его уверенность в правильности собственного выбора. Запечатленный на видео офицер не лгал. Скрывал, недоговаривал, что понимаемо – пока дружественные отношения не установятся, человечество обязано относиться к детям Иллы, как к возможным врагам. Мужчина, гордо складывающий красивыми губами жесткие, властные слова – не чурается насилия, но стремится избегать силовых решений, и, если обстоятельства вынуждают, дерется, как молодой лагур – жестоко, но честно. Приятно познакомиться и работать с подобной личностью…

- Райто Кастиэл, - стальная, массивная дверь скрылась в узкой щели меж переборок, и в каюту шагнул юный парень, помощник посла Иллы. – Тэнто Габриэл просит вас подняться на мостик.

Во имя Шаган-Илла, я найду тебе новый дом, мой лорд

Голопроектор остался в активном режиме, высвечивая на экране кадр, смотрящий на зрителя зелеными глазами глубокого цвета.

@темы: Destiel, Навеяло, AU, Фанфики

---

"Звездная пыль"

За этот текст, много его будет или мало, допишу я его или снова брошу, хочу сказать огромное спасибо  Ren Zoisite
Я давно, с самого раннего детства мечтала писать в жанре фантастики и только благодаря волшебному пенделю полученному от  Ren Zoisite нижеследующие строки были написаны. Спасибо, Ren!

Фандом: Сверхъестественное.
Персонажи: Дин Винчестер; Кастиэль; Адам Миллиган; Джо Харвелл; Сэм Винчестер; Роберт Сингер; многие другие, оригинальные.
Жанр: Слэш, Ангст, Драма, AU, Songfic, Фантастика, Action.
Предупреждения: Нецензурная лексика, ООС
Рейтинг: NC-17
Размер: Видимо, макси.

Описание: Двадцать пятый век по земному летоисчислению. Все открытия сделаны, все первопроходцы давно состарились, родная галактика превратилась из враждебного мира в детскую колыбель, которую ребенок давно перерос.

Глава первая

- Найдите коммуникационный буй и передайте отчет в министерство. Поставьте в известность Третью флотилию, - сообщил интерком и погас. Как только изображение исчезло, первый пилот, молодой мужчина пятидесяти лет, сделал рожицу по направлению к голо-проектору, ворча себе под нос, что как-нибудь и сам разберется. Кресло под ним откинулось, вновь переводя сидящего в горизонтальное положение, из подголовника опустилась консоль управления. Несколько коротких приказов - и фрегат-разведчик исследовательского флота Конфедеративного Содружества Систем «Ястреб» активировал субсветовые двигатели, покинув гравитационное пространство Волопаса. Рогарт Свифт, пока остальная команда претерпевала перегрузки в 4g, продолжил преспокойно лежать. Ему виделся космос. Огромное пространство, на которое фрегат «смотрел» внешними сенсорами – устройство передавало картинку прямо в мозг пилота через вживленный имплант. Скорость обработки информации человеческим мозгом в сотни раз превосходит самый высокопотоковый процессор. Конечно, транспорты или коммерческие лайнеры используют обычные, автоматизированные системы управления, потому что подобные пилоты слишком ценны и слишком дороги для гражданских перелетов.

Четыреста лет прошло с момента первого визита человека в космос. Юрий Гагарин, первопроходец астропутешествий, всего лишь два часа вращался по орбите колыбели человечества, но он положил начало стремления людей к звездам. Земные корабли принесли колонистов на Ио и Цереру, преодолели гравитационный барьер солнечной системы, основали поселения под светом Центавры и Весты, воевали с парнакцами и преодолели разногласия с олигархией Сваны. Но главное достижение человечества в открытии гиперволновых двигателей. Родная планета и система стали малы для прогрессивного народа. Очередь за галактикой - рано или поздно ученые, военные и просто космические авантюристы захотят посмотреть на Туманность Андромеды, Большое и Малое Магеллановы облака изнутри. Гиперпространство и гиперволновые двигатели, позволяющие формировать точку перехода, взрезать материю окружающего космоса на червоточины и путешествовать по вселенной не за тысячелетия, а за недели, станут билетом для любознательных людей. А пока, в год две тысячи четыреста восемьдесят четвертый, исследовательский флот, состоящий из транспортника, двух фрегатов – «Ястреба» и «Сокола» - и трех крейсеров, несущих каждый до тридцати истребителей, приближались к созвездию Льва. Флагман флота – крейсер класса «Лос-Анджелес», легкий и маневренный, но обеспеченный тремя батареями плазмопушек и системами наведения, позволяющими начать бой за двадцать пять тысяч километров до цели. Управление столь сокрушительной мощью, больше подходящей для ведения боевых операций - ответственность трех пилотов – двое из них ведут тяжелую громаду металла сквозь изменчивые гиперполя переходов и лишь один может маневрировать в комбат-ситуациях и на субсветовых скоростях. Пространство – зыбкая среда. Генерировать точку в границах солнечных систем слишком опасно для корабля и планет, поэтому старые добрые двигатели на антиматерии в ближайшее время вряд ли снимут с производства.

- Varany! – воскликнул мужчина в черной с белыми обшлагами форме КСС. – Какого хрена, - он крутнулся на кресле, поворачиваясь к специалистам, - мы покидаем переход в двух единицах от сектора назначения?! – гневный взгляд, испепеляющий. Спорить с ним, особенно, когда он переходит на сванский – очень плохая идея. Из-за панели с картами вышла девушка – блондинка, совсем юная – и потупила взор.

- Простите, лейтенант, - попросила она. – Сбой в системе распознавания…

- Ты, - поднялся тот, - астронавигатор или кто?! – заорал он. Пилот неловко сошел с платформы – биосинтез с креслом часто приводит к атрофии мышц из-за долгого, порой до нескольких суток, непрерывного слияния с системами корабля.

- Этого больше не повторится, - дрожащим голоском пролепетала девушка, стараясь проглотить накатившие слезы. Она впервые получила назначения за границы Весты и прилагала максимум усилий для того, чтобы не разочаровать флот.

- Конечно, не повторится! – прошипел офицер. – Потому что ты немедленно найдешь коммандера и потребуешь у него перевода на «Минерву». Таким безручкам на боевом крейсере не место. Особенно, - скривился он, - на моем!

- Лейтенант…

- Никаких оправданий! – перебил мужчина, отмахнувшись. – Транспортник идет за флотом. Там твоя некомпетентность будет элементарно незаметна! Lostyre, - кивнул пилот в сторону выхода с мостика. – Dasta, yor. Yor!

- Адам, - окликнули его от переборки. Пилот обернулся, пару секунд всматриваясь в лицо визитера. – Ладно тебе, прости девочку, - постриг бровками тот.

- Герхард! – первый технопилот, лейтенант Адам Миллиган раскинул руки в приветственном жесте. Напротив него стоял сержант Герхард Райнер, механик и близкий друг желчного и черствого Миллигана, если учесть, что у того вообще могут быть друзья. – Хэй, дружище, - мужчины обнялись.

Окружающие коллеги переглянулись, как заговорщики. Несколько недель назад Райнер получил травму во время обслуживания масс-реактора. Судовой врач отправила пострадавшего в принудительный отпуск, посоветовав хорошенько отдохнуть и выбрать в качестве объекта кобелирования кого-нибудь из числа гражданских дамочек, а не экипажа флагмана. Сержант, который, как и все на корабле, вплоть до старшего офицера, подчинялся воле доктора, сошел на берег в космопорте Диимара. После отбытия приятеля, терпящего заскоки и отвратительных характер, технопилот окончательно озверел. Джоанна Харвелл, попавшая под раздачу на сей раз, в действительности отделалась легким испугом. Ей несказанно повезло, в отличие от четырех предыдущих жертв злобного Миллигана. Если бы не появление сержанта, лейтенант, самостоятельно или через интерком корабля, оповестил командующего флотом об ошибке астронавигатора, которая на самом деле является всего лишь ошибкой в распознавании плотности пространства, и отвечают за расчеты операторы боевого информационного центра.

– Ну, хвастайся!

- Нечем хвастаться, друг, - неловко улыбнулся механик, сминая в руках форменный берет.

- Прекрати! Закон Янте давно в прошлом, - подколол Адам, имея в виду свод из десяти неписанных правил скандинавских колоний – не хвастаться, не высовываться, не думать, что ты лучше других и прочая лабуда. Основная фабула – будь серым, не выделяйся среди толпы. И даже если ты слишком серый – общество подвергнет остракизму.

- Янте ни при чем, - нахмурился тот. – Меня не повысили.

- Что? – резко обернулся мужчина, недоверчиво разглядывая Герхарда. – Uneras! Psandu arasta! – окончательно слетел с катушек он. Вольный перевод сказанного скрутит в трубочки уши любого рейдера, как известно, матами разговаривающего, а не ругающегося. Свана – планета агрессии. И денег, само собой, но по большей части таки агрессии. Большинство слов общего языка – диалект, использующийся низшими кастовыми прослойками – имеют настолько непристойное значение, что культурные касты Сваны начисто отказываются признавать их частью общения. – Я это так не оставлю, - вскипел Адам. – И ты молчал?! – накинулся пилот на товарища. – Почему ты мне ничего не сказал? Почему не связался с крейсером с Диимара?! Да я вытрясу твое повышение…

- Коммандер пытался, - перебил Герхард. – При мне собралась голоконференция, он брызгал слюной и матерился почище твоего, но штаб отклонил прошение. Адъютант адмирала Ки заявил, что мое ранение не входит в установленные нормативными актами рамки. Чтобы получить офицера, мне нужно, видимо, - сержант громогласно расхохотался, - влезь в реактор во время боя, и вылезти живым.

Они рассмеялись, но в глубине светло-серых глаз сверкали молнии. Сержант понимал – просто так Миллиган не отступится. Все знали - и это правда – они лучшие друзья, у Адама нет никого ближе. Его мысли, его сердце отдано звездам. Механику никогда не познать чувств технопилота. Никому их не познать, кроме другого технопилота. Годами петляя по галактике, глядя на вселенную глазами корабля, существуя в иллюзии вакуумного странника, жить в обычном, прагматическом и приземленном мире невозможно. Они иначе рассуждают, иначе смотрят на вещи, иначе идентифицируют себя. Со временем от человека, избравшего стезю биосинтеза с системами, остается лишь искра сознания, которая, к сожалению, не в состоянии функционировать без органики и не в состоянии слиться с подопечным судном. Они ассоциируют собственное тело с корпусом крейсера или линкора, руки – с закрылками, желудок с реактором. Становятся мозгом корпуса. Отрекаются от всего, что имели – родителей, любимых, друзей. И скорее, не желают того сами, просто они иные – технопилот не призвание, а генетическая предрасположенность. Их сторонятся, считая не от мира сего. Так и есть. Наверное, отношения Герхарда и Адама – уникальные, ни у кого нет столько терпения и спокойствия. Райнер – потомок норвежских колонистов на Тау Ватар, первых последовавших в экспансией в рукав Ориона. Выдержанный, хладнокровный и честный. Никогда не лжет – именно за это его уважает Адам. Лейтенант чувствует вранье интуитивно, ему слишком много врали в течение тех тридцати семи лет, что он рос, обучался и проходил метаморфозы, связанные с биотехнологиями. Ему повезло найти человека, который прямо говорил ему, что тот несет несусветную чушь – и Адам прекращал. И теперь, пользуясь привилегиями, предоставленными положением на службе, Миллиган мог добиться многого, чтобы помочь приятелю.

- Лейтенант! – громко крикнул штурман. – Принимаем входящее сообщение с «Ястреба»! – Адам пожал плечами и поковылял к платформе терминала, щелчком пальцев давая понять, что весь во внимании. Оператор вывел на экран голопроекцию испуганного до чертиков капитана фрегата.

- ЛК «Апостол», говорит капитан Ричард Джейн, разведывательный фрегат «Ястреб». При патрулировании квадрантов 45-29 обнаружен неопознанный транспорт, на позывные не отвечает, не совпадает ни с одной известной сигнатурой. Огневая мощь по предварительному сканированию равна дредноуту класса «Эверест»! Считаю необходимым принять меры по установлению контакта.

- «Ястреб», я «Апостол», - лениво отозвался Миллиган. – Они пытались нападать?

- Никак нет, но, судя по траектории движения, направляются к центаврианским колониям, а мы даже не знаем, кто это!

- Держитесь на расстоянии в инвизе. Пять минут до связи, - пилот отрубил внешний канал, занял операционное положение в кресле и прикосновением к кнопке на подлокотнике, запаролированной на молекулярный состав Миллигана, вызвал консоль интерфейса. Панель из кристопласта, толщина которой высчитывается в нескольких микронах, а крепость в тоннах на квадратный сантиметр, осветилась мягким синим цветом, захватывая движение глаз. В коннекторный порт на затылке мужчины осторожно, совершенно неощутимо для пользователя вошел штекер, сливая сознание человека и виртуальный интеллект крейсера воедино. – Коммандер Винчестер, - произнес он глубоким, непохожим на его скрипучий и каркающий тембр голосом в линк, - тревога уровня В. Ваше присутствие немедленно требуется на мостике.

Дерзкое пиликание. Отвратительное, как вопль карры в период спаривания! Верхний купол капсулы поднялся, высвобождая крепко спящего мужчину из ласковых объятий грез. Он поморщился недовольно, потер веки, окончательно выныривая в реальность. Сколько ж можно, а? С первого дня, как его назначили пасти бумагомарак-ученых он не видел покоя. Отдых, в отличие от необходимых любому нормальному человеку шести часов, сокращен вдвое, порой выспаться не приходится неделями. Хотя – да, Малай им всем в задницу! Как раз за те восемь недель, что он прикрывает тылы «Минервы», мужчина успел позабыть о нормальном, крепком сне. То входящие в состав экспедиции профессора и клирики передерутся, то механик испарениями отравится. Ядро реактора линейного крейсера «Апостол» рассчитано на десять стандартных лет, но десять дней назад «Голиаф» вдруг решил, что не помешает вздрючить инженерный отряд, да построже! Сумасшедший дом, не иначе. От уха прошлась навязчивая, малоприятная волна, завибрировал линк – снова, проклятье! Мужчина поднялся, прижал двумя пальцами мочку и, не скрывая раздражения, рявкнул во всю глотку совершенно недружелюбное приветствие. В ответ по черепной коробке разнеслись аудиочастоты, переросшие в мелодичный, интегрированный ВИ голос технопилота. Сообщенное Миллиганом заставило офицера немедленно подхватить в кресла китель с гордым шевроном подразделения «Черная звезда» и погонами коммандера объединенных флотов Конфедерации. «Апостол» - крейсер, с которым у капитана давняя совместная история. Ожесточенные стычки на границах систем Сваны, вооруженный конфликт с Парнаком четырнадцать лет назад. На этом судне началась военная карьера Винчестера и на нем же она и закончится - если перестанет чудить. Остальные капитаны получили назначения к ветви Персея – и только Винчестер, чересчур любящий приколы и неповиновение, вынужден день ото дня общаться со старыми умниками, непрерывно вещающими, что карликовая галактика в Стрельце может оказаться колыбелью всех существующих цивилизаций. Бред. Если Таяна и Млечный путь столкнулись, ежу ясно, что никакой жизни в заполненной ультраизлучением и газовыми облаками галактике быть не может. Офицер дождался, пока сенсоры идентифицируют личность, и шагнул в рубку, нетерпеливо отмахиваясь от старпома.

- Что у нас? – коммандер повернулся к голопроектору, дожидаясь, пока Адам проанализирует информацию, полученную по закодированному каналу от «Ястреба». Наконец над подошвой вспыхнул сноп фотонов, сложившийся в изображение корабля.

- Судя по показаниям дальнобойных сканеров, они от нас в двадцати семи астрономических единицах, - отрешенно рассказывал технопилот. – Боевое вооружение, огневая мощь превосходит любой известный нам дредноут. Владелец судна неизвестен. Технически он уступит массированному удару наших крейсеров и истребителей, коммандер, но практически – мы не знаем, какие научные достижения совершила эта раса. Мы не знаем даже того, что это за раса.

- Нет, - помотал головой Винчестер. – У нас экспансия, а не завоевание. Попробуем установить контакт, не получится – оставим их в покое. «Ястреб» докладывал – он успел связаться с Третьим флотом?

- Никак нет.

- Отлично, - с сарказмом протянул капитан. – В общем, императив – защита. «Минерва», под защитой «Декарта» и «Бруно», останется здесь, вместе с фрегатами. Мы пойдем одни. Лейтенант, курс на систему Волопаса.

Отдав распоряжение по навигации, офицер связался с флотилией, оповещая остальных о смене маршрута. Капитаны повозмущались, конечно, но Винчестер любезно проигнорировал возражения, не до того. Контактеры давно перевелись. В первое столетие освоения космоса любой пилот поотважнее мог влететь в темные квадранты пространства и обнаружить отличную от гуманоидов расу. Теперь все немного иначе. Ближайшие секторы исследованы, дальние – прощупаны долгосрочным сканированием. Скорее всего, корабль принадлежит олигархии или парнакцам, что плохо само по себе. Мощное вооружение – мощные войны. Однако есть в линиях корпуса нечто, заставляющее отказаться от подобной идеи. Винчестер сидел в кресле на мостике, раскручивая голо-модель то так, то сяк. Форма, обводы и изгибы слишком изящны для Парнака и слишком нерациональны для инженеров Сваны. Исполнение судна, скорее, произведение искусства, чем оружие смерти. Летящая стрела – длинный корпус заканчивается защитными экранами рубки, по поверхности растеклось кинетическое барьерное поле, прочная, исходя из изображения, броня. Интуитивно понятная концепция, ничего лишнего и, одновременно с тем, очень грациозная. Мужчина почувствовал, как от подошв сапог поднимается волна дрожи – не сразу понятно, от того, что крейсер набирает скорость и антигравитационные подушки компенсируют чрезмерное давление, то ли от того, что он волнуется… Дину не повезло родиться в век прогресса. Каждый уголок родного сектора Млечного пути изучен, ошеломительные открытия и авантюрные набеги на соседние квадранты остались в прошлом. У человечества более чем достаточно плодородных и богатых ресурсами планет для колонизации. Время героев прошло, а романтический склад характера офицера жаждал прорывов и приключений. Хорошо, что в свое время он поступил в школу офицеров имени Армстронга на автономной станции «Пандора», иначе ряды флибустьеров и рейдеров пополнились еще одним сумасшедшим. Персональный чип идентификатора на запястье пару раз подмигнул встревоженным красным, ткнул в кожу одноразовой микрокристаллической иглой, проверяя состояние владельца, сообщив, что физическое состояние коммандера Винчестера соответствует норме, и передал в коммуникатор предложение впрыснуть в организм дозу седативов – пульс медпомощнику не понравился. Мужчина раздраженно скривился – право, анализаторы в двадцать пятом веке слишком назойливы. Адреналин – первый и главный двигатель прогресса человечества, а электронный болван предлагает успокоительного… Губы капитана сложились в неуловимую улыбку – сердце у него действительно колотится на грани инфаркта, но болезни ни при чем. Неожиданно для самого себя, полностью и без иллюзий осознавая существующую опасность, он, как юный мечтатель, с придыханием рассматривал искрами проносящиеся в иллюминаторе звезды, нетерпеливо постукивая пальцами по подлокотнику.
- Коммандер, - окликнул его технопилот, - сканеры обнаружили неопознанный объект, - сообщил Адам, не пошевелившись. Он даже рот не раскрывал, то, что необходимо, модулируя его голосовой диапазон, с потока сознания считывает ВИ и интегрирует полученную информацию в приемлемый для окружающих вид. Предупреждение Миллигана излишне – Винчестер уже активировал командную консоль, получая необходимые данные из первых рук. Увиденное капитана не разочаровало – огромная махина в реальности выглядела более внушительно, чем на любой, самой реалистичной голопроекции.

- Подойди на расстояние фотонной связи, - распорядился Винчестер. – Посмотрим, насколько далеко ушли их ученые.

- Есть, - равнодушно отозвался лейтенант. Ему единственному в данный момент индифферентны любые расы и открытия.

- Старпом – кинетические барьеры на треть мощности, - продолжил капитан. – Штурман – все информационные потоки кодировать раз в три секунды. Сведите успех возможной кибератаки к минимуму.

Флагман медленно, с каждым километром сбрасывая скорость, приближался к дрейфующему эсминцу. Гости не пытались уйти от встречи, параллельно подключая дополнительные барьеры. Судя по изучению внешней обшивки, никаких неожиданных атак пришельцы предпринимать не торопились, хотя голо-модель отчетливо передавала открытые ангарные люки истребителей. Там, на мостике судна, находились живые, разумные существа, видимо, так же с опаской относящиеся к встрече. На запястье командующего офицера снова зашелся тревожным сигналом анализатор, предупреждая об аномально-зашкаливающих показателях гормонов в крови. В действительности Винчестер испытывал непередаваемый восторг, какой испытывали, наверное, Майкл Гроссман и Джордж Ландау, впервые встретившись с цивилизацией Сваны. Единственный раз в жизни мужчина почти задыхался от наплыва чувств, ладони слегка вспотели от ожидания. В мыслях проносились миллионы идей – даже если гости окажутся враждебными, даже если они атакуют «Апостол», Адам успеет увести крейсер с линии огня, таков уж он технопилот – корабль для него второе «я», он скорее погибнет, чем позволит навредить корпусу. Без сомнений, установить контакт – величайшее достижение для сумасбродного, слишком веселого капитана, сосланного за свои глупые шутки в экспедицию, изучать мертвые районы Млечного пути. Но волновался мужчина не из-за возможности прыгнуть выше головы или вернуть более авторитетные и почетные назначения. В его жилах тек концентрированный интерес к исследованию. Воином он стал только потому, что в юности пришлось воевать.

- Капитан, - штурман повернулся к офицеру, слегка испуганно рассматривая холодное, отрешенное выражение лица, - мы принимаем входящую трансляцию! – Винчестер, улыбнувшись, неуловимым прикосновением к консоли спроецировал полученное сообщение, пытаясь вникнуть в суть. Перед ним мелькали несколько числовых рядов, не отягощенных какой-либо смысловой нагрузкой. Офицер нахмурился, потерпев первое поражение от неизвестных пришельцев.

- Коммуникационную антенну на исходящий вызов, - скомандовал он, подобравшись на кресле. – Говорит крейсер «Апостол», объединенный флот Конфедеративного Содружества Систем. Вы нарушаете границы влияния КСС. Ваше сообщение не принято. Представьтесь и сообщите цель вторжения, - несколько секунд стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь едва заметной пульсацией «Голиафа» - массивное ядро реактора неприспособленно для бесшумной работы, слишком уж велика нагрузка. Фотоны вновь замелькали над голопанелью, складывая те же самые строки в казалось бы хаотичном порядке. Винчестер окинул штурмана упрекающим взглядом, недвусмысленно намекая на необходимость расшифровать. Спустя еще несколько секунд числовые строки начали складываться в слова. – Математика, - удовлетворенно кивнул капитан.

- Они просят выделить канал для видеосвязи, - подал голос штурман. Среди командного состава, штурман – самый взрослый. Он на двадцать лет старше любого члена экипажа. Адмирал Третьей флотилии Дик Роман счел необходимым включить в команду того, кто сможет контролировать дурацкие выходки Винчестера.

- Разрешаю, - согласился коммандер. – Ты принимаешь видео? – изогнул он бровь.

- Нет, - растерялся Фицджеральд. – Они ждут нашего изображения.

- Передай аудио, - гневно процедил сквозь зубы офицер, услышав подобное. Он не любил хитрецов, ненавидел нечестные и грязные трюки. – На связи Дин Винчестер, капитан «Апостола». Мы согласны на установление контакта, господа. Но я не соглашался общаться вслепую с тем, кого не вижу. Одностороннего диалога не будет!

В эфире воцарилось молчание. Дин уже сожалел, что не отдал приказа звену истребителей – если открыть ангары сейчас, нет никакой гарантии, что чужаки не воспримут это как попытку атаковать. Он клял себя на все лады и уже готов был отдать приказ, несмотря на последствия, как голопроекция вновь осветилась, складывая из фотоновых потоков лицо собеседника.

- Боевой линкор «Магадеш» приветствует вас. От имени императора Натора Пятого и населения Иллы тэнто Габриэл выражает надежду на взаимопонимание.

- Мать честная, коммандер, - прошептал штурман. – Они же выглядят точь-в-точь, как мы!

@темы: Destiel, Навеяло, AU, Фанфики

---

"Вопль страха и потери"

Ну, что, мои дорогие ПЧ.
Автор вчера, как последняя кретинка, взялась читать фанфики. ЙУняшки жгут.
Я, если честно, не поклонник пейринга Кастиэль\Дин. Может, у меня неправильное представление о SPN, но, тем не менее, Винчестер снизу для меня может быть только в грамотной прописке и с кучей оговорок, а иначе - лютый баттхёрт и капающие ядовитые слюни. Детское поведение, ага, но по-другому не могу.
Так вот ЙУняшки меня в итоге и сподвигли написать новый фанфик небольшого содержания.
Надеюсь, вам понравится.

Пролог

- Я люблю тебя, Дин.
Винчестер, резко обернувшись, свел брови, недоверчиво и недоуменно разглядывая стоящего напротив темноволосого мужчину в бежевом тренче и вечно сбитым вправо потрепанном галстуке. Кастиэль. Ангел, выведший охотника, праведника, пролившего кровь и начавшего тем самым долбаный Апокалипсис, из геенны огненной, оставив на плече метку в виде человеческой ладони. Почти два года прошло с тех пор, а кажется, что тысячелетие. Они близки, как только могут быть близки люди, прошедшие огонь, воду и медные трубы. Умирающие рядом и защищающие друг друга, прикрывающие спину. Боевые товарищи, приятели, друзья – этих слов мало, чтобы реально написать глубину и степень их связи. Практически семья. Дин криво усмехнулся, изогнул бровь.
- Ну, - после паузы буркнул он, - я тебя тоже люблю, дружище, - неопределенный кивок. Винчестер, слегка растерявшийся от подобных розово-сопливых излияний, совершенно не к месту, не ко времени и вообще зря, продолжил разоблачаться. Три часа назад они с братом и Кастиэлем разорили вампирское гнездо на границе Вермонта и Юты. Поработали на славу, правда, старшему Винчестеру слегка досталось – ничего особенного, пара широких, но не смертельных порезов на груди. Скинув пропитавшуюся застывшей кровью футболку, мужчина подошел к зеркалу и рассмотрел травмы. Находящийся радом ангел силами благодати мог легко исцелить ранения, но Дин не видел смысла обращаться к нему со столь плевыми царапинами.
Считал такое ниже собственного достоинства, в конце концов, он не маленький, чтобы с каждой занозой бегать к ангелу. Марлевый тампон, капающий дезинфицирующим средством, щипал поврежденную кожу немедленно вспенившейся перекисью водорода, заставляя охотника сдавленно шипеть. Собственно, ему весьма повезло выжить – по-другому и не скажешь. Они отбивались от шести десятков вампиров, что втроем, даже с учетом ангельской благодати, весьма рискованное занятие. Дин попал в ловушку, ему с трудом удалось завалить четырех противников, а пятый выбил из рук оружие и непременно закусил бы свежей кровушкой, но подоспел Кас. Снова - в который раз? - спас Винчестеровскую задницу. За это странному, не от мира сего ангелу прощались даже такие вот выпады. Да и что с него взять? За все то время, что Кастиэль живет в мире людей, максимум полученных знаний о культуре и взаимоотношениях человечества – порно с разносчиком пиццы. Не удивительно, что ангел путается в терминологии и понятиях.
- Нет, - отвлек Дина чистый тенор. Мужчина перевел взгляд на ангела, прищурился, ожидая продолжения. – Я говорю о совершенно другом, - добивал его друг. Кастиэль, дерзко нарушая установленные Дином границы личного пространства, шагнул почти вплотную к охотнику, пронизывая его насквозь своими небесно-синими глазами. Нечто печальное, горькое таилось в глубине яркой радужки. Нечто, заставившее Винчестера бросить перемазанный кровью кусок марли в раковину.
- Кас, - с нотками обреченности уронил Дин. – Прекращай.
- Выслушай меня, - просительно, торопливо начал Кастиэль. Охотник смотрел на ангела, прекрасно понимая, что конкретно тот сейчас начнет рассказывать, но не желал слушать. Не желал! Надеялся, что все не так, но выражение лица воина Господня не обещало покоя. – Мои чувства к тебе давно вышли за рамки дружбы, Дин, но я молчал. Сегодня... – ангел опустил голову, - я испугался. В любой момент ты можешь уйти, даже ничего не узнав, и…
- Давай, - мужчина положил ладони на плечи ангела, заговорчески подмигнул, - мы сделаем вид, что ты ничего не говорил, а я не слышал, ага? Так, поверь мне, будет лучше для нас обоих.
- Но почему?
- Почему? – гневно переспросил Дин. – Почему?! – в голос крикнул он. – Потому что я не хочу терять друга, Кастиэль! Потому что это конец – всему, что нас связывало! – мужчина быстро подошел к холодильнику, достал себе пива и выдернул крышку с бутылки, моментально присасываясь к горлышку.
- Я тебе противен? Ты не разделяешь моих чувств? – допытывался Кастиэль, ощущая, как щиплет веки, а вокруг все расплывается. Он знает, что Дин относится к нему по-особенному! Знает, видит – не подглядывает, а видит! – эмоции подопечного, и сейчас не может вникнуть в причины ярости возлюбленного человека. Не в силах осознать и принять причин отторжения. Он дорог Дину, но признавшись во взаимности, теряет его. Что не так?!
- Проклятье, - пустая бутылка пива летит в мусорное ведро. – Это не имеет значения. Поэтому, прошу тебя, давай забудем!
- Но…
- Никаких ебаных «но»! – сорвался Винчестер, тяжело, рвано дыша. С виска сорвалась и скатилась по щеке капелька пота. – Что ты знаешь об отношениях? Ты имеешь представление, что под собой подразумевает слово «любовь»?!..
- Дин, - сжался Кастиэль, как от удара. – Разве это имеет значение? – тихо спросил он.
- Имеет, потому что все это неправильно! Чего ты хочешь от меня? Рано или поздно «любовь» переходит в секс! Всегда! Ты понимаешь, что такое гомоебля? Это когда один мужик другого в задницу долбит, а второй подставляется! Для любого самца, Кас, секс – терминальная стадия доминирования и власти, самоопределения. Это наша природа, против нее переть нереально, - усмехнулся Дин. – Ты предлагаешь мне лечь под тебя? Или сам под меня ляжешь?! – гнетущая тишина. Гулкая. – Поэтому, - едко закончил Винчестер. – Именно поэтому та «дружба», - он показал кавычки пальцами, - что между нами была – являлась единственным вариантом наших с тобой отношений. А ты – все испортил.
- Дин…
- Уходи, - отмахнулся мужчина, отворачиваясь. - Я хочу побыть один.
Еле слышный шелест крыльев. Дин решил влить в себя как можно больше алкоголя, но в номере не осталось ничего крепче пяти оборотов, а Сэм в ближайшие пять минут не появится точно. Несколько глотков холодного напитка обжигают горло, усмиряя сожаление. Дин доверял ангелу. Доверял, догадываясь о том, что Кас знает – охотника тянет к нему. Доверял, надеясь, что Кастиэль все поймет сам. На ухо шепчет тоска, неистребимое желание отмотать время назад. Винчестер пытался – видит Бог. Подходил к ангелу, раскрывал рот, силясь выдавить из себя хоть слово. Не мог. Как ни принуждал, не получилось рассказать о симпатии. Платоническая недолюбовь вполне устраивала Дина – он спокоен за Каса, имеет возможность охотиться с ним, не переживает, что тот снова свяжется с какими-нибудь демонами. Решал проблемы с возбуждением в постели легкодоступных красоток. Желал, но терпел. Притворялся, что не замечает взглядов Кастиэля и не слышит его тяжелых вымученных вздохов. Игнорировал слишком интимные прикосновения – кончиков пальцев во время просмотров боевика, например. Теперь Кас заставил его выбирать… но выбирать из предложенного Винчестер не готов. Взмах руки – бутылка летит в стену, разбивается о стену, расплескивает содержимое по полу.
- Придурок, - раздраженно процедил сквозь зубы Дин, поигрывая желваками. На лице его отчетливо вырисовывалась досада. И печаль.

Глава вторая. Волчья стая ходит кругом

Когда Сэм Винчестер вернулся в мотель, он не нашел там ни брата, ни нового незаменимого напарника – кто может быть круче ангела с суперсилами благодати, убивающей все известные виды чудищ? – и решил, что парни вышли в кафе за едой, не дождавшись покупок. С Дина станется. Если на него нападает зверский аппетит – а другого у Дина не бывает, спасти от урчания в желудке может только хороший гамбургер и пиво. Однако у кухонных шкафчиков он нашел осколки разбитой бутылки, и лужу разлитого содержимого со специфическим запахом. Поморщился – комната провоняла хмелем и алкоголем. Парень, ворча на вполне самостоятельного старшего братца, способного прибрать за собой, но игнорирующий подобные «мелочи», вызвал горничную и попросил привести номер в порядок. В процессе он раскладывал по местам приобретенные продукты – фастфуд не относился к любимой пище младшего Винчестера – и сопутствующие охоте товары, вроде соли, спичек, проволоки и еще кучи полезных предметов. Закончив с бытовыми хлопотами, взваленными на него все тем же неугомонным братцем, парень перекусил и завалился в постель с ноутбуком на животе. Сегодняшняя вылазка едва не закончилась бедой, и только благодаря Кастиэлю Сэм не лишился последнего родного человека на планете. Удивительно, как Дину удалось вытащить ангела с собой в кафетерий, обычно Кас не любитель шататься по округе. Хотя… у них же «глубокая связь». Вряд ли Сэм мог припомнить кого-то, столь же близкого Дину, кроме самого себя. Не радоваться подобному раскладу парень не мог. Независимо от того, что Дин всем существом ненавидит небесную канцелярию, с Кастиэлем общий язык нашелся почти сразу. И прощение. Удивительна сила привязанности старшего – он, вообще-то, терпимостью не отличается. Сэму самому неоднократно влетало за промахи и ошибки. Дин прощал, конечно, но предварительно выпиливал из головы брата любое поползновение к неповиновению, наказывал холодностью отчуждением и недоверием. Остальных считал недостойными второго шанса. Кастиэля простил. За предательство, ложь и сделку с Кроули. Нашел в себе силы. Сэм за это еще больше зауважал брата. Гордился им.
Оглушительный грохот хлипкой двери об косяк. Молниеносно выдернув из-под подушки Beretta, парень выскочил в гостиную, держа на мушке кого бы то ни было. Оказалось, что стрелять бессмысленно. Едва держась на ногах, у входа стоял Дин, в невменяемом состоянии. Один. Тяжелый взгляд зеленых глаз, гневный и тоскливый. Куртка, треща по швам, срывается с плеч, оседает на пол, и сам владелец почти присоединяется к одежде. Дин, грузно топая, прошел к дивану и, не разуваясь, завалился на продавленное ложе, сложив руки на груди в замок. Закрыл глаза, ясно давая понять, что разговора не будет, но Сэма, верного оруженосца и въедливого мозгоправа, подобные «оборонительные позиции» никогда не останавливали. Парень приблизился, внимательно осмотрел надравшегося в дым брата, свел брови недоуменно. Синяя футболка на груди покрыта пятнами крови – видимо, ушел Дин даже не обработав порезы, а степень опьянения отражала ураган чувств, пережитых старшим. Что могло произойти в момент его отсутствия, Сэм никак не мог взять в толк.
- Эммм, - растерялся парень, не зная, с чего начать. – А… где Кас? – забеспокоился он. Повод для тревоги действительно имелся. Сомнительно, что пернатый свалил по каким-то своим делам, в последнее время он совершенно свободен. Что поделать, собратья не очень радушно принимают того, кто посягал на власть Отца сущего и вырезал под корень несколько гарнизонов. Кастиэль, в свою очередь, не особо стремится мозолить им глаза. Каждый монстр на этой забытой всеми богами планетке знает – связываться с Винчестерами опасно. Убивать друзей Винчестеров опасно. А уж покушаться на хранителя одного из Винчестеров и того опаснее. Рано или поздно, двое на всю голову тронутых охотника исполнят вендетту. «Месть» - весомое слово с уст этих маньяков - воистину кровава и ждать не заставит. Так что проще не играть с огнем. Могущественные твари не сталкивались с братьями без крайней необходимости, потому сейчас Кастиэль находился под относительной защитой авторитета Винчестеров. А значит, ушел по собственной воле.
- Свалил, - подтвердил догадку Сэма пьяный в стельку Дин совершенно трезвым голосом.
- И как далеко? – осторожно поинтересовался парень. Он чувствовал – что-то не так. Произошло что-то из ряда вон, раз Кастиэль испарился в неизвестном направлении, да еще и так синхронно с возникшим желанием брата нажраться до зеленых чертей. По сами по себе, в отдельности друг от друга сии моменты вызывали достаточно настороженности. После выходки Кастиэля, Дин, разочарованный предательством, снедаемый виной и хинной горечью потери, нещадно пил. Бухал по-зверски, не мог спать без дозы, до алкоголизма, так что в его случае малейший сдвиг в сторону бутылки немедленно вызывал переполох. Относительно Кастиэля и так все ясно – он бы ни за что не позволил Дину ужраться, не бросил подопечного в таком виде хрен знает где. В сочетании подобные моменты служили отличным трамплином для паники.
- Понятия не имею, - парень, уже успевший морально подготовиться к такому повороту, присел на кресло рядом с валяющимся на диване безучастным телом брата.
- А как надолго? – продолжал он расспросы.
- Скорее всего, навсегда, - глухо ответил мужчина. Изгиб губ скривился в ухмылке. Дин, пока брат приходил в себя после освежающей новости, закинул локоть под голову и отвернулся к спинке, явственно давая понять, что беседа окончена. Длинный, с оттенком темных, унылых эмоций выдох, скрытый в ткани обивки.
- Не вздумай засыпать! – возмутился Сэм. – Ты вваливаешься никакой, сообщаешь, что Кас куда-то упорхнул и надеешься соскочить с темы?
- Оставь меня в покое, - устало сказал охотник, накрываясь второй рукой, словно хотел спрятаться.
- Что произошло? – настаивал младший. Буквально несколько часов назад раритетная Шеви, везущая в салоне троих пассажиров, неслась по автобану. «Отряд за свободу воли» в полном составе, они шутили и ржали как кони, включая вечно хмурого Кастиэля, приобретшего, неведомым чудом, никак, несколько своеобразное чувство юмора. Ничто, как говорится, не предвещало! – Дин…
- Он признался. Я отшил, - рубленными фразами объяснил Винчестер.
- Оу… - приподнял бровь брат. – И… что теперь? – Дин вдруг подорвался с дивана и сел, глядя прямо в глаза Сэму.
- Ты знал, что рано или поздно этот день настанет, - ядовито произнес он, подчеркивая слова. Хищный, озлобленный прищур – визитная карточка разъяренного охотника.
- Не торопись, - осадил его младший. – Кас признался в…
- Да! – рявкнул Дин.
- Ну, - покивал Сэм, - да. Рано или поздно этот день должен был настать, - вдохнул он. – И что ты ему сказал?
- То же, что и тебе. Или ты думал, за пару лет что-то изменится? - лицо исказила гримаса гнева. Боли. Сожаления. Упрямства. – Я в эти пидарастические дела влезать не собираюсь, - отмахнулся мужчина. – Какого хрена, объясни мне, ему не сиделось? – тембр баритона, звонкий и густой обычно, слегка хрипел, будто сорванный криками. – Чего не устраивало? Почему, - голос приобретал все больше красок, нарастая, - обязательно нужно все сломать?! – брат потер ладонью лоб, помассировал виски.
Сэм знал. Он сообразительный парень – не зря в колледже учился. Да и житейской мудрости у него хватало. В его характере присутствовала та гибкость и чуткость, которой так не хватало Дину. Когда-то старший сказал, что Сэм удерживает его от перерождения в кровожадного монстра. Прав был, ибо без брата, без его внимательности к людям и самому Дину, неизвестно, кем стал бы Винчестер. Эмоциональные порывы и чувства замечались Сэмом без труда, он эмпатично сопереживал и ощущал проблемам других. В конце концов, он спросил в лоб и получил честный ответ. Как и дальнейший расклад. Он никогда полностью не понимал стремления брата к изощренному мазохизму – казалось бы, тревожат, изводят влечение и страх, отказаться от их источника, переболеть и забыть. Или принять положение таким, какое оно есть. Но Дин не мог отказаться от общения с Кастиэлем, как не мог заставить себя признаться. И принять ни свои чувства, ни чувства Каса не мог, опираясь на сложившееся негативное мнение по поводу более интимных сфер. Сэм отчасти поддерживал нелегкий выбор брата. Все-таки гомосексуальная связь – это не про старшего Винчестера. Подобные отношения противоестественны – с точки зрения природы, во всяком случае. Но Сэма, несмотря на сложности во взаимопонимании с Небесами, духовный аспект интересовал больше, чем мифическая угроза снижения популяции из-за однополых союзов. Как-то он спросил Дина, будь у Кастиэля возможность сменить оболочку на женскую, дал бы тот «зеленый свет» вспыхнувшей привязанности. Брат, тоже подогретый – в нормальном состоянии с Дином такие вопросы лучше не обсуждать, если нет желания разукраситься фингалами – зажмурился, помолчал немного, и заявил, что еще не настолько низко пал. Сказал – он не принял Кастиэля таким, какой тот есть. Менять мнение из-за оболочки значит плюнуть себе же в душу. Слова его так не вязались с обычной упертостью и предубеждением против гомосексуалов, что Сэм усомнился в причинах отказа. Опять же, реакции Дина на воркующих мужиков оставались прежними – снисходительные шутки и взгляд в другую сторону.
- Он любит тебя, - решился высказать точку зрения Сэм. – Его не устраивала сложившая ситуация. Ты носишься по девчонкам с таким остервенением, напоминая себе, как должно быть и доказывая, как правильно. Представь, каково ему смотреть на твой флирт. К тому же – Кастиэль ангел…
- Да ну, блядь? А я и забыл! – вызверился Дин.
- Я имел в виду, то, что он наверняка знал о твоем отношении к нему…
- Мать твою, само собой, он знал! – окончательно вышел из себя охотник. Помолчал немного, часто дыша. – Все. Закрыли тему, - обрубил Винчестер. Встал, и Сэм заметил, что тот почти трезв. – Мы охотимся одни. Завтра выезжаем в Айову, ложись спать. Проебешь подъем – останешься здесь.
Кастиэль в это время едва ли не плакал. Еще в мотеле на него накатили слезы – странное поведение весселя. В день падения Люцифера ангел видел, как из-под век, увлажняя светлые ресницы, стекают по окровавленным щекам соленые капли. Никогда не испытывал аналогичного сам – предметы расплываются, а мокрые дорожки жгли кожу и глаза. Ангел сидел где-то в Южном Полушарии – сам не знал, где конкретно. Приказ подопечного – уйти – словно стегнул по сердцу, прошелся по самым потаенным струнам, заставив немедленно спрятаться, не важно, куда. Кастиэль мучился неизвестностью. Не мог понять, за что. Он сделал что-то не так? Ошибся в чем-то? Обидел? Создания Небес зрят немного не так, как люди. Помимо привычного человеку спектра, ангелы могут улавливать тонкие материи – отсвет божественной сути, заключенной в тело. Душа Дина, неукротимая и яркая, играла всеми красками, тончайшими оттенками, выдавая малейшие перемены в настроении обладателя. Наверное, со стороны Каса нечестно было промолчать, но в действительности ангел не виноват. На плече Винчестера остался след прикосновения Кастиэля. На душе – тоже. И связь, подогреваемая несходящими метками, позволяла влюбленному воину Господню видеть все, что таил спасенный праведник. И то, что Кастиэль видел, заставляло его с каждым днем сильнее любить, нервничать и по-настоящему изумляться. Дин, сам глубоко и искренне привязавшийся к хранителю, не радовался признанию. Он недоволен чувствами, пробужденными им же в наивной сущности. Кас не находил себе места, а в груди болело. Нестерпимо и жестоко, будто стальные крючья преисподней впились в сердце и медленно, с изуверской беспощадностью вырывали комок трепещущей невостребованными чувствами плоти. Ангел с трудом терпел невыносимую пытку отверженностью, крепко стискивая зубы, чтобы не закричать.

@темы: Hate!!!, Destiel, Навеяло, Фанфики

---

"Обратная тяга"

"Закон угла. Не молчи о своих желаниях"

Sade - Bring Me Home
Daughtry - Drown In You
3 Doors Down - Here Without You

Выгоревшая пустыня, панически родная, пугающая до ужаса. Гулкое безмолвие – нет ни одной живой души вокруг, а единственные звуки – треск пламени и рваные, короткие выдохи. Воздух разрывает легкие, кажется, они вот-вот вылетят из горла, пульс оглушает приливами крови к голове, застилает густым маревом глаза. Монохром смерти – остались лишь два цвета. Ярко-красный и угольно-черный. Угар дыма. Вонь погибающего бытия. Душераздирающее страдание, невыносимая пытка – обожженные ноги, клочками отваливающаяся кожа, открытая рана по всему телу. Стихия, пробравшаяся в самую суть, струится по венам, поднимается к голове, безжалостно пожирая добычу. Огонь прекрасен. Сюзерен планеты, вершина пищевой цепочки, самый древний и властный хищник. Его нельзя победить или приручить, он гуляет сам по себе, сменяя гнев на милость, если чувствует уважение и трепет. Чаще же он наказывает непокорных и беспечных, карает, отнимая здоровье, красоту и жизнь. Сейчас повелитель сплошной стеной, несколько лениво и без особого энтузиазма догоняет пытающуюся спастись жертву. Человека, наивно переставляющего растерзанные жестокими поцелуями конечности, опаленные ресницы которого слиплись от единственной влаги в страшной вотчине. Он бежит, пропуская меж потрескавшихся губ измученные стоны, а порой и отчаянные крики. Он несется, оставляя куски плоти на обугленных камнях, ощущая, как силы капля за каплей оставляют беспомощное, обреченное тело. Он стремится туда, вперед, к крутому отвесному обрыву, где на дне ущелья ждет прохладная свежесть свинцово-синей воды. Веки покраснели от соли высохших слез, глаза всматриваются вдаль, выискивая горизонт, а в груди холодеет. Обрыва… нет. Он еще не понимает, что за гора там высится – темная, но кажущаяся безопасной. Некий голос шепчет в сознании, подгоняет, советует и умоляет поторопиться, обещает покой, ласку и тепло. Кулаки разжимаются, он распростер руки, запрокинул голову и с громким воплем, всхлипом, истомленный страхом, врезался в мягкий, теплый живот, обнимая талию, как когда-то в детстве обнимал мать… немедленно получая объятие в ответ. Судорожное дыхание, под щекой биение сердца – мерный присный ритм, уравновешенный. Он не знает, кто защищает его. Чьи огромные, широкие ладони обхватывают лицо, чуть приподнимая. Чья добрая улыбка видится ему вместо обычного полета и падения. Но знает – сверху на него смотрят заботливые глаза свинцово-синего цвета, усмиряя испуганный разум, а свежесть дыхания остужает, сбивая пламя за спиной. Голос… ласкающий душу, разгоняет тревоги, умиротворяет, лечит ожоги. Омывает едкие дорожки с кожи. Его – кость от кости - ждали. Именно его, чтобы спасти. Подарить…

- Мммм… - утомленно промычал Дин, пробуждаясь. Вяло приоткрыл глаза, вздохнул. Рывком дотянулся до тумбочки, схватил пластмассовую коробочку будильника, потер свободной рукой веки, разгоняя остатки сна. Половина одиннадцатого утра. Мужчина откинулся на плоскую подушку, полежал немного, а потом очень бодро выскочил из кровати. – Проклятье! – ударил он себя кулаком по лбу. После ланча Уилсон ждала его в кабинете на Запад Аллис с очередной порцией стирального порошка для мозгов. С такой штучкой, как Эва, лучше не пропускать сеансы – снимет три шкуры, и опаздывать Дин очень не любил… поэтому от утреннего ритуала – душ, мастурбация, бритье – придется отказаться в пользу короткого умывания, одевания и прогревания двигателя Шеви. Привычный стояк давил на молнию джинсов, намекая на непочтительное отношение обладателя к собственному члену, но Винчестер, уже умеющий справляться с несвоевременной эрекцией, воскресил в памяти наиболее отвратительные и противоестественные эпизоды служебных операций. Помогало безотказно, исключая моменты вылетов. Офицер накинул на плечи потасканную кожаную куртку и резво сбежал по ступеням с седьмого этажа. Под ногами хрустел снег – середина декабря, плавно приближаются рождественские праздники. Наконец-то! Решением триумвирата капитана отстранили на три месяца – до десятого января, осталось несколько недель, и он снова войдет в здание 151 подразделения. Успеет проводить Бобби на пенсию… последний факт угнетал Дина, вытягивал душу. Если вместо Сингера на пост начальника 151 части назначат какого-нибудь бюрократа, не соображающего в суровых реалиях полевой службы, Винчестеру, со свойственной ему строптивостью, останется только взвыть.

Мужчина вывернул руль на трассу, притопил гашетку. Водил он нахально – правил не нарушал, но выжимал из ограничений максимум удовольствия. Говорил, что за рулем чувствует себя, как рыба в воде, сравнивал процесс взаимодействия с автомобилем с хорошим сексом. В связи с последними событиями Дин основательно подзабросил хобби – боулинг, импалу, даже в зал не ходил, занимаясь дома. Его день обычно начинался с семидесяти отжиманий, упражнений на пресс, пробежки – всегда, кроме случаев безвозвратно проспанного подъема. Пить больше не решался, опять же, из-за последних событий, правда, гибель Фицджеральда тут ни при чем. Сожаление и вина, связанная с потерей Душечки, скаталась в тугой ком боли, беспрестанно нывшей в груди. Он свыкся с тянущей пустотой и самоуничижением. Беспокоил Дина визит Новака, а точнее – сам Новак. Тогда, поднимая хрупкое, изящное тело на руки и укладывая на постель, в которой кроме самого Винчестера никто никогда не спал, мужчина неожиданно залюбовался длинными черными ресницами, переплетенными, словно в кружево. Губами, на вид очень мягкими и красивыми, постоянно обветренными. Офицер поймал себя на мысли, что неоднократно замечал – чувствительная кожа трескается после выездов, настолько нежная. А глаза, чистый и яркий цвет которых неотступно, не отступая даже во сне, преследовал Дина, манили отблесками тайны в глубине.

Новак в ту ночь был невероятно соблазнителен. Вернее, Винчестер понял, что парень всегда был таким, и именно это испугало храброго офицера до чертиков. Он никогда не заводил интрижек на работе, не воспринимал коллег, как возможных сексуальных партнеров. И капрала Дин не вожделел. Ну… не так, как своих прежних легкодоступных сучек, согласных на что угодно ради хорошего траха. Кастиэль словно воплощение целомудрия, наивной невинности - Винчестер не понимал, откуда в нем, грубом мужлане, взялись столь поэтичные эпитеты. Утром, дождавшись рассвета, Дин бросил на тумбочку рядом с будильником ключи, черкнул короткую записку и сбежал из собственной квартиры, ощутив острую потребность побыть в одиночестве. Он почти физически чувствовал, как ребра вскрывают настойчивым, но ненавязчивым напором. Чувствовал едва ли не прикосновения подушечек пальцев к чему-то потаенному, заповедному в душе. Беседа с подчиненным подарила облегчение, сняла часть неподъемной ноши, что повисла на плечах, принеся вместе с собой новое, более тревожное беспокойство. Вспоминая о доверчивом сопении у груди, мужчина не испытывал знакомого, изученного и приземленного томления в паху. Он желал прижаться лбом ко лбу и стоять так до скончания веков.

Спустя несколько дней после попойки Винчестер решил избавиться от странного влечения по старинке – сексом. Ввалился к Нику и застал того за сборами – после выигрыша в конкурсе штата Висконсин
Хэттуэю в качестве поощрения предложили выставить некоторые работы в галерее Нью-Йорка. Отказаться парень, естественно, и не подумал. Пытался связаться с Винчестером, но успеха не достиг, а домашнего адреса никогда не знал. Офицер тяжело вздохнул, хлопнул партнера по плечу, искренне радуясь за него. Ник заслужил, действительно заслужил, поэтому Дин только помог ему собрать вещи и отвез в аэропорт. Уезжал Хэттуэй до весны, и всю дорогу до «Меномони Фолс» как-то странно смотрел на молча ведущего автомобиль мужчину. Под взглядом Ника Дину становилось неуютно, он не знал, что сказать, и надо ли что-то говорить. Они вместе больше года, но в тот момент Винчестеру казалось, что этот вечер – последний из тех, что они числились любовниками. Самое смешное, что офицер не испытывал ни малейшего сожаления или сомнений, на сто процентов уверенный в том, что закончилась некая основополагающая веха его жизни и жизни Ника. Проводив его до рамки регистрационного контроля, Дин передал парню сумку с вещами и уже развернулся к выходу, как почувствовал, что на шее со спины повис тот, кого он уже проводил и, кажется, вычеркнул из своей бытности. Быстрый, суетный шепот, сквозь слезы. Винчестер повернулся, глядя, как из-под век градом капает соленая печаль, а глаза с уникальной черной радужкой наполнены болью, обхватил одной рукой талию экс-кого-то, прижимая к себе.

«Дождись меня. Ты нужен мне, не бросай меня» - срывались отчаянные, быстрые слова, перерастающие во всхлипывающий лепет. «Прости, детка. Прости» - все, что смог ответить Дин. Убежден до сих пор, что поступил единственно правильно. Жаль его слез, но Николас достоин большего. Красивый, сообразительный, сексуальный – он быстро найдет партнера, который позаботиться о нем и отдаст всего себя отношениям, оценит все лучшее, что есть в творческой натуре художника с длинными волосами и изящным телом. Дин не знал, чего достоин он сам. Знал лишь то, что свое будущее он еще не нашел, да и не видел необходимости искать. Где-то на самом дне души росла и укреплялась вера – все, что нужно, уже решили за него. И да, его бунтарская натура и презрение к эмоциональности протестовали против грядущих перемен, заставляли нервничать и дергаться, но… личность Дина, измотанная и уставшая, самой своей сутью стремилась с разбега упасть в теплые и родные объятия. Раствориться в свинцово-синем озере.

- Опаздываешь, - вместо приветствия бросила Эва, снимая очки. Окинула недобрым взглядом посетителя, аккуратно закрыла крышку ноутбука. – Присаживайся, - показала она на кушетку. Дин прищурился, скривился с отвращением, сбросил куртку и устроился на кресле у дальней стены.
- Не суетись, - отрезал он. – До начала сеанса две минуты. А в прокрустово ложе – милости прошу саму, - Дин очень хотел, чтобы его отповедь прозвучала грозно, но не сдержался и широко зевнул, сведя все усилия на нет. Психолог поднялась из-за стола, вытащила диктофон и блокнот с ручкой, снисходительно улыбнулась и присела в соседнее кресло, ближе к пациенту.
- Снова не выспался? – вкрадчиво начала она, закидывая ногу на ногу. Тонкий пальчик лег на кнопку аудиозаписи, завернул обложку за пружинку, а ручка начала нетерпеливо постукивать по бумаге, оставляя на белой клетке дробь пасты. Винчестер недоверчиво покосился на Уилсон, фыркнул с какой-то неопределенной интонацией. – Дин, давай обойдемся без реверансов? – просительно протянула Эва, замечая, что Винчестеру есть, чем поделиться, но он запирается – как обычно, впрочем. Из-за неплотно закрытых жалюзи в кабинет пробивались наглые солнечные лучи, светящие прямо в лицо, поэтому Уилсон отвлеклась от допроса. Мужчина посерьезнел, нервно сжал кулаки, потом посмотрел на подругу почти благодарно – глаза, словно засыпанные песком, зудели и чесались.
- Спал я нормально, - наконец ответил Дин. – Правда…

- Сны? – перебила Эва, заранее отказывая ему в праве замять тему беседы. Он поднял взгляд, помолчал пару секунд, будто набирался решительности. Коротко кивнул, закусывая нижнюю губу рядом белых зубов - признак замкнутости. Так называемая оральная фиксация по Фрейду – корни проблем идут из детства, оттуда же и нежелание делиться проблемами и наболевшим. Дин не хотел рассказывать психологу об увиденном – никогда не хотел рассказывать вообще о чем бы то ни было – поэтому причинял себе физический дискомфорт, даже, черт его возьми, не осознавая того. Уилсон надеялась, что когда-нибудь сможет вскрыть консервную банку защиты Винчестера, но пока – шантажом, ультиматумом и стрессоустойчивостью – ей удалось лишь добиться от него искренности в весьма малосущественных секторах психологической конструкции. – Дииин, - пропела она. - Что ты видел сегодня? - женщина потерла плечи – внезапно ощутила холодок по спине и в то же мгновение поняла – дело не в температуре окружающего воздуха. Дин смотрел на нее с такой тоской, какую она вряд ли когда-либо видела в зеленых глазах Винчестера.
- Все то же самое, - свел он брови недовольно. – Огонь, пустыня, - мужчина заставил себя собраться в кучку, выныривая из видения. Оно пугало и манило одновременно. Дин боялся прикосновений мягких ладоней. Глаз, таких чужих и одновременно близких. Полгода назад он не понимал, что конкретно ему снится. Теперь знает, но легче не становится, только ухудшается с каждым днем. Что ему делать с полученным знанием, в конце концов? И как работать? Впервые со дня отстранения капитан порадовался, что не имеет права входить в здание подразделения. Впервые, сопоставляя полученную от Эвы информацию, находил в ее словах рациональное зерно истины. Впервые, проклятье, на его сознание разом нахлынули воспоминания, чувства и ощущения, пережитые в течение почти года бок о бок с… ним.

- Не хочу на тебя давить, - удрученно уронила Уилсон. Прошла к столу и вытащила из сумочки пачку «Captain Black» - курила женщина только очень крепкие сорта. Уселась обратно, протянула пачку Винчестеру. Офицер с сомнением посмотрел на упаковку, но сигарету достал, немедленно прикуривая от встроенной в пепельницу зажигалки. Дождался, пока Эва затянется, галантно придерживая огонек. Откинулся на спинку кресла, длинно выдыхая сизый дым из легких.
- Давить не хочешь, но мозги никотином запудрить – запросто, - сарказм так и капал из его тона.
- Тебе нужно расслабиться, - не стала отрицать Уилсон. Воцарилась тишина, только тлеющий табак время от времени еле уловимо потрескивал, а по офису расползся аромат шоколада и дорогого акциза. Минут пять они молча курили, думая о чем-то своем. Дин, который курил очень редко, действительно чуть обмяк и сыто, удовлетворенно прикрыл веки, отрешаясь от мира. Легкое головокружение, совсем незаметное. Спокойствие, какое накатывает только под влиянием сигарет. – Теперь, - отвлек его голос психолога, - мы можем поговорить более откровенно?
- Я и до этого говорить не отказывался, - парировал Винчестер, стряхивая столбик серого пепла. Потер виски, разгоняя истому, вымотано вздохнул.
- Винчестер, - раздраженно воскликнула Эва, - я специалист, и несложно догадаться, кто тебе снится. Признай, выскажись сам, помоги с терапией! Или…
- Или? – презрительно покривился офицер.
- Или я назначу тебе еще десять визитов, упрямый баран! – а вот это и есть «давление» от Уилсон.
- А ты - дотошная стерва! – вспылил Дин, подскакивая с кресла. Мужчина принялся нарезать круги по кабинету от стены к стене, метался, как загнанный в ловушку дикий зверь, эмоции захлестывали с головой, заставляли дыхание срываться. – Да, чтоб тебя! – сорвался на крик капитан. - Да, видел его, своего подчиненного, твою мать, капрала, бывшего сержанта Новака! Довольна?! – кулаки сжались, а уголок рта окрасился пятнышком крови, которое мужчина тут же и слизал. Зелень глаз, столь холодная и равнодушная обычно, в данный момент искрила молниями. – Кайфуешь?! – ткнул он в ее сторону пальцем.

- Да, - тихо ответила психолог, проигнорировав последний выпад. Сложила руки на груди в замок и закинула ногу на ногу. Дин ревнив до мыслей, значения и смысла которых не может найти сам, скуп на внутренние переживания, поэтому Эве приходилось манипулировать им, доводить до гнева, чтобы узнать хотя бы жалкие крохи реального положения вещей. Однако в такие моменты, какой бы сильной и уверенной в себе она ни была, начинала побаиваться пациента, давно ставшего другом, ничего не могла с собой поделать. Дин – воплощение ярости, заставляющей женщину инстинктивно опасаться взрывоопасной смеси, заключенной в изломанной личности Винчестера. Человека, никогда не испытывавшего настоящего счастья. Жалеть, безусловно, но и опасаться тоже.
- Ненавижу, - процедил сквозь зубы офицер, бессильно отворачиваясь от торжествующего взгляда докторши. Такое ощущение, что она пронизывала его насквозь своими гляделками, как рентгеном. Смотрела куда-то вглубь черепной коробки, ковырялась в винтиках и шестеренках. – Черт, Эва, - выдохнул он. – Какого хрена ты мне мозг полощешь? – обреченно выдал Дин. – Чего хочешь? Я не умею быть таким, как ты требуешь. И меняться поздно – мне тридцать один год, я закоснел в своих убеждениях и ошибках.
- Почему ты так остро реагируешь? – рассудительно спросила Уилсон. После вспышки Винчестер слабеет, его бастионы и крепости падают под напором собственных эмоций, и он приоткрывает завесу над болью и горечью в сердце. Шовинист, правда, наизнанку какой-то. Обычные козлы отбирают у женщин права на голос, сексуальную активность и феминизацию, утверждая превосходство мужчины в любой сфере, причем, любого, кто не согласен с постулатом «баба не человек», причисляют к неудачникам и подкаблучникам. Винчестер, с остервенением и исступленностью, доходящей до фанатизма, отбирает право называться человеком у самого себя. Наказывает свою затюканную, загнанную душу за малейший промах, наказывает жестоко, как инквизитор. Лишает простых радостей и счастья – семьи, тепла, поддержки. Пихает в нее трах тоннами, отказываясь исцелить нанесенные жизнью шрамы. Мазохистичная, маниакальная тяга к самоубийству, причем желательно как можно более извращенным способом. – Ты говорил, твои сны ничего не значат?

- Конечно, не значат! - снова ощерился офицер. – И ничего я не остро реагирую. У тебя талант поднимать шум на пустом месте, чему ты удивляешься?
- Лжешь, - женщина беззаботно пожала плечами. – Когда ты первый раз ассоциировал увиденное во сне с
Новаком? – Винчестер окинул ее подозрительным, настороженным взглядом. Отвернулся.
- В апреле, - недовольно буркнул он. – Как раз на слушаниях.
- Мне не напоминай. Напомни себе – на дворе декабрь, а ты все-то им грезишь. Подсознание говорит с тобой, Дин, но ты настолько боишься, что, несмотря на ум, не можешь правильно идентифицировать исходящие сигналы.
- К чему ты клонишь?
- Как психолог, я уверена, что сны – проявления и последствия тяжелой фрустрации, связанной с… - Дин резко повернулся, разглядывая подругу так, словно хотел поджечь ее, или придушить собственными руками. Предплечья сомкнулись и переплелись, сообщая о защите, мимика отчаянно свидетельствовала об агрессии, стремительно перетекающей в боль. Капитан вдруг приложил ладонь к правому боку и скривился, зажмуриваясь. Сложился едва ли не пополам, оперся локтем на подоконник, побледнел – хорошо, что он не успел побриться утром, иначе щеки казались бы синими. – Что случилось? – забеспокоилась Эва. – Тебе плохо? Воды дать?
- Нет, - помотал головой Винчестер, разгибаясь. – Продолжай… - баритон, бархатистый и чистый, звучал надломлено и глухо, - нести свою психодурь.

- Что ж… - с сомнением протянула Уилсон. – Как я уже сказала, с точки зрения психологии – это неудовлетворенное сексуальное влечение к подчиненному. С точки зрения дружбы я могу сказать, что ты влюблен.

Дин прищурился. Улыбнулся, с упреком рассматривая очень сосредоточенное лицо Уилсон. Прыснул, снисходительно закатив глаза, готовый вот-вот расхохотаться. Но Эва его веселья совершенно не разделяла, ожидая, когда до него дойдет вся серьезность вышеизложенных слов. Наконец в сознание мужчины начала вливаться кощунственная, сбивающая с ног, оглушающая начинка произнесенного бреда. Рассудок Винчестера моментально воспротивился, принявшись убеждать Дина, что Эва не могла сказать «влюблен» именно с тем смыслом, от которого офицер старательно скрывался и бежал, сколько себя помнил. Да и дикость теории, предположенной психологом, попросту смехотворна! Вот так, ни с чего, заявить, что Дин… влюбился, несущественно, в кого?
- Ты перепила, - холодно произнес он, накидывая куртку. – До встречи.

Домой он летел столь же резво. Стоило бы позвонить Сэму, встретиться, пообщаться перед разлукой – с ним и с Руби. По пути в Гриндейл, зеленый район между четырех парков, где офицеру удалось на выгодных условиях приобрести свою квартиру, он, как никогда еще за неполный тридцать один год, ощутил громоподобный, раскатистый вакуум одиночества, окружившего его отныне и, наверняка, уже навеки. Брат с невестой на каникулы уезжали к родителям Уэллс, в Иллинойс, а затем в Канзас. В гребаный Лоуренс. Сэмми предлагал остаться и провести Рождество вместе с Дином, но старший, само собой, отказался. Винчестеры выросли. Перестали быть теми юнцами, что всегда держались друг друга и устраивали драки с особо непонятливыми особями, решившими дразнить мальчишек, отец которых почти не появляется в школе. Поэтому он не имеет права приковывать к себе младшего, особенно когда тот вот-вот женится. Сэм не говорил, но Дин слишком хорошо, как облупленного, знал этого пацана… На повороте к Уэстуэй он сбросил скорость – авеню постоянно покрыта коркой льда, асфальт блестит, как зеркало, от наносимого с лесопарковой зоны снега. Правая полоса занята снующими туда-сюда грейдерами, через каждые триста метров светофоры, а соответственно, непроглядные пробки - только утром спокойно и проскочишь. Дин воткнул один наушник, включил стереосистему, и принялся ждать, когда рассосутся пешеходы и более удачливые водители, наконец, проедут по своим маршрутам. Правда, оказалось, что флешка установлена Сэмми – поганец вечно ковырялся в технике во время совместных поездок. Заслышав голос Роба Хэлфорда, скривился, выдернул ракушку и брезгливо бросил на пассажирское сиденье. Judas Priest – не самая любимая рок-банда Винчестера, значит, придется добираться в тишине, чего мужчина не просто не хотел, а откровенно чурался.

Так всегда бывало. Стабильно два раза в неделю он приходил к Эве, и она вкручивала шурупы ему в ухо. Сегодня же «дьяволица в юбке», как мысленно окрестил ее офицер, залепила настолько маловероятную дичь, что нужно бы просто посмеяться, да смех в глотке застыл. Дин, привычно-агрессивно реагирующий на попытки влезь как в череп, так и в сердце, испытывал потребность немедленно обозлиться, найти виноватого и успокоить себя иллюзией непричастности. Тщетно. Уилсон испугала Винчестера. Заставила его по-настоящему, искренне бояться подобного расклада. Сейчас он упорно внушал себе – все, что наплела психолог, нереалистичная, неправдоподобная чушь. Сны? Совпадение! Проблемы Новака, что капитан видит его, когда спит. Ладно бы, снился секс, а то такое невразумительное барахло, что слов для описания не находится. Вольно или невольно, в памяти всплыл кадр – он бежит навстречу человеку, намного старше по возрасту, видимо, иначе почему Дин ощущал себя как заблудившийся ребенок? Ладони. Глаза. Да, Новак, сомнений быть не может. Кастиэль. Темноволосый, худой и бледный. Молодой и наивный парень, стремящийся спасти всех на свете. Странное, необъяснимое чувство вспыхнуло в груди – значения его Дин так и не нашел. Нет, он не влюблен в Новака… конечно, нет. Само собой. Просто он такой – доверие вызывает. Умиротворяет голосом. Утешает взглядом. Притягивает истерзанную душу, обещая насытить ее силой и надеждой. Делится светом с каждым нуждающимся. Дин тоже нуждается в искрах света… но он, естественно, не влюблен…

Кастиэль, совершенно не подозревая, предметом насколько оживленного спора стал, шел по Лэйтон-авеню, чему-то неуловимо улыбаясь. Встречные прохожие, занятые предпраздничной суетой, не могли знать, что сегодня – счастливейший день в его жизни… и связан он снова с капитаном. Во время визита – читай, попойки – Новак вскользь проболтался о затруднениях с приемной матерью. Не вдавался в подробности и не жаловался – ляпнул спьяну, что откладывает большую часть заработка на будущие медицинские расходы. Винчестер покосился на него испытующим взглядом, поинтересовался, близких родственников ли собирается лечить, а получив положительный ответ, велел на следующий же день обратиться к полковнику Сингеру и Нитро – составить прошение о бенефициях и предоставление щадящего договора об обслуживании. Страховка Кастиэля, как занятого на службе повышенных категорий опасности, позволяла снизить стоимость операции для Бэт почти на четверть, а внутренняя «касса взаимопомощи», содержащая личные взносы звеньевых на экстренные случаи – вроде гибели Гарта, например – выдала Новаку кредит, с подачи Донована. Всего через пару-тройку месяцев, включая обследование, анализы и подготовку к операции, Элизабет Гриссом снова будет вышивать, и водить автомобиль. И в преддверии сообщения столь прекрасной новости самой Бэт, сердце Кастиэля вытанцовывало сальсу, а в груди росло желание обязательно поделиться с капитаном… Дином своей радостью. Ведь именно благодаря совету Дина ситуация, решения которой не предвиделось еще с год, разрешается сейчас, перед Рождеством! Винчестер в глазах Кастиэля вырос едва ли не до высот Санта-Клауса.

- Сынок-сынок-сынок! – тревожно заквохтала Бэт, чувствуя, как ее кружат по кухне сильные руки Кастиэля. – Что случилось? – улыбаясь, спросила она, присаживаясь в кресло. Парень, румяный с мороза, с блеском в глазах, глотая окончания, принялся рассказывать.
- Мам, мне выдали кредит, - он отхлебнул горячего чая. – Если сложить его с моими накоплениями и вычесть сумму скидки по профессиональной страховке, денег окажется более чем достаточно для факоэмульсификации с заменой хрусталика, - Кастиэль счастливо выдохнул. – Третьего числа ты должна прийти на прием к доктору Сайто Нибори. Операцию, если не найдется никаких противопоказаний, проведут в военном госпитале управления внутренних сил.
- Джимми… - растерянно протянула Гриссом, собираясь что-то возразить, но сын ее перебил, не желая слушать. Что она могла ему ответить?
- Ты не рада?
- Что ты, - чуть приподняла уголки губ женщина. – Разве прожив два года в кромешном мраке, не обрадуешься шансу увидеть солнечный свет? – пожала она плечами, но на лице ее, вопреки словам, отражалось беспокойство. – Но расходы…
- Я располагаю необходимым количеством денег, - отмахнулся Новак. Он ожидал подобных отговорок. Но отступать и не собирался. Мать, его мать, лучший, самый верный друг и родной человек, заслужила независимости. Заслужила право скоротать дни свободной от недуга. Заслужила заботу и любовь Кастиэля. Более достойного способа потратить свое богатство парень не представлял.
- Спасибо, мой мальчик, - Элизабет вдруг как-то подозрительно вздохнула и отвернулась.

- Эй, мам! – рассердился Кастиэль, срываясь с места. Он присел на корточки рядом с креслом Бэт, положил ладони ей на плечи. – Ты плачешь, что ли? - с искренним негодованием нахмурился Новак. – Мааам… - беспомощно окликнул он, совершенно не зная, как реагировать. Бэт редко плакала при нем. Иногда, еще по юности, он замечал ее покрасневшие веки по утрам – но она всегда только качала головой и говорила, что все хорошо. Потом, уже повзрослев, Кастиэль узнал, что их с матерью тогда чуть на улицу не выкинули – за долги.
- Нет, Джимми, - смутилась женщина. – Соринка…
- Мам! – упрекнул парень. – Этому оправданию сто лет в обед!
- Прости, - беспечно парировала мать, даже не скрывая, что муки совести по данному поводу отменяются. – Но ты сказал – кредит? – Бэт помнила, каково жить в долговой яме. Помнила каждый приход приставов и угрозы отнять Джеймса. Помнила, как моталась по четырем рабочим местам, постоянно опаздывая, но заработанных денег с трудом хватало на еду. А еще она помнила, как в конце лета, перед поступлением в старшую школу, сын принес ей сто пятьдесят долларов, что заработал курьером – почти рабский труд. Тайком.

- Это не совсем кредит, - успокоил ее Кастиэль. – Отряд еженедельно откладывает по минимум двадцать баксов – что-то типа взаимовыручки. Я еще не проработал двух лет, но Дин… - парень внезапно побледнел и закрыл рот, опасливо глядя на Бэт. Гриссом умна, наблюдательна и прозорлива. Она знала, что сын не называл капитана по имени, и знала, что имя капитана – Дин. – Эммм…
- Да, - рассмеялась мать. – Конспиратор из тебя никакой. Ваши отношения улучшились, что у тебя появился повод называть его как-то кроме «старшина» и «Капитан Винчестер»?
- Да, - кивнул парень, понимая, что отпираться бесполезно.
- Джеймс, - голос Бэт снова пропитался тревогой, правда, теперь уже за счастье сына. – Это с ним ты провел ту ночь? – Кастиэль немедленно залился краской.
- Нет! – возмущенно воскликнул парень, растерялся. – Да… не совсем. Черт, ты все не так поняла! – вымученно ткнулся он лбом в руку матери, усаживаясь на пол у ее ног. – Я рассказывал, что его отстранили после… - капрал запнулся, вновь возвращаясь в тот день, к тому трупу. – Мы всего лишь напились, - закончил он. – И вообще, - воспряла его стеснительность, - спрашивать такое - неприлично!
- А я, - лукаво свела брови мать, - и не спрашивала. Всего лишь хотела знать, где ты ночуешь, когда не возвращаешься домой.

- Насчет этого, - разом погрустнел Новак, - можешь не беспокоиться. Убежден, подобного больше не повторится, - без особого энтузиазма сообщил он.
- Ты влюблен, - женщина ласково провела по затылку, перебирая густые темные пряди волос. Она тактильно – следуя глубоко укоренившейся привычке – запоминала осязательные реакции, передавая нервным окончаниям на подушечках функцию утраченного зрения. - В «капитана», - сухие пальцы сложились в кавычки, - Дина? - Гриссом окрасила имя немалой долей иронии.
- Угу, - смурно буркнул парень. Умеет мать своего добиться, все подробности вытянет… хотя, конечно, Элизабет никогда не перейдет границы – Кастиэль, которого она упорно зовет Джимми, доверяет ей. – Муторно, мам. Он… никогда, - произнес он, как приговор. – А я…
- Не сдашься, - пожурила Элизабет сына. – В любви, как на войне, все средства хороши.

@темы: Destiel, AU, Фанфики

---

14.06.2013 в 04:53

Пишет  Ernst Wolff:

neosculd.diary.ru/p69112342.htm
я рыдал просто всем рекомендую, кто не читал

Лилит: ну типо чтобы Люцифера освободить, распечатать
ЖГД: А он запечатан?! О_о

@темы: Приколы нашего контакта, Стырено

---

26.05.2013 в 21:51

Пишет  Singing Bird:

Destiel+Cockles AU-fest
Мы с  Ernst Wolff очень долго ныли, что в нашей песочнице нет феста подобного рода... И наши разговоры в итоге вылились в собственный фест.

Дорогие наши читатели, фикрайтеры, клипмейкеры и артеры! Приходите к нам на праздник Динокаса и Коклза!
Мы ждем вас! В нашей песочнице собралось столько талантливейших людей, а мы просто хотим вас собрать в одном месте, чтобы подарить фандому много новых работ вашего творчества!



P.S. если вам не трудно, не могли бы вы помочь и сделать репосты или поместить баннеры в своих дневниках? Ведь чем больше народу соберется, тем веселее нам будет играть

@темы: Destiel, Фест, Cockles, AU, Фанфики

---

"Аквамарин" (черновой набросок)

Эпизод из возможно нового ФФ

Голубая гладь, белый кафель чаши. Полная тишина, кажется, время замерло и остановилось. Воздух превратился в тягучий коктейль, долгими глотками наполняющий грудь. Концентрация. Замкнуться на себе, дышать медленно, отключить слух и зрение, сосредоточится на рецепторах гладкой кожи. Чувствовать нежное касание, предвкушать его, стремиться. Резкий, разрывающий гулкое безмолвие звук свистка. Молодой парень, гибкий и пластичный, изящным рывком спрыгивает с тумбы, входит в ровную гладь, разбивая ее сложенными ладонями, немедленно вытягивая руки вперед, словно подтягивается о плотную толщу. Плывет, синхронно двигая каждым мускулом тела, вскидывает предплечья и вновь погружает в воду, успевая за короткое мгновение наполнить легкие вдохом, отталкиваясь волнообразным движением сомкнутых сильных ног. Как дельфин, легко и свободно чувствуя себя в чужеродной стихии, враждебной для любого присутствующего – но не для него. Оставшиеся на бортиках ребята следят за лучшим в команде университета, откровенно любуясь и завидуя чистоте профессиональной техники баттерфляй. И только тренер, седой поджарый мужчина в спортивном костюме, дождавшись соприкосновения кончиков пальцев с сенсорной мишенью на противоположной тумбам стенке, выключает секундомер и неодобрительно качает головой, наблюдая, как подопечный поднимается по лестнице.

- Плохо, Дин! – безапелляционно заявляет он, предусмотрительно перебивая парня, только открывшего рот для оправданий. – Минута десять! Минута! Где твой задор? Какого черта ты барахтаешься как престарелая лягушка? – строго отчитывал он пловца.
- Простите, тренер, - виновато отвечает Дин, понурившись. – Я поработаю над размахом, - соглашается он с упреками, зная, что в последние дни отлынивал на тренировках. Потерял форму и тонус мышц, поэтому лажает.
- Какой размах? – продолжает выговаривать мужчина. Вокруг собралась команда, будто пытаясь подбодрить попавшего под раздачу товарища, но тщетно – парень смотрит только на тренера, впитывая каждое слово, даже если оно гневное. Человек, столь неистово отчитывающий его, имеет право на недовольство. – Тебе показать съемку? – изогнул бровь тренер. - Да у тебя все широчайшие обвисли!
- Мистер Лейцкович, - Дин осмотрелся по сторонам, на приятелей, и остался неудовлетворен увиденным. Много народу, любой, самый тихий звук в облицованных кафелем стенах бассейна отражался эхом, а он не любил шумных разбирательств и бесед на повышенных тонах, будучи очень уравновешенной натурой. - Давайте переговорим наедине.

Лейцкович раздосадовано нахмурился, фыркнул снисходительно, понимая, что провинившийся вот-вот начнет отнекиваться, давить на жалость и обещать исправиться. Дин Винчестер – один из лучших его учеников, но максимализм юности, аромат свободы и девушки, вешающиеся на шею успешным парням, чаще оказывали негативное влияние на блестящее будущее. Однако тренер и сам был молод когда-то, поэтому он тяжело вздохнул и молча направился к выходу из зала. Дин пошел вслед за ним, стряхивая полотенцем холодные капли, дробно падающие с коротких светлых волос. Взгляд зеленых глаз суетливо осматривает щербинки плитки, выдавая состояние обладателя – разбитое и измотанное. Последние несколько ночей он почти не спал, а дни доверху наполнены беспокойством, поэтому укор тренера неприятен, конечно, но абсолютно справедлив. Раньше клятая стометровая дорожка легко и без труда преодолевалась за 51,2 секунды, практически не напрягаясь. В бассейне Дин чувствовал себя, как в материнской колыбели, вода – морская, озерная или речная для него родной дом. Талант к плаванию заметили еще в средней школе, спорт влился в личность Винчестера, без него он не мыслил существования. Только тренировки могли пробудить в нем то трепетное вдохновение и азарт, что заставляли ощущать полноту жизни. Его глубокий, бархатистого тембра баритон возбужденно вибрировал, когда разговор заходил о спорте.

- Давай, - тренер прикрыл за собой дверь в офис, уселся на стол, снимая свисток и секундомер. Бросил их в выдвижной ящик стола и выжидающе посмотрел на ученика мудрыми глазами. – Рассказывай, только знай – в твои сказки про переезд я больше не поверю, - погрозил мужчина пальцем. В прошлом году парень слетел с катушек, закрутив роман с девчонкой с факультета английской литературы. Безбожно врал, пропуская тренировки.
- Мой отец пропал, - тихо произнес Дин, опускаясь на стул. Лейцкович широко улыбнулся, выдохнул, протяжно простонав, как умирающий слон.
- Это не смешно, мальчик… - попытался он образумить подопечного, но парень только поднял на него полный тревоги взгляд.
- Я серьезен, мистер Лейцкович. Его уже две недели никто не видел.

@музыка: Celldweller - Shut Em Down

@темы: Destiel, Навеяло, AU, Фанфики, Черновики

---

"Обратная тяга"

"Теория шести рукопожатий"

Глава тринадцатая, тыц

Hurts - Silver Lining
Leona Lewis feat. Ricky Hil - Fix Me
Limp Bizkit - Behind Blue Eyes

Кастиэль, услышав слова командира, слегка растерялся. Винчестер, конечно, не олицетворение вежливости и такта. Встречу капралу хозяин тоже не самую теплую оказал, но сам факт приглашения уже немало настораживал. Мужчина, несмотря на всю привлекательность, выглядел нездоровым. Тени под глазами, как у всех парней из отряда, только более насыщенного цвета, густая щетина, буйно покрывающая обычно гладко выбритые щеки. Заостренные черты лица наводили на размышления о том, когда офицер последний раз ел нормально. Осунувшийся, хмельной и несчастный. «Он очень одинок». - всплыло в памяти. Насколько парню известно, из АРИСП еще никто и шагу в квартиру капитана не сделал, Винчестер не славился гостеприимством, предпочитая тусоваться с товарищами на нейтральной территории. В связи с вышеизложенным, слишком много «за» и слишком мало «против» вырисовывалось в мысленном списке Кастиэля, чтобы беспечно отказаться. Им двигало острое любопытство, интерес к дорогому человеку, осознание уникальности подобного предложения – побывать дома у командира и по совместительству тайного объекта воздыхания. Помимо того, парнем руководило элементарное сочувствие. Он знал, что такие люди, как Винчестер, редко просят кого-либо остаться – а слова капитана являются именно просьбой, пусть и выраженной в столь ультимативной форме. Я обязательно об этом пожалею - подумал он.

- Хочу, - сказал Кастиэль вслух. Мужчина усмехнулся несколько разочарованно, и вместе с тем довольно, в который раз заставляя Новака поразиться парадоксальности личности командующего офицера. Дин в этот момент сам не знал, доволен он или огорчен согласием визитера, но идти на попятную поздно, поэтому он только кивнул в ответ.
- Холодильник на кухне, - махнул Винчестер рукой в сторону крохотной комнатки и отправился переодеваться, а точнее – смахнуть капающую с волос воду и натянуть на покрывшееся мурашками тело что-нибудь более подобающее для приема гостей.
- Я бы удивился, будь он в гостиной, сэр, - решился пошутить Кастиэль, скидывая куртку.
- Не дерзи, - привычно бросил через плечо мужчина. Замер, словно налетел на стену, с подозрением покосился на капрала, прищурился, словно пытался что-то вспомнить. Недоуменно нахмурился, так и не разобравшись, что конкретно вызвало в нем вспыхнувшую волну изумления, и скрылся за дверями спальни. Раскрыл шкаф, вытащил оттуда стандартный домашний набор – белая футболка, шорты ниже колен. Немного помявшись, достал пару носков – замерз он недавно на славу, никакой ром не помог.

Кастиэль тем временем осторожно шагнул в гостиную, внимательно и самозабвенно осматривая каждый уголок. Так, будто попал, как минимум, в древний храм, куда не допускались простые смертные – только богоизбранные жрецы. Ощущал, как в груди замирает от нетерпения и восторга – он всем сердцем привязался к хозяину этого жилища, мужчине, о котором безбожно мало знал. Любая, на первый взгляд, мелочь могла рассказать о капитане больше, чем целый совместно проведенный рабочий день. Убранство его не разочаровало, даже удовлетворило в какой-то степени - все так, как он и предполагал. Сначала кажется, что хозяева давно уехали и оставили квартиру на соседей, чтобы те поливали цветы. Не хватает лишь пыли на поверхностях – идеальная чистота, за исключением пары пустых бутылок пива у столика. Не отличающаяся индивидуальностью комната, шаблонная мебель. Единственное, что выдавало пристрастия жильца - запах одеколона. Резкий аромат, но ненавязчивый, очень мужественный. Досуг Винчестера - пара массивных гантелей, об которые парень благополучно споткнулся; толстые, со светоотражающей внешней стороной портьеры и… Klipsch THX Ultra2. Аппаратура – закачаешься. Настолько качественную стереосистему Кастиэль только в журналах видел – рупорная акустика, High End, сабвуфер ватт на четыреста. Мечта, а не воспроизведение. На приборной панели подрагивала чувствительная электронная лесенка параметрики, на полу валялись наушники – Sennheiser. Анатомическая форма, встроенные усилители, динамики повышенной прочности. Такая техника на века, а звучание – словно только со студии, отклонение снижено до минимума. Кастиэль сдержанно улыбнулся, вывернул один раструб и приложил к уху. Нахмурился недоуменно, вывернул второй. Из-под мягкой прокладки лились гимны Manowar; взглянув на список очередности, парень понял, что Эрик Адамс надрывается вперемешку с Black Sabbath и Deep Purple. Капитан, оказывается, настоящий меломан и ценитель heavy metal. Правда, с балансом распределения какие-то заморочки, и с частотами переусердствовали. Новак склонился над экраном, открыл настройки, пытаясь найти управление смещением звука…

- Не трогай, - раздались тихие слова. Новак от неожиданности встрепенулся всем телом, развернулся к офицеру, все так же сжимая в руках дужку наушников, облицованную деревянной лакированной накладкой. Винчестер, слегка неодобрительно хмурясь, смотрел на подчиненного, вторгшегося в очень интимную область. – Не нужно.
- Извините, - смутился Кастиэль. – Нагрузка на интегратор неравномерна, - оправдывался он под изучающим, проницательным взглядом Дина, - скорее всего, неправильно настроен эквалайзер. Я только хотел… Оу… - он внезапно осекся, заметив тени каких-то необъяснимых эмоций на лице собеседника. Снова посмотрел на приборную панель, чувствуя, как в сознании моментально складывается сложная мозаика. Это очень дорогая, профессиональная техника. Каждая опция выверяется строго мануально, автоматический сбой практически исключен – Кастиэль знал наверняка, неплохо разбираясь в таких устройствах. Новак посмотрел на капитана с недоверием, свел брови. Активная мимика явственно отражала глубину испытанного потрясения. – Капитан, - медленно вымолвил парень, - у вас проблемы со слухом?! – мужчина снисходительно закатил глаза, проигнорировав заданный вопрос, аккуратно забрал у гостя наушники и повесил на специальном крючке, ввинченном в бортик полки.

- Iron Maiden слушаешь? – с азартом экзаменатора, намеревающегося завалить студента, поинтересовался Винчестер, изогнув бровь. Капрал в тон ему фыркнул, с упреком посмотрел на командира.
- Iron Maiden – попса, - категорично ответил парень, сложив руки на груди.
- Сработаемся, - на плечо, заставляя Кастиэля болезненно поморщиться, с размаху приземлилась ладонь. Затем сползла, вцепилась в уже и без того растянутый ворот. – Проболтаешься, - офицер скосил глаза на центр, - сровняю с асфальтом, - Новак лишь согласно кивнул. Предупреждения излишни. Судя по перекосу баланса, музыку Винчестер слушает исключительно в наушниках – иначе слух диссонансно улавливает высокие и низкие частоты, вкупе с идеальным восприятием порождающие истинную какофонию, чреватую жестокими мигренями. На оперативной деятельности недостаток, скорее всего, никак не сказывается, но бюрократам такие тонкости объяснить сложно. Конечно, капитана не посмеют уволить в запас, но переведут в тыл… а там он обязательно натворит дел. Служба необходима ему, как воздух. Без работы он загнется, как пить дать загнется. И сам Кастиэль тоже – без него. Подразделение – единственное место, где парень мог видеть командира.

За месяцы, прошедшие с момента осознания преступного влечения к вышестоящему офицеру, мифическое внутреннее гетеро Новака неоднократно пыталось бунтовать. Он вдруг вспоминал, что никогда не спал с мужчинами, и подобные связи осуждаются обществом – страх и уязвленное достоинство подстерли в памяти тот момент, что он сам когда-то убедил Бэт проголосовать на референдуме за легализацию однополых союзов в штате Висконсин. Часами сидел, обхватив голову руками, придавленный мыслью о собственной роли в однополых сексуальных развлечениях. Скучал в баре, слушая трескотню давней подружки, неоднократно и недвусмысленно приглашающей его к себе на «кофе». Несколько раз даже попытался пробудить в себе самца, легко снимая девчонку на ночь – на выразительные, яркого и насыщенного цвета глаза всегда западали разного рода красотки. Втуне. Он трахал очередную девицу, а сам в процессе воскрешал в памяти самые пошлые отрывки развратных снов, правда, теперь у таинственного партнера отчетливо просматривались внешность и манеры капитана Винчестера. Феерично, непередаваемо-страстно кончал, выскуливая, как сучка, усердно прикусывал губы, чтобы сдержать рвущееся из легких имя. Желал. Не уверен был, что готов к подобным переменам в личности, безжалостно топтал вспыхнувшие чувства, но чем сильнее старался, тем глубже тонул. Тревожился и до дрожи боялся каждого случайного прикосновения, мимолетного взгляда.

Недели три назад, впав в отчаяние от непонимания и неизвестности, решил просветиться по поводу подробностей в сети. Не рискнул заходить на сайты с видеосодержанием – его, откровенно говоря, немало пугало зрелище, вырисовывающееся в чересчур богатом и близком к реальности воображении. Почитал. Какие-то моменты его смешили, какие-то беспокоили, некоторые вызывали настоящее потрясение. Парень хотел найти определения происходящим в нем метаморфозам, но только больше запутался. Бисексуалы, пансексуалы, гомосексуалы – каждой твари, ежики зеленые, по паре! Помог ему какой-то неизвестный абориген сайта. Кастиэль сначала не решался вот так рассказывать постороннему человеку с пурпурной рукой на аватарке о себе и своих тараканах, но аноним оказался тактичным, осведомленным и юморным… пола его Новак так и не узнал, общение вращалось сугубо вокруг Кастиэля. Виртуальный собеседник сообщил, что ничего особенно необычного не произошло. Спросил, влекло ли Кастиэля к мужчинам в принципе, а услышав отрицательный ответ, предположил наличие индифферентности к гендерным различиям, на что оглушенный кучей терминологии парень смог отправить только большеглазый смайлик. С той стороны интернета пришло длинное сообщение на абракадабре, но суть уловить капрал смог. Что-то вроде всеядности. Поинтересовался, какая разница между вышеизложенным и бисексуальностью. Аноним несколько минут молчал, а потом ответил «В любви». Ответ не сильно устроил Кастиэля, поэтому он решил просветиться самостоятельно. Полученная с помощью долгого изучения различных интернет-ресурсов информация успокоила панически мечущийся от неизвестности разум, но от понимания происходящего стало только еще страшнее. Влюблен и потому тянется к заинтересовавшему объекту, как к сексуальному партнеру. Про более глубокие аспекты отношения - привязанность и долгосрочные перспективы, умные термины ничего не говорили.

Дин, пока гость задумчиво и сосредоточенно рассматривал рисунок на ковролине, достал из бара два стакана, бутылку виски, сходил на кухню за пивом. Выпивки в квартире всегда хватало. Дин не трезвенник, само собой, но пьет только в состоянии полного душевного опустошения. Его пьяные выходки длятся несколько дней и обычно соотносятся с датами гибели близких людей. Офицер никого не трогает, не выискивает неприятностей и не нарывается на драки. Почти ничего не ест, а жидкость, попадающая в желудок, обязательно имеет градус, будь то слабоалкогольные напитки или абсент. В итоге выходит на работу похудевший, бледный как смерть и издергавшийся. Выстраивает вокруг себя непробиваемую стену, не смеется, не участвует в разговорах, не выходит с толпой развлечься. Добровольно изолируется наедине с эмоциями, которые никогда не умел переживать. И сейчас не умеет, более того, не понимает их смысла, желает истребить в себе зачатки чувств, считая источником всех проблем. Эмоциональные порывы отбирают у человека способность ясно мыслить и опираться на логику, пусть жестокую, но необходимую. Сегодня, например, поддавшись порыву, Дин пригласил в свою воистину крепость почти незнакомого человека. Да, Новак спас ему жизнь. Не боится, не лжет без крайней необходимости, не способен на предательство. Терпеливо сносит незаслуженные обиды, но не медлит в критической ситуации. Отличный человек, неоднократно не оправдавший невысокие ожидания капитана непредсказуемой цельностью личности и чистоты души…
Проклятье, этого мало. И того, что Новак проницателен и умен, разбирается в технике и роке – чертовски мало!.. Но уже поздно.
Парень сидит на кресле, сосредоточенно рассматривая пол, лоб поперек пересекла черточка, на лице – неясный флёр тяжелых мыслей. Дин знал, зачем он пришел. Не понимал, почему остался. От Винчестера малому досталось, он, кажется, до сих пор ждет от вышестоящего офицера очередного наезда или подвоха. В данный момент – зря. Дин не настроен на разбор полетов или воспитательный процесс. Скорее, удивлен догадливостью подчиненного, его сметливым умом. И сейчас… где-то глубоко, на самом дне души, шевельнулось неясное, нелогичное удовлетворение. Сложно разобрать, с чем конкретно связано, пока это лишь осознаваемое, единственное не тревожащее чувство за последние дни – дни, прошедшие с похорон Фицджеральда. Капрал создавал у Винчестера амбивалентность, сбивал с толку двойственностью, то ошибаясь, как самый легкомысленный идиот, то действуя точно и слаженно, как ясновидящий. Сейчас он, вольно или невольно, помешал серому, вязкому одиночеству, окутавшему офицера. Раньше Дин никогда не задавался вопросом – действительно ли ему комфортнее одному. В настоящий момент, искоса глядя на поглощенного своими мыслями парня, Винчестер впервые ощутил что-то вроде благодарности за разделенную пустоту.

«Jamison» тягучей, распространяющей резкий, специфический аромат струйкой льется в стаканы на два пальца. Огненная вода, средство от пытки, душевная анестезия, дарящая столь необходимый покой. Коварная, как океан. Давний, древний как мир способ – топить вину в вине. Дин не любил вино, вообще-то. Никакое. Говорил, чтобы избавиться от жажды, проще попить воды, чем фруктово-виноградного сока за бешеные деньги. Не экономил на крепкой выпивке – не имелось смысла. Он, как правильно охарактеризовал его Кастиэль, чрезвычайно, критически одинок. Сэмми уже взрослый, детей Винчестер заводить не стремился, партнера тоже. Офицер многих называл друзьями – они заслуживали подобного звания. Исключая брата, все знакомства Дина так или иначе связывались с работой, а противопожарная служба, отбирая достойнейших, не держит лгунов, предателей и трусов. Стихия… беспощадна. Жестока. Несправедлива! Воплощение самой смерти, тяжелое испытание, неподвластная людям деструктивная энергия убийства. Тощая старуха в мантии и с косой в руках идет с ней рядом, выдергивая из рядов противника неподходящих пожарных, как сорняки. А иногда балом правит случай. Как с Гартом. Тогда, стоя над изувеченными останками, еще полчаса назад называвшимися уоррен-офицером Гартом Фицджеральдом, Винчестер, бывалый и побитый жизнью, едва удержался от приступа тошноты. Почти падал от накрывающего с головой, вполне естественного и присущего каждому человеку ужаса и омерзения, свойственного виду насильственной смерти. Заметил покачнувшегося и согнувшегося пополам капрала и заставил себя вынырнуть в реальный мир. Несмотря на то, что тщательно скрывал, начал уважать подчиненного еще больше.

Стаканы подняты. Кромка прикасается к губам, глубокий глоток, опустошающий до дна. Взгляд в никуда. Новак молод. Ему бы девчонок по углам жарить, жениться, настрогать детей и нежно любить жену… вместо вполне приличного будущего подался в заведомо самоубийственное место – Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям. Фактически, обрек себя на мучительную смерть. Знакомых, переживших службу в АРИСП и вышедших на пенсию, Дин мог пересчитать по пальцам… Сомнительно, что настолько сообразительный парень не понимал, как рискует. Значит, сознательный выбор, подкрепленный личными мотивами. Именно под давлением личных мотивов, как в раскаленном горниле, выковываются лучшие специалисты. Закаляются прессом жизни и потерь, разыскивая покоя или мести. И именно из-за личных мотивов уходят, растворяются на искры пепла в безжалостной домне. Дин снова ощутил в себе прилив благодарности, интуитивное чувство, нерациональное и неудобное, стесняющее грудь. Сейчас, сегодня, в эту самую минуту, мужчина признателен Новаку за то, что тот не ушел. Не побоялся остаться рядом с человеком, не раз прессовавшим, чуть не убившим, оставившим на шее четыре следа от мертвой хватки. Распространяющим вокруг себя ауру ничтожности, никчемности и смерти…

- Почему ты так упорно держался за мое звено? – неожиданно вырвалось у Винчестера. Кто его знает, какого хрена он сказал не то, что хотел и не то, что стоило бы сказать, и почему вообще начал разговор. Наверное, виски, смешиваясь с пивом, развязали язык, но не душу, поэтому он не благодарит, а упрекает. Бутылка на треть пуста. Капрал молча пьет, не пытаясь лезть в голову, и за это Дин ему тоже признателен, но… – Като тебя приглашал к себе, я знаю, - продолжил Дин, решив закончить мысль, раз уж начал. – Отряд Бомани – отличный трамплин для карьеры, - парень поднял голову, усмехнулся чуть хмельно, искоса глядя на командира. Отпил из стакана.
- Хотите, - с неуловимой, непонятной иронией хмыкнул Кастиэль, - чтобы я поведал сопливую правду или героическую ложь? – он откинулся на спинку кресла и устроился удобнее, вполоборота к Дину. Офицер недоуменно нахмурился, уголки губ чуть приподнялись, сложив почти незаметную улыбку. Капрала подразвезло, и у него, видимо, тоже развязался язык, раз решается жонглировать словами в беседе с «великим и ужасным», как Дина называли на службе, да и многие друзья.
- Так, - глоток. Маслянистая жидкость, обладающая, в отличие от рома, приятным вкусом и запахом – аромат дыма и дубовой коры - ласкает нёбо, оставляя едва заметное покалывание. – Давай героическую ложь.
- Как родился, начал мечтать о судьбе отважных и мужественных пожарных. Помогать людям, бороться с огнем и выносить детей на плечах, - саркастично уронил Новак и допил виски. Поставил стакан на столик, приподнял бровь, рассматривая Винчестера свинцово-синими глазами, сияющими одурманенным блеском. Сейчас Дину показалось, что цвет стал ярче, насыщеннее, хотя и без того считал, что более глубокого оттенка быть не может. Мужчина улыбнулся уже откровеннее, долил из бутылки.

- Ага, - в тон ему буркнул Дин. Действительно, героическая бредятина, которой кормят себя юные стажеры, ни разу не глотавшие угара и вонь паленых тел. Сарказм капрала определенно нравился офицеру – в нем чувствовалась мудрость побитого и потасканного спеца, неоднократно попадавшего в переплеты… в один из таких переплетов они попали вместе. – А сопливая правда? – поинтересовался капитан. Скорее, от скуки, чем реально любопытствуя. Блеск радужки погас, словно накинули пелену тоски и обреченности. Безнадеги.
- Я сжег своих родителей одиннадцать лет назад, - Дин едва не поперхнулся, с недоверием свел брови. Растерялся. Парень смело смотрел на него, даже не подумав отвести взгляд, и говорил, впервые настолько искренне и самоуничижительно изливая боль и чувство вины. – Мать заперла меня в комнате за пироманские выкрутасы... копы за шкирку приволокли. На неделю. Огонь влек… Был все равно, что доза для наркомана. Костер из книг, спичка, и пожар третьей категории готов. Вот и все сопли… капитан, - горько усмехнулся парень.
- Как ты выжил? – подал голос Дин минут через пять. Откровение подчиненного изумило офицера, в мгновение он почувствовал себя так, словно стоял возле огромного правдивого зеркала. Видел в его искривленном стекле отражение своего внутреннего мира, все, чем он жил, все, что убивало его, капля за каплей переполняло чашу, отнимало способность дышать. Вина и боль, пытка бессилия, осознание неспособности противостоять коварному противнику. Беспомощность перед беспощадностью, застывший, разрывающий горло и легкие вопль страха. Морок, заставивший кровь схлынуть с лица, парализующий конечности. Морок… прошел, оставив глубокие следы, которые не под силу замести даже пеплу потерь.
- Не знаю, - пожал плечами Новак, а в голосе промелькнуло глубокое сожаление. – Я очнулся на руках у бородатого громогласно матерившегося мужчины в униформе и каске. Родители к тому времени, как подоспели расчеты, уже погибли, - закончил он. Помолчал, сообразив, что непредвиденно, нечаянно высказал множество секретов, тщательно скрываемых от всех, кроме Бэт. Фактически, пожаловался Винчестеру на ошибки юности. – А ваш вопрос… - спохватился парень, стараясь сгладить проявленную не к месту откровенность. – Всем известен профессионализм и железная рука офицера Винчестера. Мне нужен инструктор и я его нашел, сэр. Несущественно, какую цену придется заплатить.

- Это не правильно, - начал говорить Дин. Осекся, внутренне оценивая и взвешивая суть мысли и порог необходимости ее оглашать. Пристально посмотрел на подчиненного, так невероятно, до сомнений похожего на него самого. Новак вызвал бурю ненавистных эмоций своим признанием. Сопереживание, сочувствие, печаль… Дин сам прошел через то же самое. Сам хлебнул от щедрот вины, поэтому судорожно выдохнул, принимая решение. – Моя мать… - тяжело произнес он, заставляя себя вытолкнуть из горла слова, помолчал. – Погибла много лет назад. Огонь отнял ее у нас с Сэмом, а следом за ней и отца. Причин пожара так и не нашли, а Джон… изменился до неузнаваемости, - мысли, которые мужчина всегда озлобленно гнал из головы, сейчас лились сквозь сознание. Складывались в фразы и предложения, независимо от желания обладателя. Вырывались через голосовые связки, озвучивая, кажется, впервые в жизни, гнетущее, серым прахом осевшее на душе. Кастиэль ошеломленно впитывал информацию, не вмешиваясь и не перебивая, хотя испытывал непреодолимое желание расспрашивать. Исключительность момента – капитан рассказывал ему о себе, о своей жизни, о родных. Рассказывал самые щемящие, угнетающие эпизоды, доверялся, даже не представляя, настолько важно то, что рассказывает для слушателя. – Он замкнулся, ушел в себя и в работу. Мстил каждому очагу за смерть… мамы. В итоге, мы с братом оказались предоставлены сами себе, - нервный смешок. – Сэмми чудом умудрился поступить в колледж. Черт… - еще один резкий, рваный выдох. Мужчина одним глотком выпил содержимое стакана, словно старался погасить рвущуюся наружу, захлестывающую боль и вынужденную откровенность. Дин не понимал, какого хрена исповедуется перед Новаком, но чувствовал, как вместе с искренностью израненная, измотанная, истекающая кровью душа успокаивается. Засыпает, оставляя изорванное острыми когтями сердце. – Я, кажется, сказал больше, чем хотел, - покачал он головой. Разлил еще. – В общем, весь этот экскурс к тому, что вина никого никогда не доводила до добра. Пока ты можешь, прекрати подчинять существование тому, чего уже не можешь изменить, малой…

- Кто бы говорил! – выпалил капрал. Не сдержался. – Конечно, вам о таких вещах известно несоизмеримо больше, чем мне, - улыбка украсила залитое румянцем лицо, Кастиэль отвел взгляд, смущаясь своего порыва. – Извините, - тихо попросил он. – Но… почему вы сами так старательно вините себя буквально во всем, если понимаете, что это бессмысленно? – офицер усмехнулся, снисходительно отмахнувшись.
- С чего ты взял?
- Не хочу отвечать, - упрямо бросил парень. – Это ваша личная жизнь, сэр.
- Можешь называть меня Спарком, - вдруг разрешил Винчестер. – Ты вытащил меня с того света. Заслужил, - веско выдал мужчина. Кастиэль прищурился, внимательно рассматривая командира. Заманчиво, безусловно. Вечер, проведенный рядом с близким человеком. Завеса, так неожиданно приоткрывшаяся над личностью Винчестера, внутренний мир, к которому капитан позволил прикоснуться… не важно, по каким причинам, сейчас, в данную минуту, парень действительно радовался, что согласился прийти. Не жалел, что остался и не отказался. Кэпу плохо. Видно за милю, что он целую неделю провел в гулком одиночестве, запираясь наедине с демонами, не дающими продохнуть. Но…
- Капитан, - отрицательно кивнул Новак, - я не люблю прозвища. Ваше звание и официальное обращение меня устраивает больше, чем кличка, услышав которую, вы начинаете злиться, - офицер повернулся, изумленно созерцая нахального подчиненного. А парень не промах. При всех своих достоинствах, оказался на редкость приятным собеседником. Выказывал должное уважение ветерану и профессионалу, но имел собственное мнение, огражденное от влияния посторонних и меняющееся только в зависимости от персональной точки зрения. Чувствовался в капрале жесткий стержень, непоколебимый столп, не позволяющий упасть под жестокими порывами жизненного ветра. И еще что-то, неуловимое, загадочное. Некая уверенная мягкость и уступчивость, свойственная только очень сильным людям. Чуткость, крепко замешанная со способностью сопереживать. Тайна. Ее энигматичный отблеск мужчина видел в глубине бездонной пропасти свинцово-синего цвета. Ненавязчивое мерцание, похожее на тени, порожденные фитилем свечей.

- «Дин» тебя больше устроит? – раздалось после долгой паузы, заставив в свою очередь Кастиэля поперхнуться от неожиданности. Он поставил пустой стакан, прилагая массу усилий, чтобы не показать всей степени напряжения, прочно сковавшего тело и, откровенно говоря, опьянения. Новак быстро пьянел, потому что мало и редко пил. Предпочитал решать проблемы на трезвую голову, а тянущую боль – обсуждать с единственным настоящим другом – приемной матерью. Обжигающая мысль поразила Кастиэля – не будь у него Бэт, он стал бы таким же, как Винчестер, потому что кроме Бэт нет ни одного, кому он так же безоговорочно доверял. Гриссом поддерживала его, вела за руку по бескрайней пустыне самоубийственной горечи опустошения. Научила принимать себя таким, какой он есть. Элизабет стала путеводной звездой, указавшей выход из мрака пытки. У капитана не осталось никого, кто подсказал бы ему верное направление. Поэтому теперь сильный и одинокий мужчина больше похож на кусок израненной плоти, отчаянно пытающийся широко улыбаться на пиру во время чумы. Кастиэлю на мгновение показалось, что капитан, даже не подозревающий, насколько дорог и необходим подчиненному, протягивает ему свое сочащееся ядом страданий сердце в ладонях. Личностная идентификация, недоступная никому из общих знакомых Кастиэля и офицера Винчестера. Имя.
- Да, капитан.
- Дин.
- Дин.

Они пили. Не затрагивали памяти Гарта, но его дух словно незримо присутствовал в квартире, где жил человек, обвиняющий себя в преждевременной и глупой смерти. Обсуждали одинаковые музыкальные пристрастия и интерес к технике, нашли немало общих тем помимо схожих судеб. Дин расслабился. Чистый тенор гостя – Каса – разгонял самый неприятный из всех возможных звук – тишину, как известно, терзающую не слух, но сердце. И тембр – звонкий и приятный, звучал куда лучше девяти октав Эрика Адамса. Новак удивился, когда капитан пошутил. Рассмеялся, не предполагая, насколько его мелодичный и задорный смех нравится Дину. Винчестер подтрунивал над захмелевшим подчиненным, задавая неудобные вопросы, заставлял смущаться и краснеть, с удовольствием рассматривая густой румянец на щеках. Ненавязчивое общение, какого давно уже не получал офицер, вечно застывший в офисе подразделения в обнимку с компьютером и тонной бумаг. Дин даже дома не всегда отпускал рабочие проблемы, не расставаясь с ноутбуком. Старшина отряда – не просто звание или должность, а еще и постоянная забота о служащих под твоим началом людей. Понимал ли Винчестер, насколько богат духовно? Понимал ли, что эмоции, столь презираемые им, привязывают его к коллегам? Осознавал ли единственную причину собственного несчастья – счастье других? Нет. Он никогда не смотрел вглубь собственной души, отдавая все, что имел, другим, даже способность взглянуть на созидание, творимое его загрубевшими и покрытыми мозолями руками.

- Эй, - Дин, незаметно для себя улыбаясь, разлил спиртное из бутылки, поднял с пола еще пару пива. – Как парням удалось уболтать тебя пойти? – парень, основательно расплываясь от виски, забрался на кресло с ногами, положил голову на подголовник кресла.
- Они, - прыснул Кастиэль, - сказали мне, что других ты изобьешь, а на меня рука не поднимется.
- И кто же меня спалил? – вкрадчиво спросил Винчестер, едва удерживаясь от хохота. Новак сейчас выглядел, как подросток, который стырил у отца ключи от тачки и кредитку, а затем благополучно расколотил авто и с горя напился до зеленых чертей. Оглушенный, утомленный и беспомощный.
- Адам, - буркнул капрал. – Эммм… Глобус.
- Предатель, - возмутился мужчина беззлобно. Больше его удивил тот странный факт, что обычно держащийся особняком, молчаливый Миллиган, никогда не совавшийся в дела капитана после взбучки, устроенной ему Дином во время незапланированного визита, влез в затею основного состава звена. Хотя – на лицо Дина немедленно наползла тень – от основного состава остались только Пророк и Нитро. Душечки ведь нет больше…
- А почему, кстати? – парень усилием воли приоткрыл потяжелевшие веки и обвиняюще посмотрел на капитана. – Я что, настолько жалко выгляжу, что даже рука не поднимается? – со свойственным очень пьяным людям наездом поинтересовался Кастиэль. Дин, не ожидавший подвоха, посмотрел на теряющего сознание гостя, искренне не зная, что ответить. А действительно, почему? Незамысловатый вопрос застал офицера врасплох, мысли замелькали в сознании, не позволяя ухватить за хвост ни одной, а вместо внятной причины всплывали какие-то несерьезные и откровенно нелепые оправдания. Не вызывающие доверия даже у самого Дина.

- Потому, - задумчиво начал мужчина, лихорадочно соображая, чем прервать затянувшуюся паузу, - потому что… - взгляд на кресло позволил ему соскочить со скользкой темы. Капрал, основательно накачавшись виски и залив крепкий напиток пивом, умилительно хмурясь и сладко посапывая, спал. Дин только усмехнулся. По-доброму, без издевки или сарказма. Малой весь вечер отвлекал его от тяжелых размышлений, позволив на несколько часов забыть о самобичевании и боли. Если бы этот сурок не дрых, Винчестер смело поблагодарил его. Сейчас же мужчина поставил на столик недопитую бутылку, поднялся с кресла, соображая, как поступить со склеившимся гостем. Криво улыбнувшись, приблизился к спящему парню и аккуратно подхватил на руки. «Сурок» немедленно начал дергаться, вызвав желание просто закинуть ношу на плечо, как и принято по инструкциям, но до спальни оставалось всего пара шагов, поэтому Дин опустил безучастное тело на кровать, фыркнул, наблюдая, как капрал тут же закатался в одеяло и вышел в гостиную, прикрыв за собой дверь.

На следующий вечер Кастиэль, страдая от жестокого похмелья, не сбиваемого никаким аспирином, ввалился в раздевалку 151 противопожарного подразделения. Чувствовал он себя, прямо сказать, отвратительно. Последнее, что он отчетливо помнил – разговор об Адаме, глоток пива и забвение. Полный мрак. Однако проснувшись поутру, понял, что ночь провел в постели Дина Винчестера. Идея эта Кастиэля немало перепугала, и очухался он только осознав, что полностью одет. Смешно, но испугала его не перспектива секса с капитаном… Дином, а тот факт, что он сие событие благополучно пропустил, будучи малость невменяемым. В конце концов, Кастиэль любил своего командира. Мужчину, офицера, гея. Уступая место чувству глубокой привязанности, мозг выкинул из памяти и то, что парень всю сознательную жизнь прожил гетеросексуалом, и запрет агентства на романтические отношения между коллегами. И длинноволосого парня с глазами редкого черного цвета. Новак понятия не имел, кто Дину тот парнишка, что так агрессивно отнесся к визиту тогда еще сержанта в госпиталь. Уверен, что любовник – слишком уж много ревности присутствовало во взгляде и жестикуляции. С удивлением нашел в мыслительном процессе убежденность – Дин не разделяет чувств партнера, иначе не проводил бы дни в одиночестве. А значит… значит, он ничего не значит для Винчестера. но даже если бы значил, вряд ли это могло повлиять на Кастиэля. Капрал поднялся, нашел на тумбочке связку ключей и записку с неприлично коротким содержанием «Вернешь при встрече». Три слова, а показалось, что лопатки превратились в крылья…

- Хэй, Кас, - раздался невыносимо громкий голос. – Да… - изумленный и вместе с тем удовлетворенный протяжный присвист. – Видимо, Спарк таки пьет? – парни окружили сидящего на скамье Новака, прижимающегося виском к холодной металлической дверце шкафа. Пророк недовольно посмотрел на Нитро, фыркнул, передавая всю степень своего негодования, и вытащил из нагрудного кармана пятьдесят долларов.
- Я предупреждал, что кэп его напоит, а ты не верил, - ехидно прошептал Майк на ухо Чарли.
- Какого хрена, - с нескрываемым мучением выдавил из себя Кастиэль, не посвященный в кружок азартных спорщиков и их не вполне честные ставки, а потому равнодушный ко всему происходящему, кроме распадающейся на молекулы головы, - вы не сказали мне, что Дин не пьянеет?!
- Дин?! – недоверчиво переспросили парни. Переглянулись. Обернулись к противоположной стене. Чак вытащил из кармана еще полтинник, а Донован, раздраженно хмурясь, разжал ладонь, в которой лежала полученная от Чака купюра, и протянул ее Адаму.
- Я предупреждал вас, - самодовольно заявил Глобус, забирая выигрыш. – А вы не верили.

@музыка: Leona Lewis feat. Ricky Hil - Fix Me

@настроение: Суперское... творческий кризис временно контратакован новой главой, так что ВСЕ СУПЕР!!!

@темы: Destiel, AU, Фанфики

---

"Благодать"

Фэндом: Сверхъестественное
Персонажи: Дин Винчестер\Кастиэль
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Songfic
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 6 страниц
Статус: закончен

Дин спал. Смотрел сны. Странные, необычные, непохожие на все, что он видел раньше, проваливаясь в царство Морфея. Раньше видения мучили его. Вытягивали жилы, дробили кости, стирали зубы напильником. Сейчас же в них были лишь кромешная тьма и слепящий свет. Простые сны, такой он хотел бы видеть свою жизнь. Все легко и понятно – направо добро, налево зло. Когда-то так он и коротал отпущенные Богом дни. А потом пришел ангел и принес с собой беспокойство, тревоги и сомнения. Все полетело к черту, привычная бытность разбита, семейное дело обесценилось. Раньше Винчестер считал, что зло, творящееся на земле, бесконтрольно и бессмысленно. И последнее, что ему оставалось – убивать тварей, находя в этом хоть какое-то утешение, пусть слабое. Реальность же отличалась от его взгляда на мир, как черный от белого. Молодой мужчина не понимал, как можно наблюдать за собственным творением и допускать такой бардак, возмущался и протестовал. Рефлексировать ему не дали. Апокалипсис широкой поступью ворвался на планету… отнял у Дина уверенность в правильности хоть чего бы то ни было, не то, что ежедневных привычных действий. И ангел этот… Винчестер ненавидел его всей душой. Глаза васильковые. Волосы растрепанные. Взгляд прожигающий. И вечная его манера стоять впритык. Аромат моря и озона. Не ест и не пьет, а если пьет – не пьянеет. Не спит. Крылья – широкие, метра четыре в размахе. Все, каждая клеточка его существа кричит о том, насколько он недоступен. Анна была другой. Ну, фактически она и ангелом-то тогда еще не была, всего лишь вспомнила кое-что. Сучка, такая же как и Руби, ничем не лучше. Единственное, за что Дин готов пожать Михаилу руку - испепелил психованную стерву. «Она… Глен Клоуз» - мелькнуло в мыслях. Черт вас всех возьми. Снова о нем. Ненавистный ангел с глазами, как бездна. Ноги подгибаются в его присутствии, руки дают дрожь. Тянет где-то внизу живота, а дыхание срывается. На все готов, лишь бы это неземное создание притронулось к щеке. Прижалось губами к губам, хотя бы в мимолетном поцелуе. Провело ладонями по обнаженному телу, касаясь везде, где ему будет только угодно. Перед ним… Дин готов раздвинуть ноги. Лишь бы ощутить в себе…

- Проклятье! – громко выругался он, распахивая глаза. Мрак. Мотель где-то на задворках Пенсильвании. Нож под подушкой. У кровати – банка, с ободка свисает лента четок, заканчивающаяся крестом, погруженным в воду. Вскрытый мешок соли рядом. Соседняя кровать пуста. Конечно. Сэма ведь больше нет. Сэмми сейчас в клетке, и остается лишь молиться о том, чтобы брат уже умер. Потому, что даже скудной фантазии Дина хватает на то, чтобы понять – сейчас младшему очень плохо. Разъяренный Сатана и Михаил, предводитель небесных гарнизонов, якорь им обоим в задницу, очень изобретательны в гневе. Обоих братьев отняли у Винчестера небожители. И… хрен с ним, с Адамом. Да бросьте, Дин его почти не знал, чтобы убиваться! А вот Сэм… Сэмми. Выпестованный своими руками, выкормленный с соски, оберегаемый по ночам. Спали в одной постели, пацан боялся темноты. Какого хрена все так сложилось? Почему именно они с Сэмом выиграли в гребаную лотерею? Что, мало на планете грызущихся братьев с непутевыми отцами? Почему именно Винчестерам так благоволит Бог – быть оболочками сумасшедших ангелов, инструментами в их разборках?.. Ответов не было. Да и смысла в этом теперь? Сэма больше нет, синеглазый тиран тоже ушел. Какое ему дело, что где-то на земле его подопечный, якобы соединенный глубокой связью, изнывает от желания быть трахнутым своим хранителем? Бред. Это театр абсурда. Это сюрреализм. Нужно лечь спать, заставить себя уснуть. Там будет тьма и свет. Больше ничего.

Сон тоже обманул. Не дал покоя. Дину снился брат, жестоко терзаемый взбешенными детишками Господними. Редко такое снится, раз в пару-тройку дней, но отчетливо и реалистично, будто прямая трансляция из клетки непосредственно в мозг. И разве он не говорил, что ангелы и их оболочки связаны? Возможно, Дин просто видит происходящее глазами Михаила – вот кто не стал бы долго раздумывать, с разбегу впрыгнул в тушку Винчестера, так предусмотрительно приготовленную для него Отцом. Там, в хранилище Джона, Дин еще оплакивал горькую потерю. Слова Захарии раздавили Винчестера, а в мыслях, пусть не к месту, но пронеслось – если погибший ангел в его теле не покатался, так и никакому другому никогда не кататься. Пошло, вульгарно. В стиле Дина, что поделать. Порок - его визитная карточка. Ни один нормальный охотник не влюбится в ангела. Ни один нормальный мужик не будет мечтать о том, чтобы его трахнул ангел. Ни один нормальный человек просто не увидит никогда ангела. А потом чувства, не имеющие возможности облачиться даже в слова, задолбали настолько, что уже понесло. Он лепил первое, что приходило в голову, типа предложения отсосать, например. Стало все равно. На мир – прогнивший до основания. На апокалипсис – им же и начатый. На брата - кровососа. Дин плюнул и пошел давать согласие. И нет бы и ему тоже плюнуть, как же. Поперся спасать. Молотил стальными кулаками, пока Дин, летая по проулку, скулил от желания немедленно повернуться к нему спиной и, облокотившись на стену, потребовать себя поиметь. Так, наверное, и надо было сделать, чтоб он отстал уже к чертовой матери. Струсил. Ну, а как иначе? Разве охотник на нечисть Дин Винчестер может позволить себя в задницу трахать? Нет, конечно. Поэтому он сейчас, брошенный всеми и одинокий, где-то на задворках Пенсильвании лежит в продавленной койке, толкаясь членом в плотно сжатый кулак, и выстанывает короткое имя – Кас.

Он уснул, растерев вязкую сперму об угол простыни, поленившись встать и дойти до душа. К черту.

И снился свет. Без тьмы на этот раз, будто все предыдущие сновидения только для того и были, что бы у него имелась возможность сравнить. Свет грел и гремел. Поющий, разрывающий уши звон, похожий на истинный голос ангелов, только громче, мощнее, властнее. Обладателю этого голоса не прикажешь говорить потише. Даже Дин, вечно перечащий существам, стоящим несоизмеримо выше него на лестнице мироздания, не решился бы дерзить. Он слышал в звоне слова, явственно и отчетливо. Понимал их смысл, несмотря на то, что язык слов давно мертв. А утром встал, смыл прохладной водой следы ночного бодрствования и, не завтракая, поехал в Солсбери, штат Мэриленд, в Национальную Библиотеку. Он не понимал, почему это делает, как не понимал и внутренней уверенности и доверия, теплившихся в душе. В него словно влили энергии и жажды жить. К архивариусу он не пошел. Фолиант, за которым приехал охотник, числился в разряде редких. Пришлось красть. Информация, найденная в книженции, соответствовала тому, что он услышал во сне. Чего, собственно, и ожидал. Дин не знал, почему поверил. Может быть, потому, что вся жизнь его – парад несуразностей и совпадений. Может, потому, что сверхъестественного повидал столько, сколько Голливуд никогда не снимет. Может, и скорее всего, потому, что это его последний шанс что-то изменить.

Дин готовился вытащить Сэма из геенны. Брат, когда все закончится, конечно, начнет ныть опять, напоминая, что Дин давал слово поехать в Сисеро, к Лизе. Ясен пень, он же не знал, что старший у него совсем спятил и сменил ориентацию на строго голубую. Черт, у Дина не было секса со дня заварушки на кладбище Лоуренса. Вот уже полгода. Он давно бросил попытки убедить свой член стоять на доступных официанточек из придорожных кафе. Тщетно. Член упорно делал стойку только на присутствие синеглазого пернатого чудовища, далекого, как Кассиопея. Слава богу, выход, наконец, нашелся. Возможно, все это дерьмо тоже закончится. Уж лучше вообще не хотеть трахаться, чем знать, что твой единственный желанный партнер по постели забил на тебя, даже не пытаясь. А Сэмми может Дина в зад поцеловать. В конце концов, он тоже клал с прибором на предсмертное желание брата - не водиться со всякими демоншами. Охотник крепко обнимал пальцами руль импалы, сжимал до побелевших костяшек. Все необходимое на месте, в багажнике. Святое масло – его подарок. Клинок - его подарок. Гнев – его дар. В собственность и полное владение, получите, распишитесь. Пользуйся, Дин Винчестер. Жри самого себя, исходись едким ядом! Давай! Вспомни, какое ты ничтожество, и как ничтожны твои надежды! Истинный слуга Небес… вот, значит, каков объем потенциала у несостоявшегося палача Люцифера. И все молчали. И он тоже. Боялся, что Дин разнесет по кирпичику ангельскую кормушку, что ли? Дину наплевать уже. Он не может получить желаемого, а остальное давно не имеет значения. Бытность, как занимательный пример умножения нуля на бесконечность.

Призвать одного из сильнейших и единственного из доступных ангелов было несложно. Есть несколько заклинаний, которые способны заставить явиться кого угодно – тот же круг четырех, например. Или енохианский ключ, подсказанный кем-то из света. Заморачиваться над тем, кто оказался так любезен, Дин не хотел. Есть ли резон – думать о проблеме, если тебе все равно не дано ее постичь? Охотник устроил западню. Спрятал посверкивающий неизвестным металлом клинок в рукав и прочел заклятие призыва. Ждал недолго, а когда гость появился, очень быстро запер его в ловушку священного огня. Разговаривать не стал, незачем. Он пришел не мстить или изливать ненависть, он пришел по делу. Винчестер приблизился, посмотрел в глаза Рафаила с легким сожалением и воткнул ему в грудь острие, медленно погружая прямо в сердце. Рафаил умирал быстро, растерянно, с нотками удивленного недоумения глядя на своего убийцу. И уже тем более он не понял, зачем человек припал к его губам вынужденным поцелуем. Долгим. Затяжным. Язык не давал закрыть рот, и между пухлых черных губ тонкой синеватой струйкой вливалась в сильное тело мужчины благодать. Все оказалось очень просто. Если Дин – истинный слуга Небес, то ему дарована Небесами стойкость перед разрушающей силой света. Вессель ангела осел на землю, более не сдерживаемый руками убийцы, и пламя святого масла немедленно испепелило его. Человек, пошатываясь, отошел от огня, постоял немного, пытаясь пережить колоссальную мощь, принятую его организмом, чувствуя, как по венам струится смертоносная власть. Упал на колени, запрокинул голову и громко закричал от боли. Какая-то часть его умирала, не выдержав, и ломило спину, что-то прорывалось меж лопаток, пробивало себе путь сквозь мышцы и кости. Мужчину качнуло вперед, он оперся на руки, не скрывая вопля, перерастающего в пронзительный, разрывающий перепонки звон, зашкаливающий децибелами уже где-то за пределами ультразвука. В районе мигали и искрили фонари, лопались все лампы и перегорали контакты. Громкий, сухой и хлесткий хлопок, тело Дина подбросило вверх. Он раскинул руки, зависнув на мгновение в воздухе. За спиной у него расправились, разлетаясь в стороны, огромные черно-фиолетовые крылья, поднявшие взмахом порыв ветра такой силы, что пригнуло верхушки окружающих деревьев. Охотника Дина Винчестера больше не существовало в природе.

- Что ты наделал, Дин? – окликнул его выворачивающий на изнанку тенор. Дин резко повернулся, ухмыльнулся нехорошо. Пришел. Сколько молитв впустую сотрясали стены. Сколько воплей во мрак, и все зря. А тут, стоило только обзавестись крыльями – прибежал.
- Явление Христа народу, вы только посмотрите, - с издевкой бросил он. – Присаживайся, - Винчестер повел рукой, указывая на кресло.
- Зачем ты сотворил с собой, - ангел нахмурился, - это?
- Теперь я смогу спуститься в клетку и вызволить оттуда Сэма, - пожал плечами Дин. – Почему, - изогнул он бровь, - ты не говорил мне, что остановить происходящее так легко? Почему скрывал, мой друг? - мужчина подчеркнул последнее слово, вкладывая в него все свое презрение. – Я мог решить проблему одним ударом клинка, а ты не позволил мне.
- Потому, что это худшее, что могло случиться! – воскликнул Кастиэль, еще не в силах поверить. Все ангелы почувствовали возмущение энергии и смерть Рафаила, и все почувствовали нового брата. Кас тоже, но пришел проверить. Он убеждал себя, что это всего лишь ошибка. – Что ты наделал, зачем?..
- Потому, - перебил его охотник, сверкнув искрами света, скрывающими радужку, - что теперь я равен тебе. Я так же силен, даже сильнее. А значит, ты уже не можешь скрывать от меня истины. А истина в том, что тебе просто…
- Дин! – голос дрожал. – Ты даже не понимаешь, - скорбно, с надломом уронил ангел. Сел. – К завтрашнему вечеру ты полностью обратишься. Уже ничего нельзя изменить, - прошептал он.
- Я знаю, - отрезал Винчестер. Кас улыбнулся, но вымученно, посмотрел на него. В синих глазах плескалась обреченность и страх. Вина. Боль.
- Наивный глупец, - ангел потер лицо руками, разгоняя гримасу. – Ты добровольно передал себя в руки Небес. Добровольно! – гнев. – А я только и делал, что пытался уберечь тебя от этого!
- Хреново пытался! – перешел на крик Дин, не замечая, что от звука его голоса треснуло и осыпалось зеркало в номере. В густом баритоне явственно проскальзывал пронзающий мозг звон. Он перерождался.
- Ты отдал им свой разум, - отмахнулся Кастиэль. – Принес на блюдечке. И завтра, ровно в то время, когда ты убил Рафаила…
- Я спущусь в клетку!
- Тебе будет наплевать на Сэма, - спокойно сказал Кас. – Наплевать на всех и вся. Ты ничего не будешь чувствовать ни к брату, ни к Бобби, абсолютно все люди и события, не связанные с приказом свыше будут для тебя пустым местом.
- Чушь, - безапелляционно заявил Дин. – Я найду способ избавиться от влияния вашей проклятой семейки!
- Я сам с трудом разорвал эту связь! – сорвался ангел. – И то, только потому, что у меня появилась другая! – тут он отступил от Дина и прикусил губу. Винчестер смотрел на него сквозь прищур, ожидая продолжения, но не дождался. Кас несколько раз прошелся по комнате, старательно пряча лицо.
- Меня устраивает, - бросил охотник после паузы. – Если такова цена моего личного, персонального равнодушия к происходящему вокруг меня и во мне дерьму – я согласен. Да и трепыхаться поздно. Ты понимаешь, - он приблизился к ангелу, сгреб его за лацканы вечного плаща, - я хочу, чтобы мне было все равно!!!

- Дин…
- Убирайся, - мужчина разжал кулаки. – Не строй из себя страдальца. Ты ничего не мог раньше… - он свел брови, окинул ангела пренебрежительным взглядом. – И бессилен теперь.
- Дин, ты нужен мне, - вдруг начал Кас. – Всегда был нужен. И… я не знаю, что это, - сбивчиво говорил он, торопливо, глотая окончания и не поднимая глаз, - мне сложно судить. Знаю лишь, что важнее тебя нет ничего и никого. Я тянул, не желал озвучивать, держал все в себе, но единственным человеком, который что-то значил для меня – был только ты, и сейчас…
- К чертовой матери, Кас! – заорал Дин, закрывая уши ладонями. Он не желал слушать. Слова жгли, вытягивали нервы, вырывали сердце наживую. Внутри, в груди, бесновались эмоции, сводили с ума. Повторяли постоянно, что он снова попал в замкнутый круг. Вся жизнь круговоротом, сатанинским калейдоскопом кружилась, не давая перевести дух. Отнимала, шаг за шагом, все, что было дорого. Рушила последние линии обороны. – Заткнись, - потребовал Дин холодно. – И убирайся.
- Дин, - просил Кас, в голосе его слышались слезы, - позволь мне остаться. Ведь это… последний день, который мы можем провести вместе. Прости меня за малодушие. Прости за все, только не гони, - он шагнул вплотную к Винчестеру. Обхватил его руками. Еле ощутимо прикоснулся губами к губам, отпрянул. – Ты тоже не говорил мне правды. А я видел ее… но молчал. Прости меня.
- Теперь я должен сказать, что прощаю, - горько хмыкнул Дин. Ему казалось, земля уходит из-под ног, он проваливается в пропасть, бездонную и темную. Бурлила кровь, вскипая от текущей вместе с ней по венам светлой силы. – Я прощаю, Кас, но уже, и правда, поздно. Не могу сказать, что сожалею хоть о чем-то. Так тому и быть, какого хрена? – покачал он головой. Безжизненно. Отрешенно. Он был уже не здесь. Слух охотника улавливал какой-то тихий шелест, он попытался сосредоточиться и разобрать, но Кас не дал ему такой возможности.
- Ты помог мне отринуть Небо, - поспешно ответил ангел. – Разреши мне… может быть... – он крепко держал Дина за запястья, не позволяя переместиться. Ведь Дин теперь тоже ангел. И сейчас, медленно, но верно, в нем будут просыпаться подаренные благодатью способности. Кастиэль уже видит его черно-фиолетовые крылья – цвета страстного гнева и плачущего одиночества. Если у Каса не получится дать человеку другой смысл и другую связь, если он потерпит поражение, так и не сумеет доказать свои чувства, Дин станет жестоким и безжалостным карающим ангелом, несущим месть и ярость Небесные. – Может быть, я тоже смогу.
- Я устал, Кас, - рвано выдохнул Дин.

Дальше был поцелуй. Несмелый, будто проверочный, но быстро перетек в жадное соитие губ, влажное и жаркое. Дин просто расслабился. Он ждал этого слишком долго, чтобы сейчас протестовать, хотя было что-то в этом сексе принужденное, муторное. Руки ангела скользили по его телу, лаская каждый изгиб, прижимали соски, вытягивая из груди томные стоны. Кас вкладывал всю душу, старательно доводя любовника до умопомрачения. Ладони, нежно прикасаясь к коже, вырисовывали на ней геометрию страсти. Дин тонул. Растворялся в действе, запоминая каждое мгновение, даже не веря самому себе и собственным ощущениям. Кас был очень аккуратен, словно забыл, что Дину теперь нипочем физическая боль. Когда ангел сомкнул губы вокруг напряженного члена, охотник прогнулся и подбросил бедра вверх, сразу погружаясь до горла. На затылок, покрытый темными мягкими волосами, легла ладонь, чуть надавливая, подгоняя ласку, вымаливая большего. Кас, впервые претворяющий в реальность давние тянущие мечты, откровенно любовался красивым телом партнера. Он видел в мыслях своего человека – раньше видел – чего бы тот хотел, и действовал отчасти интуитивно, понимая - все, что от него сейчас требуется – просто взять предложенное. Он никогда не испытывал ничего, что можно было сравнить с ощущением полного слияния с любовником. Дин, громко выкрикивая имя ангела, потянул его на себя, впился в губы долгим поцелуем. Посмотрел в глаза, изливая серую печаль, что сейчас наряду с удовольствием, властвовала в нем. Шептал порочно что-то торопящее, умоляюще-блядское. Не смущался ни йоты. Уже нечего, уже хватит. Уже поздно смущаться. Поэтому смело обхватил кисть ангела своей и провел ею вниз по пояснице к ложбинке, отчетливо давая понять, что именно нужно делать. Извивался, чувствуя прикосновения пальцев, прогибался им навстречу, как развязная уличная девка.
- Кас, трахни меня уже! - требовал он.
Замер на мгновение, чувствуя проникновение. Двинулся чуть назад, жадно вбирая в себя возбуждение любовника, стонал пошло и развратно. Ангел, нависая над ним, проклинал себя за то, что так долго тянул, лишал и себя и любимого человека столь ярких мгновений единения и счастья. Входил яростно, пытаясь волнами удовольствия омыть горчащую душу и выплеснуть из нее страх. Вбивался в растраханное тело, слушая неприличные всхлипы. Всхлипывал сам. Кончал. Бурно и неистово, кричал от наслаждения, настолько невыносимо-великолепного, что пугающего. Не мог насытиться, снова и снова вторгаясь в горячую тесноту, трепеща от нахлынувших эмоций. Два неземных создания, которым не нужно ни есть, ни спать, трахались почти сутки, не разрывая объятий. Повторяя, как молитву, слова любви. Разделяя эйфорию блаженства на двоих, и любуясь крыльями друг друга. Забывая о течении времени. Не считая минут…

Ангел поднялся. Самый необычный ангел из всех – его оболочка еще жива. Самый молодой из существующих ангелов. Очень сильный. Величественный. Не знающий сомнений, эмоций, чувств. Мимолетным усилием мысли он привел себя в более подобающий внешний вид и расправил крылья, чтобы покинуть это нелепое место. На постели, с которой он только что встал, остался лежать, с ужасом взирая, его брат. Мятежник и отступник. Стоило бы убить его, но ангела немедленно ждали в Чертогах, он должен показаться семье. За предателем пошлют других. Постоянный шепот, Небеса общаются с ангелом. Говорят, что делать, наставляют и благоволят. И от звука этого шепота разливается в душе холод и уверенность. Слепая вера.
- Дин, не уходи! – оклик в спину. Ангел обернулся, пустыми, искрящими благодатью глазами глядя на обнаженного брата. Безразлично. Безжизненно. Равнодушно. – Дин! – объятия. Опутывающие, лишние, неправильные. Взгляд. Синие глаза, наполненные обреченностью и болью. Он отступает назад, стряхивая со своего прохладного тела горячие руки.
- Прощай, Кастиэль, - глубокий голос. Чужой.

Легкий трепет крыльев. В номере мотеля где-то на задворках Пенсильвании, остался в полном одиночестве ангел, опоздавший признаться в любви.

@темы: Destiel, Фанфики

---

"Выбор"

Беты (редакторы): celestial_being
Фэндом: Сверхъестественное
Персонажи: Дин Винчестер\Кастиэль
Рейтинг: G
Жанры: Джен, Слэш (яой), Ангст, Songfic
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 2 страницы
Статус: закончен
Написано под: Cinema Bizarre - My obsession (original)
Kelly Clarkson - Addicted

- Там же… - охотник запнулся, искоса посмотрел на сидящего рядом за стойкой бара ангела. – Ну… они могут тебя убить, - заставил он закончить себя и сразу спрятал лицо, чтобы собеседник не заметил выражения страха.

Кастиэль ответил не сразу. Он поспешно любовался, запоминая мельчайшие детали, человеком, когда-то давно освобожденным от вечных мук. Суровым праведником, которому судьбой уготована была участь весселя для Михаила. Много лет прошло с той секунды, когда он приложил ладонь к плечу и крепко держал измученную падшую душу, вынужденную исступленно проливать кровь других. Сколько всего он видел в ней в те короткие мгновения, что занял переход. Страсть, гнев, искренность. Честность, сомнения, вину. Горечь потери, всепоглощающую любовь. Бесценный чистый свет, подаренный Богом – его Отцом. С каждым днем, проведенным рядом с этим мужчиной, ангел привязывался к спасенному все сильнее, все глубже падал в бездонную пропасть. Отрекся от небес во имя человека. Потерял благодать и погиб от руки Люцифера. Был воскрешен, удостоен новыми крыльями. Запутался и предал доверие, искусно лгал, шел по головам, не глядя под ноги… ради взгляда зеленых глаз. Дин Винчестер, борец с нечистью, сильный, упрямый, ловкий. Красивый. От его вида у ангела по телу пробегает незнакомая дрожь, заставляющая каждый нерв истомно ныть в предвкушении, а низ живота сворачивается в болезненный клубок. Возлюбленный. Одна лишь мысль о нем побуждает бросить все и идти, не важно, куда и зачем, лишь бы быть рядом. Умереть за него. Продать весь мир. Самого себя.

Ангел понял позже, что за щемящие, тянущие, томящие чувства испытывает к подопечному. Желал взаимности, но знал – увидел ответ в душе – что никогда ее не обретет, поэтому даже не надеялся. Дин отрицает любовь между мужчинами, осуждая. Дин не верит в любовь женщин, насмехаясь. Дин сам никого не любит, кроме брата, потому что Сэм – семья. Родная кровь. Единственное действительно важное в его жизни. Кастиэль не упоминал об эмоциях, пробужденных в нем Дином. Не хотел потерять хотя бы то жалкое подобие желанных отношений, существующее между ними, осознавая, что в лучшем случае получит вежливый отказ… в худшем – больше не увидит Дина. В любимых глазах вместо радушия появится презрение, гадливое отвращение, брезгливость. Ангел видел все это, когда охотник смотрел на других флиртующих мужчин. Он не хотел, чтобы Винчестер так же смотрел на него. Ангел устал. Измучен сердцем, плачущим от боли, когда Дин, не подозревая о реальном положении вещей, заигрывает при нем с девушками. Тяжелеют плечи нести непосильную ношу при коротком ненавистном обращении – дружище. Голова мутится от навязчивых видений обнаженного тела, покрытого мелкой россыпью пота. Любовь. Отец подарил ее своим детям, людям, отняв у других детей - ангелов - право на привязанность. Наверное, поэтому Кастиэлю правильнее уйти в Чертоги. Отказаться от невероятного соблазна остаться рядом с возлюбленным, напоминая себе, насколько жесток тот в своем блаженном неведении. Малодушно сбежать от пытки холодной, леденящей пустотой невзаимности, черной ревности, гнетущей печали. Кастиэль бесконечно устал бессильно метаться по свету, разыскивая ответ на один-единственный вопрос, терзающий душу несправедливостью – почему? Почему именно он подвергся столь безжалостному испытанию одиозной нежностью и неисчислимой степенью самопожертвования к тому, кто в этом никогда не нуждался? Почему его чувства принадлежат тому, кто на них никогда не отзовется?!..

Уже не важно. Дин, его беспощадный неистовый праведник, справится. Он пережил Апокалипсис, геенну и Чистилище. Оплакал отца, брата и единственную женщину, которая была ему не безразлична, и снова отправился в путь. Он продолжит борьбу с сумеречными тварями, постоянно рискуя жизнью, будет проводить ночи в легкомысленных, ни к чему не обязывающих объятиях доступных официанток придорожных кафе, и однажды погибнет на охоте, сжимая в руках обрез. Ангел беспомощен. Ничего не может изменить. Того, что ему предлагает человек, оказалось унизительно мало. Дружба. Ничтожное, оскорбительное слово для жаждущего делить пополам кров и ложе. «Ты нужен мне» фатально не дотягивает до «Я тебя люблю». Туманные полунамеки, непонятные на устах всегда прущего напролом. Глупые пошлые шутки, коробящие пульсирующую свежей раной сущность. Слишком давно. Слишком долго. Ураган, бушующий в груди, не унять, как ни старайся. Ангел смирился. Нет смысла бороться, доказывать и убеждать. Нет надежды, да и не было никогда. Поэтому сейчас осталось совсем немного, скоро скрижаль положит конец его мучениям. Он вернется в свой дом, и там… его встретят разгневанные братья. Он закроет глаза, готовясь к вечности. Доверчиво раскинет руки, чтобы им было удобнее. Безропотно позволит сверкающим клинкам вонзаться в самую свою суть, выжигая благодать. Наступит долгожданный, трепетно-ласкающий покой пустоты.

- Возможно, - кивнул ангел головой и неуловимо улыбнулся. Боль пройдет. Останутся лишь отпечатки выгоревших крыльев на сверкающих светом стенах Небесных Чертогов.

@темы: Destiel, Фанфики

---

"Вспышка фотоаппарата"

Фэндом: Jensen Ackles, Misha Collins (кроссовер)
Персонажи: Дженсен Эклз\Миша Коллинз(подразумевается)

Рейтинг: G
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Songfic, POV.
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 1 страница
Статус: закончен
Написано под: Black Lab - This Night

Тыц

Снова.

Этот зал. Люди, как волчья стая. Мои судьи. Ждут. Сидят, внимательно рассматривают сцену, пожирают ее глазами, стачивая каждый угол. Жадно внемлют. Ощупывают взглядом, притрагиваются. Оставляют липкие следы, от которых хочется вздрогнуть, повести плечами. Всего пятнадцать метров, а пройти их, как по эшафоту - шаги режут ноги, впиваются прямо в сердце. И маска. Куда же без нее... натянуть на лицо улыбчивую и беззаботную гримасу, скалиться и ржать над хлесткими вопросами, как всегда бьющими прямо в цель. Ясновидящие там сидят, что ли? Как будто поковырялись в сознании и перебрали все шестеренки, все запчасти. Оглядели изгибы и втянули запах машинного масла. Увидели то, что я так старательно скрывал, скрывал даже от себя. Не хочу идти туда. Не хочу никого видеть... хотя, это я, конечно, погорячился. Хочу. Видеть. Слышать. Осязать...

Телефон.

Экран засветился, номер вспыхивает на нем в ритм вибрации. Американский домен, длинные пять цифр после восьмерки. Мой приговор. Привычно нажимаю на сброс - не время сейчас. Не место. Гладкий корпус погружается в карман, лежит минуту спокойно, потом снова начинает вибрировать, но, уже зная, кто звонит, не стану его даже доставать. Все, что она может мне сказать, уже сто раз сказано. Заевшая пластинка, повторяющая одно и то же, раз за разом. К черту. Мягкая ткань занавеса. Сжать ее в кулак, отвлечься от иллюзий. Вернуть себя в реальность. Насилие. Чувствую, как совершаю акт жестокости над собой... терплю. Привык. Гримасу на лицо. Шутовской ненавистный маскарад!!! Несколько шагов на сцену, чуть раскидывая ладони в приветственном жесте. Аплодисменты. Они хотят слышать, что у меня все хорошо. Я доволен жизнью. Я счастлив. Я... изгой.

Кресло.

Оно обтянуто синим вельветом. Моя гильотина. Садиться не стоит, ведь не стоит расслабляться. Каждый раз, отвлекаясь от внешнего мира, только лишь на секунду присев - слышу. Вижу. Осязаю. Аромат чужого парфюма. Виноватый, бегающий взгляд. Обжигающие, суровые слова. И хотелось бы выполнить требования. Соблюсти ультиматум, который ты мне поставил. Но я не могу, прости меня, я не могу! Внутри перерождается что-то с громким воплем. Возможно, я кричал бы сейчас, не будь этой жадной, голодной до наших с тобой тайн, толпы. И я даже благодарен, потому, что их холодные, алчные взгляды сейчас - последнее, что удерживает меня от плачущего всхлипа. Кругами, мерными короткими шагами, измерять пол, от кулисы к кулисе. Растягивать губы в улыбке, кивать головой. Соглашаться или опровергать. Смеяться напряженно, прятать глаза. Избегая смотреть в темноту зала - там обязательно есть кто-нибудь, на чьем лице я найду обвинение. Они... не понимают нас. Не понимают меня, и сам я себя понять уже вряд ли смогу.

Потолок. Смотрю на него. Вспышка фотоаппарата.

Я так устал, Миш...

@темы: Cockles, Фанфики

---

Обратная тяга. Обратный отсчет...

Holly Fusking Sheat!

Великий и могучий, ненавидимый на всех континентах творческий кризис добрался, наконец, и до меня. Сижу уже третий день над открытым вордом с "Тягой..." и не могу выдавить из себя ни слова. Долбаные герои, мной же созданные, выросли, и теперь я их совершенно не понимаю. Кажется, они созданы не друг для друга. Один бревно, отрицающий потребность быть любимым и любить в принципе, а второй в это бревно влюблен, но никогда не признается.

Вчера, когда завоевавший без боя мою черепную коробку кризис достиг пика, только моя дорогая, всем сердцем любимая бета отговорила меня от идеи удалить к чертовой матери профиль на FicBook и все уже выложенные работы. Теперь у меня таки имеется профиль, две незаконченные истории и свист ветра в опустошенных мозгах. Исписалась, привет...

Не знаю, когда теперь начну снова писать. Такое ощущение, что мысли улетучились в тартарары, чтобы оттуда злорадно посмеиваться над неудачником-автором.
Как вариант - поплясать с шаманским бубном? Вдруг духи слэша и бог Яоя откликнуться на мой отчаянный призыв.

Зато на просторах дайри я нашла вот такого милого Джея...

@музыка: Dead By April - Last goodbye

@настроение: Гадкое

@темы: Навеяло

---

"Обратная тяга"

"Пятый постулат Евклида"

Глава двенадцатая, тыц

Manowar - Heart Of Steel
Crown The Empire - Johnny Ringo

«…и тогда Бог отринул падших ангелов от Своего лица и низвергнул их…
- В ад?
- Хуже. В Висконсин»

Смешной диалог из смешного фильма девяностых. Штат, четыреста километров границ которого обозначаются береговой и озерной линией. С ноября по март – наводнения, летом засуха. В октябре же он превращается в самое тоскливое место США. С неба, затянутого тяжелыми серо-черными тучами без единого просвета, постоянно моросит дождик. Несильный, но пешехода до нитки промочит. Сезон зонтов. На улице ни одного человека без зонтика – за исключением самоубийц, последним выбором которых стала смерть от пневмонии. Кажется, что краски мира выцвели, оставив вместо ярких городов и поселков невнятных оттенков негатив. Мерзкий месяц, особенно когда на душе не осталось ничего светлого. Особенно когда сама душа потеряла свет. Остается только идти по узкому гравийному проспекту, подняться по газону «Канада-Грин», мимо сотен – сколько глаз хватает – белых камней с надписями. Лавировать мимо надгробий, держа путь к подъемнику с закрытым гробом, на котором лежит последний дар от погибшего оставшейся в одиночестве семье – американский флаг. Красиво. Сине-красная ткань с белыми полосами и звездами, из-под которой по краям выглядывает коричневая лаковая крышка, а вокруг по нижней кромке – синтетический материал, прикрывающий гребаную правду. Все, абсолютно все, кто здесь стоит, знают, что должен прятать этот лживый отрез – неровные края красной глины, очерчивающие глубокую - по традиции, в два метра – яму! И символ Америки, под прощальные взгляды присутствующих, аккуратно свернут треугольником два сержанта в строгой форме и белых перчатках, чтобы передать беременной женщине в черном платье, держащей за руку двухгодовалого сына. Единственное, что останется Лорелай и Рональду Фицджеральд от мужа и отца.

Когда осиротевшая семья, их немногочисленные друзья и четверо сослуживцев покойного медленно развернутся к автомобилям, оставляя гроб на служащих погребальной конторы, вдалеке, метрах в пятидесяти от свежей могилы, останется офицер, опираясь плечом на ствол кедра. Китель, серебряная фурнитура, парадный эполет на правом плече. Над сердцем – обязательная к ношению плашка Звезды Героя. Он будет стоять, наблюдая, как старик в униформе повернет рычаг, и механизм подъемника начнет неторопливо опускать на дно, уже поблескивающее стекшей водой, деревянный короб, унося с собой погибшего друга. Он будет стоять на кладбище до тех пор, пока рабочие не засыплют яму землей и положат сверху предусмотрительно срезанный дерн веселого салатового цвета. Он стоял бы здесь и до тех пор, пока поверх не установят кипенно-белое надгробие, но не может. Поэтому офицер дожидается скрытой сумерками таблички с именем и датой смерти, чтобы подойти к последнему пристанищу Гарта Душечки неуверенным, шатким шагом.
- Прости меня, - очень тихо произнес капитан. Привычно закусил нижнюю губу, пачкая светлую эмаль зубов кровью, выступившей из-под кромки из уже истерзанной слизистой. Мужчина, принесший последний долг, которого бесконечно мало, резко развернется и направится к гравийному проспекту, к Шеви 67 года. Мимо длинных рядов, увенчанных именами и числами. Пятьсот квадратных метров безутешной скорби супругов, родителей и детей. Он будет идти очень медленно, чувствуя, как ткань парадного кителя тяжелеет от впитываемой воды, выстуживающей до костей жалкие крохи оставшегося тепла. Без зонта.

Неделя со дня похорон Гарта пролетела почти незаметно. Ночь после последней операции Дин провел в постели с любовником. Мочалил парня, пока тот слезы ронять не начал. С трудом достиг горького, вымученного оргазма и упал без сил на измотанное хрупкое тело Хэттуэя, как обычно, ничего не объясняя. Да и что он мог объяснить? Секс – универсальный решатель проблем. В ту секунду, содрогаясь от желанной разрядки, он не чувствовал облегчения. Таких моментов можно на пальцах одной руки насчитать, и все они связаны с потерями. Он не уснул, как обычно. Дин поднялся с кровати, стиснув зубы до скрежета, принял душ и ушел, не прощаясь. Ник не останавливал, зная, что не имеет смысла. Он неглупый парень. Сразу понял, что у Винчестера случилось нечто из ряда вон. Тогда, ощущая в растерзанном организме тупую боль, Ник думал лишь о том, вернется ли «партнер по сексу». Знал, что никогда не получит ответов на свои вопросы, потому никогда их не задавал. В конце концов, для Ника Дин значил слишком много, чтобы разрушать зыбкую реальность их отношений. Дин же в то утро ввалился домой, врубил в наушниках Manowar на всю громкость и сидел, невидящими глазами глядя куда-то сквозь мир. Лорелай о случившемся рассказывал Майкл Донован, Дин наотрез отказался участвовать, хотя знал, что должен, обязан быть там. Лори… его подруга. Они знакомы шесть лет – девушка работала оператором в Массачусетсе. Там же он познакомил Гарта, с которым проходил переквалификацию, с милой и задорной хохотушкой. Не получилось присутствовать на свадьбе – как раз тогда уехал в Балтимор – но с удовольствием увел жениха на мальчишник и снял ему стриптизершу. Для проверки, наверное. Лори заслуживала хорошего мужа, а не дешевую потаскушку. В итоге, Рональду, первенцу четы Фицджеральд, дали второе имя в честь несостоявшегося свидетеля. Проклятье, Гарт… как ты мог так глупо сдохнуть…

На служебные разбирательства назначили теперь уже инспектора Виктора Хэндриксона. Таскали парней и майора Райана на беседы, как и всех присутствующих при драке пожарных. Ну, драка – это слишком мягко сказано. Бойня - более точный термин. Дин вывихнул Герберту плечевой сустав и челюсть, и только одним богам известно, как ничего не сломал. Райан, понятное дело, настаивал на правомочности действий, подал официальную жалобу во внутреннюю безопасность. Винчестер готов голову на отсечение отдать, что старик Сингер подсуетился и отверг кандидатуру Уокера на место следователя. Провоцировать слетевшего с катушек капитана – себе дороже, а полковник всем сердцем уважал подчиненного и любил его, как сына, потому ограждал от проблем, насколько мог. Окончательное решение еще только предстоит принять, но, исходя из назначения капитану двадцати четырех визитов к психологу – Эве Уилсон, естественно, как к единственной, кто может совладать со строптивой натурой Винчестера – и семинары по управлению гневом, где за прошедшие почти девять лет службы Дин откровенно заебал всех преподавателей, можно утверждать, что обойдется малой кровью. Майор, как бы он ни хотел так думать, не имел полномочий распоряжаться действиями звеньевых АРИСП.
В действительности же, шишки из управления Милуоки знали, что если признают Винчестера виновным, дело по инстанциям дойдет на пересмотр в верхний эшелон, где капитан имеет немалый авторитет. Всплыли бы и махинации с расчетами, и отказ от помощи Мэдисон, и провал полевой разведки. Слишком много суеты и слишком опасно для сохранения служебного положения. Проще снять погоны с проколовшегося майора, чем с героя нации, впавшего в состояние аффекта от осознания потери близкого друга. Дин прекрасно знал о прочности позиций. Он неоднократно попадал в подобные переплеты, в течение продвижения по карьерной лестнице офицера одиннадцать раз отстраняли от оперативной деятельности – за дерзость, неповиновение и агрессию - и каждый раз – временно. Правда, легче не становилось. В груди мужественного и стойкого капитана образовалась гнетущая пустота. Черная дыра размером с Висконсин, из которой тянуло стылым сквозняком.

- Привет, парни, - капрал, сняв с плеча рюкзак, бросил его на скамью и открыл шкафчик. Первым к нему подошел Нитро, затем окружили все остальные. Кастиэль повернулся, окинул товарищей долгим взглядом и глубоко вздохнул, опуская голову. Чак грустно улыбнулся, по-доброму глядя на еще не очухавшегося Новака, затем опустил ему руку на плечо, ободряюще прихлопнув, но без особого энтузиазма. Да и какой тут может быть энтузиазм, если один из них ушел, погиб жуткой смертью? Такого и самому ненавистному врагу не пожелаешь.
- Здорово, Кас, - кивнул Глобус. – Ну, отошел? – парень усмехнулся, искоса посмотрел на Адама.
- А ты сам-то как думаешь? – отмахнулся он. – Не моросите, все со мной нормально. На допросах только задолбали, - поморщился капрал. – Не пойму, чего они от меня хотят.
- Мы, вообще-то, к тебе тоже с просьбой, - выдал Нитро. – Давай присядем.
- Дайте я хотя бы переоденусь! – удивился Кастиэль. Лица у сослуживцев очень откровенно отражали намерения – не самые, кажется, честные, что само по себе настораживало. Время тупых приколов над новеньким прошло, да и положение сейчас не подходящее для приколов. Все-таки потеря одного из звена – отнюдь не веселое событие, у каждого из парней под глазами вырисовались темные круги, будто от недосыпа, а яркие улыбки поблекли. Громогласный хохот, столь непочтительно разрывающий тишину в здании подразделения, теперь нескоро вновь начнет отражаться эхом от облицованных мрамором стен.
- Мы тебя в гараже подождем, - согласился старший лейтенант и направился к выходу. За ним потянулись и все остальные.

Капрал подозрительно прищурился им вслед, пожал плечами, так и не разгадав намерений товарищей, и принялся разоблачаться. Достал из шкафчика мягкий широкий тельник – специфическая униформа пожарных, в мирные часы использующаяся как технический костюм для выполнения текущих работ, и превращающаяся в нижнюю прослойку под жесткий боевой ИТ в ходе оперативной деятельности. Парень неспешно переоделся, аккуратно свернув гражданку, чтобы не помялась, а параллельно раздумывал о словах, сказанных сослуживцам. Притворяться легко, нужно лишь найти хорошего учителя – если вы понимаете, о ком речь. В действительности он нормально не спал со дня выезда в торговый центр. Постоянно вскакивал с кровати в липком холодном поту, Бэт пару ночей отпаивала сына каким-то гадостным отваром, который вырубал его с полчашки. В тот вечер он, отказавшись от госпитализации, вошел в квартиру, упал на пуфик, стоявший прямо у порога, и обнял себя руками, пытаясь сдержать конвульсивную дрожь во всем теле. Голова раскалывалась, мысли улетучились. Тошнило, а к утру мучительно вывернуло несколько раз. Зрелище мертвого Фицджеральда не отпускало, до сих пор стоило лишь закрыть глаза, и вырисовывалась куча обломков и торчащие из остывающего трупа штыри арматуры, густо покрытые кровью и еще чем-то омерзительно-страшным.
Может быть, смерть Душечки так зацепила повидавшего виды капрала своей жестокой неестественностью. Неоднократно вдыхавший в легкие воздух, смешанный с вонью зажаренных тел, неоднократно наблюдавший отталкивающее зрелище пылающего живого существа, воющего от нестерпимой пытки огнем, он не был готов увидеть сослуживца, павшего волей случая. Элизабет пыталась расспрашивать, вытянуть его из оцепенения, принять на себя часть ноши, внезапно свалившейся на еще юный разум, но Кастиэль лишь коротко отговаривался сухими фразами, с каждой из них заново переживая кошмар темного, затянутого дымом и строительной пылью помещения. Он заставил себя перенять у Винчестера опыт притворства. Принудил, внушая испуганному сознанию, что все в порядке, жить дальше, наступив на горло трепещущей душе.

Парень понял, что завис, сминая в руках рюкзак, который собирался сунуть в нутро шкафчика. Опомнился, бросил сумку на полку и хлопнул металлической дверцей, наплевав на висящий на дужке кодовый замочек. Ничего странного, он запирал личный шкафчик только в период отстранения и отъезда в Кеноша и то, только потому, что не хотел внезапного переезда – парни, на всю голову больные придурки, иногда прикалываются подобным образом – приходишь на службу, открываешь дверцу и пытаешься разобраться, чьи конкретно перед тобой шмотки. А придурки угорают, как кони стоялые. Кастиэль неожиданно для себя улыбнулся, вспомнив, что как-то он напоролся на такой розыгрыш. Главным заводилой переездов был Душечка. На чувстве юмора Гарта природа или Бог явно отдохнули… Новак тяжело вздохнул, помотал головой – прямо как Дин, когда старается разогнать гнетущие мысли. Забавно, но парень, кажется, сам не осознавал, что перенимает манеру жестов и мимику капитана. Он вышел из раздевалки, сбежал по лестнице вниз, к неприметной двери – запасный выход из гаража, специально установленный, чтобы механики не оббегали все здание. Приветственно махнул рукой Бомани Като, африканцу с соответствующими именем и фамилией. Родители его эмигрировали в США, когда тот еще ребенком был. Бомани в переводе с миххенди означает «боец», Като - «второй близнец». Брат Бомани служит в Мэдисон, в федеральном бюро расследований, а Като – старшина взвода АРИСП второго эшелона, фактически – на подхвате у Винчестера. Они с капитаном почти никогда не встречаются – разные смены и дежурства, но связаны странными отношениями. Вроде друзья, а цапаются при каждой встрече, с криками, матерными оскорблениями и статикой. Альфа-самцы, воюющие за раздел территории - ни дать ни взять. Старший лейтенант Бомани приглашал сержанта Новака к себе в отряд, когда один из звеньевых перевелся в Чикаго. Ныне капрал, само собой, отказался.

- В общем, Принцесска, - начал Донован, переминая с ноги на ногу, - нам помощь твоя нужна.
- Эммм, - неопределенно протянул Кастиэль, проигнорировав прозвище – привык уже, огрызайся, не огрызайся, раз прилипло, уже не отлипнет. Только оболтаться может. Пророк, например, раньше был Балагуром. – Может, - он окинул взглядом собравшихся в кружок сослуживцев, - вы расскажете мне, в чем дело?
- Мы просим тебя, - встрял Адам, что уже немаловажно, потому как говорит Глобус чрезвычайно мало, - сходить к Спарку.
- Куда? – чуть не поперхнулся изумленный Новак.
- К кэпу, - присоединился Чак. – Домой, - парень нахмурился, гневно ожидая смеха – очень удачное время для шуток! Потом, осознав, что юмором и не пахнет, отступил назад, вжимаясь спиной в борт ОТС. Покачал головой.
- Вы спятили, да? – с надеждой спросил он. – Это прикол такой?
- Нет, - серьезно ответил Нитро. Выдохнул длинно, осмотрелся по сторонам, словно опасался, что их подслушают. – Понимаешь, мы не можем до него дозвониться. Спарк всегда отключает мобилу за стенами подразделения, только на служебный пейджер реагирует. Сходи к нему домой. Я дам адрес.
- Да с чего вы взяли, что он станет со мной разговаривать?! – в голос возмутился Кастиэль. – Он меня ни в грош не ставит, а вы решили, что он будет плакаться мне в жилетку. Совсем свихнулись?
- Ты ошибаешься – во всех отношениях, но это неважно. Просто заставь его открыть тебе дверь и посмотри, пьет он или нет, - настаивал Донован.
- А сами?

- Если мы сунемся к нему, он обязательно нас уработает, - пожал плечами Пророк. – Уделает, как бог черепаху, проверено.
- А меня он, типа, - саркастично выдал Новак, показав пальцами кавычки, - не уделает?
- Тебя не тронет. Не сможет, - фыркнул Глобус.
- Чушь!
- Если один раз не смог, то совсем не сможет, - кивнул Майк. Улыбнулся и хлопнул парня по плечу. – У Спарка на тебя рука не поднимается. Пожалуйста, Кас, - добавил он просительно. – Кэп наш друг. Пить для него не выход. Если он бухает, я свяжусь с его брательником.
- А почему вы сразу его брату не позвоните? – с сомнением протянул капрал. Что-то в тоне, взглядах и поведении сослуживцев не давало ему покоя. Может, их подозрительные переглядки, или странные паузы в беседе. Настойчивость, с которой его отправляли к Винчестеру.
- Сэм в отъезде. Мы не уверены, что есть крайняя необходимость заставлять его вернуться. Может, кэп там жарит кого-нибудь, - мужики рассмеялись, - а мы его брата подпишем. Спарк совсем нам доверять перестанет, - Кастиэль скептически ухмыльнулся.
- Класс. То есть, вы хотите, чтобы я влез в личную жизнь капитана, хотя знаете, что он может быть не один. Вы такие добрые и заботливые, парни! А главное – тактичные!
- Кас…
- Идите к черту, - сердито отмахнулся капрал и попытался пробиться через стройный ряд сослуживцев. Нитро поймал его под локоть и душевно посмотрел в глаза.
- Мы бы не стали тебя просить, но выбора не остается. Сходи к кэпу. Адрес, - Донован засунул в нагрудный карман Новака листок, сложенный вчетверо, - вот.
- Вы, - с досадой уронил Кастиэль, - гнусные засранцы и манипуляторы, - вздохнул обреченно. Поочередно оценил выражения лиц товарищей, выискивая намеки на подвох. Решился. – Я обязательно пожалею о своей наивности, но… ладно. И если вернусь с фонарем – поплатитесь.

Дин, в то время, пока подчиненные отчаянно соображали, что с ним происходит, ходил по безликой гостиной от стены к стене, закинув сцепленные в замок руки за голову. Он нервничал, злился, бросая крайне раздраженные взгляды в сторону дивана, на котором сидела изящная блондинка чуть старше тридцати. Серый офисный костюм, очень элегантный, мягко облегал худенькие плечи, а лиловая рубашка с оборками на рукавах и декольте мягко подчеркивали грудь. В волнах ткани терялся кулончик в виде пурпурной руки, зато открывался отличный вид на эротичную родинку у впадинки ключицы. Немало мужчин роняли слюни вслед роскошной леди, не будучи в курсе, что леди обращает внимание только на прекрасный пол и имеет немалый успех. Миловидная и умная, с хорошо подвешенным языком и дипломом бакалавра факультета психиатрии, она могла легко соблазнить даже сугубо гетеросексуальных дам, в особенности учитывая тот факт, что женщины намного лояльнее относятся к фемоднополым связям. Правда, характер имела отнюдь не уступчивый и покладистый. Целеустремленная, в восторгом принимающая конкуренцию и вызов, в некоторых вопросах и вовсе циничная, сильная. Всего, что она имела, будь то материальные или духовные блага, добилась сама. Без поддержки родителей, осуждаемая обществом и религией, прорвалась на самый верх пищевой цепочки. И сейчас она безжалостно, как самка богомола, отрывала от самца-пациента кусочки и с аппетитом пожирала, наслаждаясь вкусом. Ее четко очерченные, покрытые тонким слоем неяркой помады губы складывали слова и предложения, высекающие из Винчестера искры.

- Тебе придется говорить со мной, хочешь ты этого или нет, - она свела брови и через прищур посмотрела на напряженного мужчину, мечущегося по комнате собственной квартиры, как в западне. – Сколько ты не выходил из дома? Когда последний раз ты общался с друзьями? Ты хоть с кем-нибудь обсуждал ситуацию?
- Эва, ты не представляешь, какую сопливую хрень несешь. Впихивай это дерьмо своим рафинированным девочкам, - огрызнулся Дин, останавливаясь на мгновение и снова принимаясь нарезать круги. Он проклял минуту, в которую решил открыть дверь этой дьяволице в юбке. Уилсон откинулась назад, удобно устраиваясь на спинке дивана. Фыркнула пренебрежительно.
- Знаешь, по какому признаку мне легко понять, что ты слетаешь с тормозов? – невинно спросила Эва.
- Я начинаю требовать, чтобы ты ушла? – рявкнул мужчина. Повернулся, сложил руки на груди и уселся на краешек подоконника. Покачал головой, поигрывая желваками на скулах. – Самый верный признак, мать твою!
- Ты прешь в лобовую атаку, переходишь на личности, Винчестер, - холодно изрекла она. – Начинаешь мне хамить и вдаваться в подробности - с кем я сплю и…
- О, не начинай! – отмахнулся Дин. – Не ты ли выпытывала у меня полчаса назад, когда в последний раз я, - он скривился, как от лимонной кислоты и продолжил тоненьким голоском, передразнивая надоедливую гостью: - «оседлал какого-нибудь жеребца»? – психолог не сдержалась и прыснула в кулак. - И ты еще имеешь наглость заявлять, что я перешел на личности?
- Дин, - неожиданно тепло сказала Эва, - твоя карьера зависит от моей росписи в досье. Но дело не в терапии. Ты набросился на вышестоящего офицера…
- Нет, – вскинулся капитан, скрипнув зубами. – Всего лишь на старшего по званию долбоеба!

- Называй, как хочешь, - уступчиво согласилась она. – Суть в том, что ты едва не убил его. Вернее, то, что ты не убил его – заслуга совершенно не твоя. Мне неизвестно, что за смельчак, - Дин отвернулся на этом месте, внезапно обнаружив на обоях любопытнейший коллаж, - рискнул жизнью, оттаскивая тебя, но я готова сию секунду ставить ему памятник за самоотверженность. Ты закрываешься от проблем, уходишь в себя, и с каждым днем только усугубляешь ситуацию. Совершенно не желаешь переломить положение, вынести хоть какую-то пользу. Отказываешься пережить трагедию, - мужчина вздрогнул, поморщившись, и отвернулся. Он чувствовал, как вместе с голосом и интонациями психолога, незаметно для Дина ставшего подругой, в его уши вливается, ввинчивается ярость. Опустошение. Скорбь. Обжигающая, выворачивающая наизнанку вина. Словно он снова стоит рядом со свежезасыпанной могилой и смотрит на табличку с именем и датой. – С поражающим слепотой упрямством отрицаешь наличие эмоций. Считаешь, что тебе не больно. Не страшно. Не одиноко. Затянул в постель первую подвернувшуюся задницу – и жизнь налажена. Ты насилуешь собственную индивидуальность, гнобишь за малейшее отступление от образа идеального профессионала, который сам же себе и навязал. Когда ты поймешь, что бояться и нуждаться в поддержке – нормально. Тем более, после того кошмара, что ты перенес. Бог мой, да я даже представить не могу, насколько ужасно…
- Уймись, женщина! – не выдержал Винчестер и буквально сорвался с подоконника. Вылетел в коридор и распахнул входную дверь. – Уходи.
- Дин…
- Оставь меня в покое, сказал! – крикнул он в голос, зажмуриваясь. – Я хочу побыть один, - добавил он после долгой паузы. Эва глубоко вздохнула, поднялась и взяла в руки портфель. Закинула туда досье с наклеенной на титульном листе фотографией молодого светловолосого парня с зелеными глазами и упругим шагом вышла в подъезд.
- Позвонишь, когда будешь настроен на диалог, - попрощалась она. Офицер нетерпеливо кивнул и легким движением кисти хлопнул створкой об косяк, да так, что, кажется, с потолка штукатурка посыпалась.

Мужчина судорожно выдохнул, постоял немного, опираясь локтем на шкаф. Потер лицо руками, будто пытался разогнать муть, поднятую словами Уилсон. Какая же она заноза, нет слов, чтобы описать. Вползает в жизнь, как змея, неторопливо и незаметно, потом устраивается с комфортом, обвивается вокруг сердца и впивает острые зубы, с которых сочится яд, в и без того истерзанную плоть. Сучка! Дин не понимал, как он умудрился с ней подружиться. Хотя, она, скорее, вынужденный приятель. Чего-чего, а правды Эва добиваться умела. Читала в душе, ведьма проклятая. И ведь не соскочишь теперь. Винчестер уважал ее. У этой бабенки яйца покрепче, чем у иных мужиков, силы у нее не отнять. Но порой капитан ее искренне ненавидел – за то, что лезла на заповедную территорию. Шагала по выжженной земле ножками, облаченными в туфли на высоченном остром каблуке, топтала то, что он так старательно приглаживал и силился забыть. Знать бы, какая сволочь направила его впервые именно к ней и, по факту, отняв у Винчестера первобытное право забить на собственные психологические проблемы. Мужчина двадцать шесть лет, из них десять самостоятельных, жил, наплевав с высокой колокольни на какие-то там эмоциональные переживания, и успешно справлялся с любыми неприятностями при помощи пары кружек пива и дикого траха. Потом появилась Эва и начала вкручивать ему лампочки в ухо. Сначала в правое, потом в левое, а там и до извилин добралась, стерва. И теперь, раз в год обязательно, Дин попадал в кабинет с узкой, до бешенства неудобной кушеткой, и вынужден был плакаться в обтягивающую буфера жилетку Уилсон! К чертовой матери. Дин цветисто выматерился и вернулся в гостиную. К небольшому бару, доверху забитому разнообразными видами алкоголя. Раскрыл дверцы, прошелся взглядом по этикеткам и остановился на Saint James…

Двое мужчин, стойка бара, бутылка и стаканы. Пепельница, дымящая недокуренной сигарой. Аромат Гаваны – дорогой, редкий сорт, запрещенный к ввозу в США. Нелегальный табачный бизнес – первое, чем зарабатывают эмигранты из Кубы и Колумбии, поэтому достать подобные уникальные сигары хоть и сложно, но не невозможно. Они, захмелевшие и усталые, сбежавшие от толпы друзей и красотки-стриптизерши, ввалились в неприметное заведение часа три назад. Сложно сказать, почему они решили удрать от остальных. Наверное, потому что в каком-то роде отличались от общей массы. Или потому что один из них оценивал будущего мужа своей близкой подруги, сестры, можно сказать.
- Гарт, - широкоплечий мужик, с трудом держащийся в сознании, повернулся к приятелю, - почему мы бухаем это пойло? – второй повернулся, не менее пьяный.
- Я люблю ром, - ответил он. – В нем есть загадка, - Винчестер, уронив голову на стойку, ржал, как гиена.
- Какая? – выдавил он сквозь смех. – Более гадкого алкоголя в мой желудок в жизни не попадало. А туда, - он наставительно вытянул указательный палец, - попадала почти вся известная мне выпивка.
- Смотри, - Фицджеральд поставил один локоть на стол. – Вот, виски делают из пшеницы, так? – Дин кивнул, не понимая, к чему тот ведет. – Джин – из можжевельника. А ром? – развел руки Гарт. - Загадка!
- Ну, не знаю, - офицер зажмурился, потом скосил один глаз на налитую в стакан жидкость цвета темного чая с резким запахом. – Если судить по вкусу, - он прыснул, - то я бы сказал, что из дров.
Они хохотали на весь бар над идиотской шуткой. Спустя три дня один из них уехал в Балтимор, по экстренному вызову АРИСП, а второй женился на мисс Лорелай Мартинс, уже беременной первым ребенком.

Дин обхватил стеклянную емкость с ромом, сорвал с нее крышку, припал губами к ободку горлышка, игнорируя поднос с четырьмя стаканами. К черту, сегодня он будет бухать из горла! Долбаных семь дней и восемь ночей он не решался пить, зная, что как только начинаешь топить горе в бутылке, оно немедленно научится плавать. Эва добила его своей болтовней, вскрыла без анестезии череп, тщательно и дотошно поковырявшись в мозгу, а затем перешла к ребрам. Алкоголь жег глотку, заставляя мужчину время от времени тыкаться носом в локоть, чтобы перевести дух. Легче не стало, проклятье. Винчестер ощущал, как эмоции буквально ворочаются, царапая когтями душу, рвут ее на части. Он виноват, он так виноват!.. И кровожадная дьяволица Уилсон права. Конечно, больно, он же не Железный Ганс, у которого грудь окована обручами! Дин прошел к креслу, снял с подлокотника наушники, ткнул пальцем в панель музыкального центра. Установил перемешивание. А потом провернул регулятор громкости на полную мощность. Пусть грохают басы, и надрывается Эрик Адамс. Пусть True Metal оглушает, выбивая из мыслей леденящий страх. Постылое одиночество. Пусть буйная энергетика экспрессивной лирики гимнов, влитая в эпосы и баллады, сотрет из памяти всю жизнь, что была у него до настоящей секунды. Может, слишком высокая нота пронзит тонкие сосуды и он тихо растворится в песнях, больше напоминающих военный марш. Бессилие. Дин никогда настолько остро не ощущал собственную ничтожность и беспомощность перед поступью стихии, идущей рука об руку со смертью.

Глоток. Бас. Иссушающая спиртом жидкость перекатывается по языку, проваливается в желудок, создает там минидомну. Черт, ром стопроцентно делают из дров, ну, или из опилок на крайний случай. Более мерзостного пойла нет в мире, но сейчас это то, что доктор прописал. Отвлекает на отвратительный вкус, будто трет изнутри наждачной бумагой, переключая внимание с духовного на физическое. Отнимает силы думать, испытывать, переживать заново. Хмелит. Расслабляет. «Вставай и борись, рожденный с сердцем из стали». В голове, несмотря на отраву рома, упрямо проносятся отрывки последней операции. Та девчонка, что Дин нес на плече – наверняка погибла. Осталась там, вместе с десятками других гражданских… Гартом, с пробитым и размазанным по пруту арматуры мозгом. Другом, лежащим на куче мусора, заваленным строительной пылью. Винчестеру вдруг поплохело. Просто резко скрутило, офицер сполз на пол, сгибаясь пополам в приступе тошноты, с трудом удержал внутренности на месте. Он, почти не захмелевший, поставил опустошенную на треть бутылку рядом, откинулся, опираясь спиной на кресло. Странно. Нервы у него крепкие, чтобы страдать от кошмарных видений. Он вспомнил, как малому стало дурно. Справился, на удивление. И тогда, стискивая пальцы на шее, чувствуя, как под кожей суматошно пульсирует жилка, глядя в свинцово-синие, яркие глаза, Дин вдруг остановился, хотя в таком состоянии, в слепой ярости, оглушенный гневом, он смешивает в кашу любого, кто попадется под руку… А Новака – не смог…

Мужчина поднялся, тяжело и неловко, словно на плечах повис неподъемный груз, притягивающий к земле. Наверное, действительно повис. В груди проворачивался накаленный докрасна клубок колючей проволоки, скручивал легкие в кровоточащий кусок фарша, отнимал способность дышать – сам смысл дальнейшего дыхания. Каждый мускул сводило судорогой, сухожилия свивались канатами, голова распадалась на мелкие части, будто рассверленная сатанинской дрелью. Тело покрылось потом, его, казалось, опутало вязкой частой сетью, разрывая вакуумом на молекулы. Дин вымученно осмотрелся, разыскивая открытое окно. Не нашел, потому что никогда не распахивал форточек в октябре. Он, несмотря на отопление, замерз - лунки ногтей посинели, колотил жестокий озноб. Кто знает, почему. Его изломанная психика вечно отрывалась на организме, а душевная боль всегда терзала вполне осязаемо. Офицер, кое-как вытащив из шкафа свежее полотенце, потопал в душ, смыть с кожи липкое ощущение незваных объятий, потом, скользнув взглядом по недопитой бутылке, взял ее с собой. Ванна, сигареты и ром. Законопатить свищущую дыру, залить алкоголем, задушить табачным дымом и согреть водой. Полегчает, обязательно должно, потому что если не поможет, останется только лечь и выть, упасть на колени, скуля от жгучей ненависти, паскудного презрения к самому себе, от осознания беспомощности и бесполезности тупого существования. На кой хрен тогда грубая сила, гребаный профессионализм, интуиция - если он не может применить все это для спасения близких, единственно важных в его пустой и опустошенной жизни людей?! Обесцененная, фальшивая мишура. Он сам лишь ярмарочный шарлатан…

Дин лежал, цепляясь одной рукой в спасительную емкость с выпивкой, в до краев наполненной ванне, не в состоянии перестать мелко дрожать. Холод, казалось, сковывает мышцы, только изнутри. Расходится по конечностям, по клеточкам тела, медленно, но верно убивая их. Глоток. Не хватает музыки, конечно, а сигарета уже скурена. Чуть покалывает трахею осевшим никотином. Хочется орать во всю глотку, исторгать из себя незнакомую пустоту, хочется, чтобы она убралась туда, откуда явилась. Он чувствовал себя измотанным. Издерганным, словно не спал целую вечность… или он, вроде бы, на самом деле очень плохо спал в последние несколько ночей. Постоянно снилось темное, плотное полотно, медленно перетекающее в сине-красный флаг в белую полоску, мозаично складывающийся в треугольник. Кровавое месиво, металл, покрытый ржавчиной. Голоса, тягучие, пропущенные через интегратор. Сейчас хотелось покоя, хотя бы на минуту. Поэтому он пил, лежа в ванной, специально подобранной под рост. Прикрыл на мгновение веки…

- Здравствуй, Лори, - выцветший, потерявший глубину и бархатистость тембр. Парадный китель с эполетом, плашка Звезды. Глаза потускневшего цвета зеленого ореха, взгляд виновато опущен в пол. Он старается, но никак не может заставить себя посмотреть на девушку в строгом черном платье. Она немного поправилась, но это не удивительно. Беременность только добавила Лорелай женственности. Ее совершенно не испортил ребенок – плавные линии и движения, густые темные волосы, карие глаза. Раньше Лори всегда улыбалась, когда встречала его. Сейчас ее лицо искажено горестной гримасой, сеточка вокруг век, морщинка на лбу и вокруг губ. Он не смотрит на нее. Не может. И находиться здесь, в доме, где жизнь, казалось, угасла навсегда, тяжело. Нет детского смеха – мальчик у родителей Лори. Занавешены зеркала, окна закрыты портьерами. Дом носит траур, как и его хозяйка.
- Зачем ты пришел? – глухо спросила она. – Гарта, - Лори болезненно скривилась, - нет. Знаешь, он погиб! Ах, да, - саркастично добивала вдова, - он же был с тобой. Мой муж, когда погиб, был с тобой, бездушный сукин сын! – сорвалась на крик девушка, бережно придерживая выпирающий живот.
- Прости меня, - Дин закусил губу. Он не знал, что еще ей сказать. Понимал, что бесполезно оправдываться. Она говорит правду – Фицджеральд погиб при нем. Он не доглядел. Оступился, оставил сиротами двоих ребят. И молодую, только начавшую расцветать девушку.
- Прости? – Лори всхлипнула, роняя слезу. - Прости?! Верни мне Гарта – и я тебя, конечно же, прощу! – мужчина стиснул зубы, нервно сглотнул, подавляя порыв немедленно уйти.

- Вот, - офицер положил на столешницу пухлый конверт. – Это от парней.
- Деньги? – сквозь рыдание уронила она. – Ты отнял у моих детей отца, а теперь принес деньги взамен? – Лори медленно приблизилась. Сквозь прищур окинула взглядом того, кого неоднократно называла близким, самым верным другом. – Я просила тебя! – взмах руки. Пощечина. Пламенеющий, наливающийся румянцем след ладони на гладко выбритой щеке. – Умоляла не пускать! Как же я тебя ненавижу! – маленькие кулачки, град ударов по груди. – Ненавижу тебя, Дин! – громко, с истеричным страданием. Бессилием. Все, что он мог – обхватить хрупкие плечи и осторожно, но твердо прижать к себе, обнимая. Лори вырывалась, отбиваясь ослабевшими руками, кричала и рыдала в голос, а потом устало обмякла, повисая на груди того, кого считала виновным в смерти любимого человека, горько оплакивая самую страшную в недолгой жизни потерю.
- Я понял, - шепнул он. – Но деньги все-таки возьми.

Дин распахнул веки, услышав пронзительный сигнал дверного звонка. Никто из гражданских приятелей, даже Ник, не знал его домашнего адреса. Сэм уехал на практику в Нью-Йорк, пейджер он сдал вместе с удостоверением. Офицер с досадой подумал, что вернулась Эва. Назойливой стерве не заржавеет докучать, эта дотошная баба еще не то может. Винчестер утомленно посмотрел на опустевшую бутылку, влил в себя остаток рома. Безвольно разжал кисть, позволяя таре упасть на кафельный пол, с громким дребезгом разбиваясь. Желания снова видеть прозорливую приятельницу не горело, дурман алкоголя мягко вплыл в мозг, отгоняя рвущие сознание жестокие тени прошлого. Заиндевевшие конечности расслабило, кровоточащий ком эмоций слегка успокоился, уже не так сильно терзая душу. Толика хмельного равнодушия омывала измученное болью сердце. Как бы он желал вырвать из-под ребер трепещущий и обливающий узурпирующими, ультимативными эмоциями клок мяса, вырвать, оставив на его месте обломок льда. Остудиться об него. Мужчина согнул одну ногу в колене, закрыл глаза и сполз вниз, погружаясь в теплую воду с головой. Лежал так, стремясь спрятаться от навязчивого звука, раз за разом повторяющегося. И не лень ей стоять и тыкать в кнопку, а?.. Вода накрывала, скрадывая толстым слоем любую аудиопомеху, и, пожалуй, только свет мешал. Раскрыть глаза. Пусть она омывает чувствительную слизистую, слегка пощипывает. Можно создать иллюзию, убедить себя, что это не от слез. Это вода. Это все из-за нее…

- Проклятье, женщина! – Винчестер рывком поднялся, выдернул из слива пробку, позволяя уже остывшей ванне стекать. Подхватил, чуть шатнувшись, полотенце и, не вытираясь, обмотал его вокруг бедер. Если сейчас Уилсон хоть слово успеет сказать прежде чем он успеет ее выставить - ударит. Точно, решено. Нет, он ее разденет и выкинет в подъезд. Нет! Сначала он ее сфотографирует, стерву, а потом выложит фото в локалку! Дин провернул ключи в замке и резко раскрыл входную дверь. – Ну?! – повисла долгая пауза. – Оу! – отмер он. - Какого хрена ты тут делаешь?! – искренне изумился капитан.
- Добрый вечер, сэр, - пролепетал капрал. К такому зрелищу его наивное сознание не успело подготовиться. Перед парнем стоял Дин Винчестер, мужчина, о котором Кастиэль вот уже полгода тайно и явно вздыхал. Мокрый, с потемневших влажных волос струилась вода, падая на накачанные плечи, обвивала каждый изгиб до талии, обмотанной державшимся на честном слове полотенцем. Лицо немедленно залилось краской и запылало от смущения. Кастиэль хотел, чтобы от смущения. От чего в реальности по телу пробежалась жаркая волна, он даже думать боялся. – Мне… - он запнулся, покраснел еще сильнее. – Я… - внезапно Винчестер схватил его за воротник и втянул в квартиру, пнув закованную в металл створку коленом.

- Отставить лепет, - непонимающе нахмурился Дин. – Что ты тут забыл? И откуда у тебя мой домашний адрес? – начал допрашивать он, прижав подчиненного рукой к стене. – И будь любезен объясняться более внятно! – капрал испытывал непреодолимое желание отвернуться, чтобы не залипнуть на обнаженных участках тела старшины, но, так как Винчестер ему не оставил выбора, постарался смотреть строго в глаза. Мужчина стоял так близко, что Новаку не составило труда почувствовать запах алкоголя, принятого Дином не далее, как пять минут назад, а раз миссия выполнена, то можно не лгать… наверное.
- Адрес я узнал от парней, - он постарался, чтобы голос звучал как можно тверже, чтобы не показать ни легкого страха, ни собственных неуставных мыслей. Вид у капитана, по мнению Кастиэля, кардинально отличался от здорового или уравновешенного. Болезненный, измученный и усталый – более реалистично. – И решил зайти, - выкрутился капрал, вспомнив, что офицер в гневе неуправляем, а стальных кулаков Винчестера из всего отряда не отведал только он сам.
- Пиздишь, - Дин прижал шею капрала предплечьем и слегка надавил. – Я приказал отставить лепет.
- Капитан…
- Кто тебя отправил - Нитро или Пророк? Может, Глобус подписался? - парень нервно моргнул, подтверждая догадку. – Неужели все трое? – Кастиэль попытался помотать головой, отрицая, но нажим только усилился. – Что они тебе наплели?! – раздраженно рявкнул Дин.

- Я уже узнал то, что хотел, сэр, - неожиданно ответил капрал. Винчестер зло прищурился и хотел надавить сильнее, как вдруг заметил на светлой коже, как раз вокруг кадыка, три уже позеленевших синяка с одной стороны и один, больше размером, с другой. Отпрянул, будто наткнулся на ядовитую змею, перевел взгляд на свинцово-синюю радужку. Глубоко вздохнул и сделал шаг назад.
- Пива хочешь? – поинтересовался он, изогнув бровь. Кастиэль слегка оторопел от неожиданности.
- Сэр… - хотел он что-то сказать, но Дин его перебил.
- Если не хочешь – проваливай, - безапелляционно заявил он. – Шпион мне не нужен, а вот собутыльник пригодится.

@темы: Destiel, AU, Фанфики

---

"Обратная тяга"

"День, превративший белое в черное"

Глава одиннадцатая, тыц

Black Lab - This Night
Portishead - Undenied
Three Days Grace - Pain

Капитан Винчестер, офицер федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, медленно шел по затянутому дымом и огнем помещению. Собственно, для пожарного и его отряда окружающее место уже перестало называться помещением. Периметр - сухой термин для обозначения смертельно опасной территории и размеры ее значения не имеют. Сейчас – полторы тысячи квадратных метров, торговый центр Милуоки, обычно напоминающий вавилонское столпотворение, яблоку негде упасть и в будни, и в выходные. Дорогие и скромнее бутики, кафе, кинозал – все условия для приятного времяпрепровождения всей семьей. Правда, в настоящий момент посетители наверняка глубоко сожалеют о том, что оказались не в то время не в том месте – кругом разруха, густой дым, пламя. Звено АРИСП вызвали предварительно, никто не стал ждать, пока в огромном магазине потеряются профессионалы пожаротушения. Опять же, нельзя забывать, что в управлении противопожарной безопасности служат, в основном, заплывшие жиром и обрюзгшие от постоянного восседания на заднице бюрократы, отчаянно не желающие терять уютное кресло. Окружные расчеты обязаны любой ценой справиться с возгоранием самостоятельно, без помощи Мэдисон, иначе встанет вопрос о несоответствии занимаемых должностей, полетят головы. Поэтому отряд Винчестера передали в распоряжение тылового командира, майора Герберта Райана, немедленно навязавшего уникальным специалистам функции спасателей и отправившего их в зону вброса, искать гражданских. С учетом расположения стен и объемных планировочных решений трехэтажного здания с парковкой в цоколе, можно с уверенностью утверждать, что в комплексе осталось не менее четырех десятков пострадавших. Капитан пересилил порыв спорить и возражать.

Месяц назад он хорошо повздорил с бригадным генералом Патриком Льюисом – большая шишка и одна из тех штабных крыс, которых старшина яростно презирал всей своей черной душой и не упускал случая проявить полноту отвращения, испытываемого при вынужденном общении с подобными персонами. Дина вызвали в центральный офис и устроили публичную порку. Казалось бы, стоит прижать задницу и не напрашиваться на неприятности. Мужчина проигнорировал угрозу снять с него погоны и уволить в запас, прекрасно зная, что кишка тонка. Никто не посмеет разжаловать обладателя гребаной Звезды Героя, хоть какая-то польза от тяжелого куска серебра, четвертый год пылящегося на верхней полке шкафчика. Мужчина пренебрежительно ухмыльнулся, рассматривая сорванный в результате последних маневров ноготь на мизинце, а потом, на вопрос, хорошо ли он усвоил урок, цыкнул, с трудом сдерживая порыв сплюнуть на дорогой ковер, сложил незамысловатую фигуру из среднего пальца, держа его в оскорбительном жесте до тех пор, пока все присутствующие представители верхнего эшелона не покраснели от гнева. Не стирая с лица гнусной ухмылки, дождался пропитанного злостью разрешения быть свободным и ушел, громко хлопнув дверью. Правда, расхлебывать результаты эксцентричного демарша пришлось Сингеру. Старик отличный офицер и человек, но ему правительственной награды вице-президент не вручал, а до пенсии оставалось всего ничего, поэтому немолодой полковник себе таких выходок позволить не мог. Зато мог, вернувшись из управления, потребовать в кабинет строптивого подчиненного и искренне на него наорать, приказав не выискивать приключений и не ввязываться в склоки с начальниками. Дин, пристыженный осознанием причиненных другу проблем, согласился. Именно поэтому, получив от тылового командира распоряжение войти в периметр и оказать возможную помощь работающим оперативным группам, скрипнул зубами и козырнул, заставляя себя заткнуться.

Гарт, слегка обиженно глядя на Винчестера, не далее как неделю назад влепившего кулак в челюсть уоррен-офицера, остался за границами зоны возгорания. Собственно, тыловая служба не менее опасна, чем боевая, хотя бы потому, что в любой момент отрядам вброски может понадобиться поддержка. Суппорт – ребята частенько называют их чирлидерами - следит за временем, стабильным функционированием систем связи, координирует маршрут со штабом командования операцией. Обычно тыловые – служащие на шатком положении, те, кого стоит поберечь в виду личных обстоятельств. Они никогда не входят в периметр, за исключением экстренных ситуаций, статистика потерь существенно уменьшается, как и сумма обеспечения. Спарк не стал возиться с бумажками и официально приписывать Фитцджеральда к арьергарду, зная, что содержать двоих детей и домохозяйку-жену на смешные копейки, которые платят тыловым, весьма затруднительно. Он просто не пускал его на территорию оперативных действий. Остальных Дин разделил по принципу опытности. Пророк практикуется за главного, Нитро ему подскажет, если появятся проблемы. Донована капитан хорошо натаскал. Сам пошел на пару с Новаком. Во-первых, капрал неплохо показал себя на последней совместной вылазке. Во-вторых… офицер не захотел рисковать молодым парнем. Разница между ними всего каких-то пять лет, но Винчестер, отчасти справедливо, считал того совсем юнцом. Держа его ближе к себе, Дин мог быть уверенным в безопасности подчиненного, сам отвечал за возможные последствия. Не находил объяснений своей позиции, просто инстинктивно принял решение – взять в напарники именно Новака.

Огромный холл торгового центра кое-где завален опадающими комками пены, не далее, как в десяти метрах пылает стихия. Сейчас, после массированной обработки из брандспойтов, не настолько беспощадная, но огонь остается огнем вне зависимости от площади возгорания. Задымление скрадывает ландшафт помещения, но видимость приличная, второй категории – детская забава. Рядом, на расстоянии нескольких шагов, идет капрал, закутанный в ИТ, всегда слишком большой для его хрупкой на первый взгляд фигуры – в действительности парень худой, конечно, но жилистый, и наподдать может только так. Кастиэль внимательно осматривает каждый выступ, каждый закуток – ищет возможно выживших. Дин, освещая путь фонариком, подобрался к развалившимся офисам, обогнул стену и остановился, соображая, стоит ли лезть на второй этаж по широкой лестнице, выглядевшей вроде надежно. Никаких ограничений тыловой командир не устанавливал, запаса сжатого воздуха в баллонах хватит еще на минимум сорок минут, так что причин бросить работу на середине не было. Офицер начинал карьеру в обычных отрядах пожаротушения, прекрасно знал, как проводятся подобные операции. Выполнял обязанности на совесть, не отлынивал и не боялся, естественно. Да и знал ли он вообще смысл слова «страх»? Попадая в вотчину стихии, Дин словно отключался от чувств. Он в принципе не эмоционален, более того – часто считает эмоции лишними, рудиментом Homo Sapiens, для тех, кто выполняет опасные задания, по крайней мере. Или – подобная мысль совсем недавно начала беспокоить – он просто малодушно пытается убедить себя в бесполезности человечности, потому, что не умеет быть человеком? Ведь там, наверху, еще остаются люди, отчаянно нуждающиеся в помощи. Кроме него самого и Новака надеяться им не на кого. Действительно ли Дина совершенно не тревожит сложившаяся ситуация? Винчестер досадливо помотал головой, прогоняя неожиданно свалившиеся идеи, дождался, пока напарник догонит, и только собрался оповестить штаб о смене маршрута, как динамик ожил, передавая сквозь хрипы радиоволн голос Гарта.

- Танго-1, говорит Танго-6. Распоряжением штаба корпуса направлен в периметр с севера, через запасный вход. Контакт с группой через три минуты, - Дин почувствовал, как от гнева по телу прошлись мурашки, а волосы встали дыбом от злости.
- Отставить, Танго-6! - рявкнул он. – Немедленно покинуть зону операции!
- Отрицательно, Танго-1, - голос Душечки звучал глухо, пропитанный сомнениями. – Приказ майора Райана.
- Я отдаю тебе приказы, уоррен-офицер! – окончательно вышел из себя Винчестер. Он крайне негативно относился к попыткам посторонних офицеров, часто преследующих лишь карьерный рост, управлять его парнями.
- Так точно, Танго-1, но я уже занял позицию в пятом квадранте, - капрал, также слышавший трансляцию по внутреннему каналу, только снисходительно усмехнулся. Он, как и остальная группа, присутствовал при разборках Фицджеральда и старшины. Кастиэль тогда с тщетно сдерживаемой улыбкой проводил пулей вылетевшего из раздевалки командира изумленным взглядом. Новак знал, что Дин ревностно оберегает свой внутренний мир, чувства и переживания от окружающих, и не слишком удивился, услышав настоящие причины отстранения Гарта от оперативной деятельности. То, что так возмутило уоррен-офицера, с точки зрения капитана являлось лишь попыткой сохранить беременной жене и маленькому сыну кормильца – мужа и отца. Именно такие проявления истинной сущности заставляли капрала с каждым днем все сильнее привязываться к холодному и отчужденному человеку. Дину Винчестеру.

- Танго-6, сменить расположение, - Дин воскресил в памяти карту местности, посмотрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, помялся немного, прикидывая, как наилучшим образом выкрутиться из дерьмового положения, в которую его отряд загнала безрассудность – на языке Дина «головозадость» - тылового командира. – Двигаться к точке вброса через квадрант 7 и 4, нулевая готовность. Избегать опасных зон. И, - он снова повысил тон, а в голосе проскользнули искры гнева, - постарайся не подставлять задницу!
- Принято, - едва заметно смеясь, ответил Гарт. – Приступаю к исполнению, - капитан махнул топчущемуся рядом капралу, указывая направление, а затем прижал кнопку экстренной связи.
- «Эхо», прием. Говорит Танго-1. Поднимаемся к квадрантам 12-19 через 9, - каждое перемещение необходимо согласовать со штабом командования, на случай, если вдруг по душу Спарка и Принцесски тоже придется отправлять звено АРИСП. Интересно только, кого подрядят вытаскивать попавших в беду пожарных, если единственный компетентный в таких вопросах отряд уже рассредоточился по периметру? Задумываться о подобном не осталось времени, это, скорее, риторика. Они уже на враждебной территории, окруженные огнем со всех сторон. Как саперы, пожарные ошибаются всего один раз.
- «Танго»-FAST, у вас тридцать минут. Следите за уровнем давления, - Дин в ответ только скривился. Какой-то умник по ту сторону границы решил напомнить профессионалу, что от датчика атмосфер зависит его жизнь.
- Вас, - ядовито бросил он, - понял, «Эхо».

Мужчина отключил трансляцию, перенастраивая радио на внутреннюю связь, подтянул лямку баллона со сжатым воздухом и еще раз внимательно осмотрел ступени на предмет повреждений. Пролет покрыт догорающим куском полиэтилена, и можно только догадываться, что в воздухе сейчас летает вся таблица Менделеева. Капитан с трудом вспомнил, когда последний раз попадал в зону возгорания без шлема, в одном респираторе. Кажется, тогда он еще сержантом был. И в операции участвовал отец… Джон безмерно гордился, узнав, что старший сын решил продолжить семейное дело. Пенял и сетовал на Сэмми, поступившего в колледж, а Дин укорял его, утверждая - двоих Винчестеров в Федеральном агентстве более чем достаточно. В действительности же Дин считал, что брат имеет право выбрать будущее, не связанное с местью за прошлое. Пламя отняло у морпеха жену и он, уже вышедший из приемлемого возраста, добился у приемной комиссии права поступить в учебку. Легко дослужился до майора – с его-то подготовкой. В мотивах Джона всегда присутствовало слишком много личного, слишком много эмоций. Дин не такой. Хотя… черт возьми, да он всей душой любил строгого и совершенно изменившегося после гибели Мэри отца, стремился стать ближе к Джону. Заслужить его похвалу и уважение. Поэтому и пошел по его стопам, а потом уже влился в профессиональную сферу, прикипел к службе. Нашел свое место и не мыслил другой жизни. Здесь он нашел применение полученным навыкам, а стрессоустойчивость и психологический профиль полностью соответствовали потребностям избранного поприща. Когда-то Дин гордился каждым спасенным. С улыбкой шел в опасный периметр, восторгался делом, которым занимался. Потом стихия отняла у него отца. Фрэнки. Четверых сослуживцев – все чувства Винчестера теперь определялись экстренными кодами, фамилиями и датами смерти. Огонь пробрался в сознание противника и выжег в нем все человеческое. Приложил максимум усилий, чтобы опустошить яркого и смелого бойца, вырвавшего из оскаленной пасти пламени несколько сотен обреченных.

Второй этаж чуть менее чем полностью занимал обеденный зал, рассчитанный на прием посетителей из двух десятков разнообразных кофеен и кафе – Старбакс, Гиррафас, Синнабон, Макдональдс – завален осыпающимся потолком, кое-где насквозь. Причинами возгорания, само собой, займется полиция и противопожарное управление, но наметанный глаз Дина улавливал кое-какие несоответствия. Пламя распространилось буквально за считанные минуты, спустя полчаса после начала эвакуации весь торговый центр вспыхнул, как сухая спичка. Конечно, пламя – коварная тварь, пробирается через перекрытия по выштробленным коммуникативным шахтам и вентиляции; прогрызая изоляцию на проводах, создает дополнительный источник – искрящая линия, не высоковольтная, но с повышенной мощностью напряжения. Панели из легковоспламеняющихся материалов – такие запрещены Ассоциацией, но ведь продажных подрядчиков под корень еще никто не извел. Только чтобы возгорание распространилось настолько быстро, требуется дополнительный стимул. Катализатор, возможно, намеренный поджог. Оперативный штаб предоставил до смешного мало информации… Дин услышал громкий скрежет и едва успел отскочить в сторону – с потолка свалился нехилый такой кусок обшивки. Не убило бы, но зашибло легко. Офицер немедленно осмотрелся по сторонам, нашел взглядом бегущего навстречу капрала и выдохнул с облегчением. Ну, мало ли. Опыта у малого все-таки пока недостаточно. Капитан помахал рукой – можно общаться по внутреннему каналу, но какой смысл, если они находятся в зоне видимости? Группа Лемона на контакт не выходила, однако повода для беспокойства нет. «Эхо» присмотрит за парнями, неполадки со связью легко определяются во время сканирования радиоэфира. Да и Нитро – прожженный насквозь специалист. Не зря Дин так жестко его прессовал. Парни справятся, в конце концов, капитан - не нянька. Рано или поздно им придется выйти в собственное плавание.

Углубившись в зал, ступая осторожно и легко, поминутно маневрируя между вновь образовавшихся локальных очагов возгорания, напарники пересекли 19 квадрант. Дальше начались сложности. Общий зал этажа вдоль стен разбит на небольшие комнатки – технические и рабочие помещения персонала. Кое-где двери сгорели, кое-где – нет, каждую щель приходилось предварительно проверять анализаторами дыма. Пару раз от заманчивой идеи открыть комнату приходилось отказываться – за стеной еще поджидал предательский сюрприз обратной тяги, которую недавно пришлось лицезреть обоим пожарным. Мужчины на удивление отлично сработались. Казалось, Новак чувствует ситуацию не хуже капитана, интуитивно знает, что нужно сделать, не рвется вперед, сдержанно и ловко выполняя приказы до того, как Винчестер их отдаст. Парень лавировал меж завалов, не выпуская прибор из рук, слажено действовал, синхронно с капитаном. Как часы. Проклятье, странный же индивидуум влился в коллектив АРИСП. Не то, чтобы Дин резко перестал с предубеждением относиться к новому подчиненному – плевать, что Принцесска уже восемь месяцев служит под началом Винчестера, это мало, в особенности вспоминая три месяца отстранения и переквалификации в Кеноша. Все, что Дин успел узнать о Новаке – парень смельчак и цельная личность. Бунтарь, упрям, как осел. Недавно во время разговора с Сэмми Дин проболтался брату о новичке. Кое-что рассказал, поделился личными впечатлениями. Младший, минут двадцать выслушивающий монолог Дина, невинно улыбнулся и сказал, что тот бесится из-за схожести характеров, в частности, что касается самоотверженности и тяги к суицидальному самопожертвованию. Как он выразился – нашла коса на камень. Дин возразил привычным «дурень», но, возвращаясь домой, постоянно прокручивал в памяти беседу с братом. Анализировал поступки и поведение Новака и вынужден был признать – кое-что общее у них есть. Не больше.

- Капитан, тут чисто, - отвлек его голос напарника. Дин поднялся, сунул анализатор в широкий набедренный карман.
- Сохраняй протокол радиоэфира, Танго-5, - беззлобно проворчал он. - И отойди, - парень сделал шаг в сторону, освобождая офицеру пространство для размаха. За спиной у обоих болтались комплектационные топорики, но, по большей части, они не оправдывали даже своего названия. Слишком миниатюрные для серьезной нагрузки, не рассчитанные на взлом запертых дверей – квалификация пожара не подразумевает тяжелого оснащения. Обычно ими выбивали оконные рамы, вскрывали наличники. Дин налег на косяк плечом, поддал усилие ниже замка коленом. Створка, густо покрытая нагаром, заскрипела и провалилась внутрь. – Пошли.
Комната оказалась чуть больше, чем предыдущие. На полу валялось раскуроченное нечто, отдаленно напоминающее кресло, и лишь хорошенько присмотревшись, Дин понял, что это действительно кресло – не в обычном понимании, а специальное – оборудование для косметологического кабинета. Новак немедленно нырнул в дальнюю часть, высвечивая фонариком два женских силуэта – в белых халатах и удобной обуви. Парень бросил фонарик на пол, присел на корточки и приподнял голову одной из девушек – видимо, из обслуживающего персонала. Торговый центр полон подобных мини-салонов. Маникюр, педикюр, маски и прочие дамские примочки.

- Она жива! – выдохнул капрал. Дин подошел, окинул лучом света второе тело, невольно поморщившись. Проверять пульс не стоило. Даже с учетом выносливости, такие ожоги не пережить ни одному, самому стойкому организму.
- Критические повреждения? – поинтересовался капитан, имея в виду вторую пострадавшую. Новак повернулся, глядя на офицера снизу вверх.
- Нет. Ацидоз, потеря сознания, но ни травм черепа, ни потери крови я не нашел, - мотнул головой капрал, откровенно радуясь хотя бы одному спасенному. До этого, почти полтора часа они натыкались только на трупы – восемь человек.
- Выводим, - скомандовал Винчестер, затем с сомнением посмотрел на мешковатый ИТ, совершенно не облегающий, как полагалось, фигуру подчиненного, наклонился, подхватил бездыханную деву на руки, и закинул на плечо, как мешок. Не слишком-то галантно, конечно, но инструкции строго запрещают нести пострадавших по-другому. Одна конечность всегда должна быть свободна – ради собственной безопасности. – Доложи оперативному штабу.

Новак покосился на командира, но послушно прижал кнопку исходящей трансляции. Рассказывая о найденной гражданской и медленно опустошающихся баллонах со сжатым воздухом, он чуть возмущенно думал о холодной бесчувственности Винчестера. Это же девушка! Как можно с абсолютным равнодушием закинуть ее на плечо вниз головой, как кулёк, даже не задумавшись о причиняемом дискомфорте? Да, он знал, что таковы предписания, но все-таки… В который раз капрал поразился парадоксальности личности капитана. Такой внимательный к своим и такой безучастный к пострадавшим. А может, просто Кастиэль не знает о чем-то, что заставляет Винчестера отрешаться от эмоциональности. Намеренность подобных перемен парень заметил давно. Командир старался спрятать истинное лицо, но Новак глубоко заинтересован в том, чтобы разглядеть скрываемое – его личное отношение к капитану позволяло видеть больше, чем всем остальным. Сейчас, шагая по засыпанному пеплом и покрытому копотью залу к лестнице на первый этаж, он пялился на широкую спину желанного человека. Думал о совершенно неуставных моментах, строго отчитывал себя за кощунство – вокруг пожар и смерть, а он… но мысли – непослушные твари. Они текут сквозь сознание, не спрашивая дозволения обладателя. Влюбленному сердцу эгоистично чужд и не слышен шепот совести. Единственное, чего действительно, до дрожи в коленках боялся капрал – проницательного взгляда капитана. Винчестер порой так мудро смотрел на него, словно мысли читал. Кастиэлю неизвестно - в такие мгновения Дин на самом деле пытался понять, что на уме у краснеющего капрала. Мужчине нравились глаза подчиненного. Он пару раз неосторожно залип, любуясь чистым, глубоким цветом радужки – свинцово-синий, яркий, насыщенный. Ассоциация с озером из видений возникла в первую же встречу после долгого вынужденного отпуска Винчестера. Дин, как-то незаметно для самого себя, пытался вспомнить, что было раньше – озеро или глаза нового члена экипажа…

Дин успел сделать два шага вниз. В следующее мгновение его отбросило в сторону, девушка из рук улетела в неизвестном направлении, лестница под ногами провалилась, унося вслед за собой обоих пожарных и пострадавшую девчонку, которой и без того досталось. Воздух немедленно заволокло клубами белой строительной пыли, снижая и без того хреновую из-за дыма видимость до нуля. Офицер опомнился через пару минут - от разламывающей, безжалостно кромсающей на молекулы пытки, лежа на куче бетонных обломков – чудом не напоролся на торчащие из завалов штыри арматуры. Ощущение, словно попал в кромешный, непроглядный и осязаемый мрак космоса – вокруг пульсирующее поле вакуума; полностью дезориентированный, с перебитым дыханием, почти оглохший и ослепший – перед глазами буйно расплылись разноцветные пятна. Не до конца разобравшись в ситуации, только примерно понимая, что произошел взрыв, причем где-то совсем рядом, Дин кое-как поднялся на ноги, радуясь уже тому, что может стоять и чувствовать боль. Боль – самый надежный и верный признак жизни. Винчестер медленно помотал головой, разгоняя морок, не глядя, вытянул локоть вправо, в попытке найти точку опоры и прийти в себя. Он судорожно хватал поступающий через клапан воздух ртом, мозг буравил громкий звон, напоминая, что перед падением их накрыло звуковой волной, потом с обеих сторон по мочкам ушей стекли теплые вязкие струйки, а воздух в шлеме в то же мгновение наполнился запахом мокрой ржавчины. На плечо легла и сжалась ладонь, потом его сильно встряхнуло, капитан, еще ошарашенный, повернулся и рассмотрел сквозь марево Новака, тоже выглядевшего не лучшим образом – разорванный ИТ, треснувшее пластиковое забрало шлема. Парень стоял, покачиваясь, явно оглушенный. Сквозь пронзительный вой в ушах прорывался мужской голос, назойливо повторяя один и тот же позывной. Дин зажмурился, медленно выпадая в реальность, потом неловко накрыл лежащую на плече кисть ладонью в перчатке, дав понять, что очухался.

- «Танго»-FAST, незамедлительно покинуть периметр! – надрывался радиоэфир. – Произошла утечка и взрыв пропана! – орал связист оперативного штаба. – Провести перекличку боевых составов! – Дин с трудом поднял руку, провел пальцами по шлему, прижимая тумблер трансляции. Кое-как, шатаясь из стороны в сторону, побрел к первому квадранту – голова раскалывалась на миллион кусков, но память капитана подводила редко. Сейчас, сопоставив последствия взрыва и возможное расположение, он знал, куда нужно идти, чтобы спастись.
- Говорит, - выдавил он из себя, - Танго-1, со мной Танго-5. Состояние удовлетворительное, находимся в квадранте 6. Следуем к точке вброса.
- Принято. Смените маршрут. Северное крыло полностью засыпано обломками.

Тогда, отпустив кнопку, мужчина еще не сообразил, что означают слова тылового. Рядом стоял контуженный капрал, дыша ртом – носом шла кровь, и Дину не хватало ресурсов хорошо растрясенного мозга, чтобы дотошно обработать полученные данные. Единственное, что он мог – полагаться на собственный опыт, профессионализм и отчасти чутье, чтобы вывести из разваливающегося на глазах здания себя и подчиненного. Следуя совету штабного, Дин срезал угол через центральный холл нижнего этажа. Бежать получалось не очень, скорее, быстрый шаг, время от времени бросая взгляд за спину, на Новака. Сейчас в Винчестере резко атрофировались все эмоции, и, казалось, даже мыслительный процесс и внутренний диалог приостановился. На первый план вышли молниеносные рефлексы, вбитые в подкорку годами рискованной службы, и инстинкт самосохранения, доставшийся от волосатых предков. Он знал, где повернуть, где сократить маршрут, а где обойти, чтобы минимизировать время эвакуации. Новак, наверное, в очередной раз удивлялся бы, не поселись у него в черепе огромный дотошный дятел, тщательно выстукивающий в костях дырку – ну, или что он там выдолбить пытается. Ноги двигались бездумно, словно сами собой, не осталось ни страха, ни переживаний. Он помнил, что где-то в завалах осталась раненая девушка, но понимал – ее не спасти. А скорее всего, будь он в периметре один, пошел бы ее разыскивать. Но в данную минуту рядом с ним находится капитан, полностью подавляющий своим присутствием волю подчиненного и порывы к неповиновению.
Где-то недалеко снова что-то грохнуло, с потолка посыпалась уже знакомая белая пыль. Кастиэль с подозрением перебирал полученные от штаба корпуса инструкции, пытаясь найти в них упоминание о хоть какой-то, самой мизерной вероятности взрыва, но не находил. Значил подобный прокол оперативной разведки либо полную некомпетентность служащих специалистов, либо заведомо полученную ими дезинформацию. К сожалению, такой вариант не редкость. Торговый центр – собственность муниципалитета, а власть предержащие редко оказываются честными людьми. Предположение о лжи директора заведения вполне обосновано. Исходя из сообщения тылового, произошла утечка горючей воздушной смеси. Возможно, на территории комплекса велось строительство или установка металлоконструкций с использованием сварочных установок, а штаб об этом не потрудились поставить в известность. Если это так – полетят головы. Они и так полетят…

- Блядь, ебаный ты мудило! – в голосе капитана сквозила неприкрытая досада. И глубокое потрясение. Растерянность. Разочарование. Скорбь…
Новак подошел к застывшему над горой обломков командиру. Зрелище, развернувшееся перед молодым пожарным, действительно потрясало своей отвратительной жутью. Раскинув руки крестом, наполовину засыпанный пылью и мелкими кусками штукатурки, лежал Душечка, глядя пустыми глазами в потолок – вернее, одним глазом. Худое, жилистое тело в желтой униформе противопожарного управления Милуоки – с такой приметной фиолетовой кляксой над сердцем. Гарт не двигался, и только безоглядно оптимистичный человек мог надеяться на то, что звеньевой жив. Две толстых железных, искривленных изломом арматурины торчали из груди и глазницы мужчины, разорвав к чертовой матери легкие и мозг. Кастиэль, неоднократно видевший убитых стихией людей, почувствовал, как к горлу подступил обжигающий ком тошноты и отшатнулся, перегибаясь пополам. Наверное, только наличие на голове шлема удержало его от немедленного порыва опустошить сжавшийся в ужасе ледяной хваткой желудок. Там, на куче мусора, лежал его сослуживец, ставший другом, он не сгорел, погиб случайно, просто волей судьбы приземлившись на изогнутые с рваными краями штыри. Еще только полчаса назад он иронично и без страха разговаривал с взбешенным старшиной, а сейчас лежит без движения, его труп лежит и остывает…

На плечи легли ладони, хорошенько встряхнули, а транслятор, встроенный в каркас шлема, затрещал эфиром, передавая какие-то отрывистые, быстрые слова. Кастиэль поднял голову, ощущая, как раскаленный клубок в животе снова давит изнутри на шею, встретился взглядом с Дином. Ноги бессильно подгибались, и только динамик постоянно повторял одно и то же – «если ты сейчас не очухаешься, я тебя понесу». Парень зажмурился, покивал, что-то мямля в ответ, вспоминая, что перед ним стоит командир, перед которым должно быть, вроде как, стыдно проявлять слабость, шатнулся в сторону, чуть морщась от стального захвата сильных рук. Он не знал, что привело его в себя – боль или страх. Кастиэль просто распахнул глаза, и, постоянно морщась от накатывающей мути, побежал вслед за Винчестером, старательно отворачиваясь от искалеченного тела погибшего товарища. Парень не мог сказать, какие эмоции испытывает. Вслед за схлынувшей тошнотой его охватило необъяснимое оцепенение. Он с трудом разбирал переговоры трансляции, не слышал, как обычно, каждый щелчок воздухопроводного клапана. Как медик, Кастиэль понимал, что его состояние называется шоком, но вряд ли мог трезво оценить всю полноту внезапно настигшей апатии. Он не боялся смерти, и меньше года назад погибли двое его напарников и командир… он не реагировал так. Может, потому что не успел к ним привязаться? Новак не понимал, почему именно Гарт так потряс его своей гибелью. Да и важно ли это? Сейчас, едва переставляя ноги к просвету впереди, Кастиэль смотрел лишь на широкие поникшие плечи, облаченные в желтую униформу. Слышал сорванное, слишком частое дыхание мужчины, бегущего к точке вброса.

- Чак, остынь! – Майкл осуждающе смотрит на друга, упирая кулак ему в грудь. – Это ничего не изменит!
- Ты! – мужчина сцепил зубы, неверяще посмотрел на Нитро. – Блять, как ты можешь быть таким спокойным?! Он был и твоим другом, мать твою! – сорвался на крик вечно улыбающийся шатен. Пророк, рыжий, веснушчатый, веселый. Балагур и шутник, душа компании, детина семь на восемь. Всегда добряк, всегда всем рад, слова плохого не услышишь. Сейчас стоит, еле пряча влажный предательский блеск в серых глазах. Небо, затянутое гнусными серыми тучами, изливало морось, превращая октябрьский вечер в промозглую стылую сырость. Смешивало осиротевшую землю в грязь. Катилось по щекам, позволяя спрятать горе за дождем.
- Был, - подал голос Адам. – И моим, и твоим. И Майка. И Спарка. И Каса тоже, - блондин стянул с себя шлем, расстегнул молнию костюма. Потом нервно отбросил атрибутику в сторону, и склонил голову чуть вбок. – Нитро прав. Уймись.
- Предлагаете, - ядовито прошептал Пророк, - опять за кэпа спрятаться?! Вы когда-нибудь, хоть один долбаный раз покажете, что вам тоже не наплевать?! – сержант окинул Лемона упрекающим взглядом. Покачал головой.
- Нам не наплевать, - твердо ответил Донован. – Но мыслить и поступать мы будем здраво. Дождемся Спарка и Каса. Пусть кэп разбирается сам.

Ждать отряду пришлось недолго. Спустя десять минут после объявления тревоги, то есть, после взрыва, напарники выбежали из широкого входа торгового центра, на ходу снимая шлемы. Кастиэль, еще не отошедший после увиденного, ежесекундно мелькавшего в памяти кардами сатанинской мозаики, встал, прислонившись спиной к борту ОТС. Первым к нему ринулся Чарли, немедленно переключившийся с агрессии на опеку, подхватывая вконец обессиленного товарища под локти. Капитан на ходу швырнул треснувший кусок пластмассы в ближайшую лужу, и, даже не взглянув на сослуживцев, ломанулся к оперативному штабу. В периметре у него не оставалось времени, чтобы обдумать случившееся с его подчиненным и другом. Сознание просто отодвинуло факт смерти Душечки… Гарта Фицджеральда на потом, чтобы с пониманием безопасности накрыть Дина шквалом эмоций. Проклятье, он старался сберечь Гарта именно от такой незавидной участи. Да если ему судьбой уготована была смерть в этот день, лучше бы он умер как профессионал, а не праздный зевака! Что он теперь скажет Лорелай? Что он скажет Ронни?! Мысли метались в черепной коробке, отскакивая от кости, причиняли… боль, наверное. Мужчина, ослепленный ненавистью, подлетел к майору Райану, схватил его за грудки. Несколько секунд он просто смотрел в глаза, скрипя зубами, затем толчком в солнечное сплетение откинул жертву от себя. Офицер, плечи которого увенчивали погоны с золотыми дубовыми листьями, нахмурился и поднял ладони, пытаясь успокоить слетевшего с катушек старшину, но не успел сказать ни слова. Кисть сжалась в кулак. Резкий апперкот в скулу. Дин промахнулся, он метил в глаз, черт возьми, в левый глаз, туда, где у погибшего Гарта торчал окровавленный кусок арматуры! На руке у него повис какой-то закутанный в китель лейтенант, Дин сбросил его, просто стряхнул, отбрасывая локтем.

- Не подходить, сукины дети! – рыкнул он, сверкнув безумием в глазах. Его пожирала вина. Ярость. Всепоглощающее, детское желание отмотать назад время. Животный, хищнический порыв разорвать врага в клочки и насладиться видом мучительной агонии. Он раскалывался на миллион осколков, сходил с ума от неугасимого деструктивного стремления стереть виновника в порошок. Райан, качнувшись, встал. Хук с левой заставил его изорвать слизистую прикусом, и рассыпаться пылью кромку клацнувших зубов; окончательно озверевший капитан прижал его к капоту минивэна и начал измочаливать градом сокрушающих ударов. Кулаками, с шумными выдохами, выкидывая обжигающие чувства из легких, пока, наконец, не закричал. Вокруг собрался весь отряд, вылавливая чересчур резвых спасателей майора. Парни знали, что вышедшего из-под собственного контроля Спарка лучше не трогать – безопаснее для собственного же здоровья. В таком состоянии он не отличает своих от чужих и молотит любого, попавшего под горячую руку.

- Какого хрена вы стоите? – раздался позади возмущенный голос Принцесски. Парень двинулся вперед, расталкивая сослуживцев, вышел прямо в гущу событий и попробовал приблизиться к Винчестеру, время от времени исторгавшего вымученный хриплый стон.
- Эй, - поймал его Нитро. – Кас, не суйся!
- Кэп убьет его! – свел брови Новак, с негодованием обводя товарищей взглядом.
- Влезешь – он убьет тебя! – встрял Миллиган. Кастиэль презрительно фыркнул и выдернул запястье.
Помеха. Кто-то вцепился в плечо, явно намереваясь оттащить его от окровавленного мужика. Еще один суицидник, никак! Винчестер немедленно обернулся на 180, играя желваками, вцепился, не разбирая лица, назойливому придурку в шею, с усилием сжал ладонь, почувствовав, как под пальцами суматошно бьется пульсом жилка. Отвел руку, попутно вкладывая мощь в кулак, прищурился с ненавистью. Наткнулся на свинцово-синюю бездну, поблескивающую слезами удушья. Замер, оторопев от неожиданности, словно врос в землю. Смотрел в глаза, безвозвратно тонул в них, захлебывался, остужая обожженную гневом душу в прохладной свежести озерной воды.
- Капитан, - скорее прочел он по губам, чем услышал. Кисть очень медленно, будто нехотя разжалась, оставляя на бледной коже четыре пятна, которые к вечеру обязательно превратятся в черные синяки.

В тот же день решением противопожарного управления Милуоки капитан Дин Винчестер был отстранен от оперативной службы до выяснения обстоятельств. Тело уоррен-офицера Гарта Фицджеральда передано его жене, Лорелай Фицджеральд, для погребения. Панихида назначена на 5 октября.

@темы: Destiel, AU, Фанфики

---

"Обратная тяга"

"Открой мне дверь"

Глава десятая, тыц

Florence & The Machine - Over The Love
Hurts - Mercy

Кастиэль лениво раскрыл глаза, обвел мутным взглядом комнату, отметил воцарившуюся разруху – как после битвы за Атланту. Словно бравый генерал Шерман со своими тремя дивизиями прошелся. Шмотки, хаотично разбросанные по всем поверхностям, замотанная утренним сквозняком в морской узел длинная штора, перевернутая тумбочка – пьяный в сопли парень влепился в нее ночью, и теперь на голени, прямо над косточкой, разлился огромный черно-фиолетовый синяк. Грохот наверняка даже консьержка на первом этаже слышала. Сам он с трудом вспомнил вчерашний вечер. Узкий темный коридор, пуфик, на котором сидела Бэт. Ее родной голос, с оттенками удивления и смеха. Свое нелепое признание, сейчас вызывающее жгучий стыд. Какого хрена его потянуло на откровенность?! Мысль лихорадочно металась в сознании, рикошетила о кости черепа, вторя эхом колокольному звону, звучащему в голове. Желудок скручивался в канат. Раскручивался и снова скручивался в обратном направлении, недвусмысленно намекая обладателю на жестокое наказание в виде тесных объятий с фарфоровым другом. Мозг атаковал болью, взбунтовавшись из-за столь непочтительного отношения к собственному организму – ученые утверждают, что тело воспринимает похмелье, как неминуемую смерть. Новак стоически терпел. Он не хотел подниматься с кровати, не хотел видеть мать, объясняться с ней. Не хотел выходить из комнаты, малодушно мечтая забиться в темный угол и сдохнуть там. Прошедший день безжалостно перечеркнул прошлое, раскалывая личность Кастиэля на обломки с рваными, острыми краями. Капитан. Он желал своего капитана, Дина Винчестера. Уже не оглядываясь ни на половую принадлежность, ни на субординацию, ни на гетеросексуальную ориентацию предыдущих связей. Единственное, что радовало парня в данный момент – вчерашний загул позволил ему крепко спать без развратных снов, в которых он смело и раскованно отдается в руки сильного мужчины, искренне наслаждаясь происходящим, чем бы оно ни было. Первое видение всплыло в памяти целиком, до мельчайших подробностей. Всю полноту присутствующих в нем безнравственности, насилия, возбуждения. Щемящего, аморального удовольствия. Боже, откуда в его подсознание влились эта порочность и непристойность? Когда это началось, черт возьми?! Кастиэль почувствовал себя преданным. Его коварно подвели тело и разум, беззаботно пропустив этап падения в бездну.

Сейчас он отрешенно перебирал в памяти эпизоды, в попытке вычислить момент фундаментального перехода грани, с ужасом понимая, что, кажется, никакой грани никогда не было. Кабинет полковника Сингера, громкие, эмоциональные ругательства капитана, уязвленное достоинство сержанта. Вспыхнувшее, обжигающее стремление доказать, что он достоин большего. Мягкие, вкрадчивые прикосновения подушечек пальцев к виску, как шаги тигра по опавшей листве. Вверх по коже, почти ласково, прядка волос наматывается на фаланги, властное принуждение опустить голову и смотреть в пол. Тщательно скрываемый страх и упрямство, он тогда даже рассердился на старшину. Частое, сбитое дыхание, словно душно вокруг от тягучего, вязкого воздуха. Рукопожатие, рывок, беспомощная потеря равновесия. Шепот, опаляющий шею. Трепет, смущение, окрашивающее щеки румянцем. Фигура, окутанная стекающей водой, безупречное воплощение гармонии, как произведение рук Микеланджело. Интимный двусмысленный взгляд – изливающий уверенность в себе, расслабленность, истому. Сердце, судорожно колотящееся о ребра, глубоко скрытый интерес. Новак всегда знал, что откровенно любовался Винчестером, впитывая каждое мгновение. И зеленые глаза, отражающие в глубине широкого зрачка восхищение. Восхищение, не раз прорывающееся сквозь маску отчуждения, прячущую истинного капитана. Восхищение - загадочное, таинственное, непостижимое! – запретное, которого не должно быть. Беспричинное. Тепло выдоха, горечь дыма и головокружение гипероксии. Слияние губ. Гравитация, непреклонная и неумолимая химия, суть жизни. Покорность ее повелительной поступи. Нет, Кастиэль так и не смог найти ни источник, ни точку отсчета своих неуставных и противоестественных желаний. Он отвлекся от бесплодного поиска причин и психологических мотивов, рефлексия отступила под напором эмоций. Восторг. Он восторженно переживал заново запечатленные кадры, на которых присутствовал только один человек – гордый и надменный офицер, отнявший у испуганного парня покой.

Элизабет не тревожила Джеймса, несмотря на то, что на дворе давно за полдень. Солнце нещадно пекло, отдавая лету всю мощь, видимо, решив запасти на грядущую осень. Гриссом почти два года не видела света, но чувствовала, сидя у распахнутого окна, даримое солнечными лучами тепло. Родное и нежное, как ладони сына. Когда он обнимает пожилую женщину, называя мамой, тьма умирает, расступается, трепеща перед силой его глубокой привязанности. Элизабет ни секунды с того дня, как затравленный виной и измученный одиночеством мальчик переступил порог ее дома, не сожалела о принятом решении. Бэт забрала его, потому что у нее остался огромный объем любви, нерастраченный на дочь и внука. Подросток не сразу начал доверять мачехе, боялся и запирался в себе, повторяя, что это его спичка убила родителей. Она, всем существом сопереживая, не сдавалась. Никогда, в самые тяжелые полосы, не приходило мысли вернуть Джимми в приют, отказаться. Бросить его, да и как такое возможно?! Он настоящий ангел. Элизабет помнила его внешность – сейчас он, конечно, повзрослел, пушок на щеках сменился мягкой щетиной, тембр голоса сломался, став мелодичным и чистым тенором, в котором Бэт знала все обертоны, все переливы. Но остались большие глаза, внимательные и живые. Остались густые волосы насыщенного черного цвета и светлая, чуть бледная кожа. Красивый мальчик вырос и превратился в красивого мужчину. Умного. Доброго. Пусть она больше не видит его лица, зато видит душу, самое прекрасное из всего, что когда-либо приходилось видеть. Гриссом надеялась, что сын скоро приведет в дом невесту, женится и порадует ее внуками. Передаст детям лучшие свои достоинства и качества, воспитает из них хороших людей, которых осталось так мало… теперь женщина не знала, чего ждать. Ее ребенку, ее Джимми плохо. Бэт знала. Ощущала его состояние – замешательство, тревогу, растерянность. Страх, раздражение, досаду. Гнев. Сомнения. Беззащитность.

Гриссом слегка вздрогнула, когда позади неожиданно громко хлопнула дверь – слишком громко, что показывало скорость, с которой парень вылетел из комнаты. Отравленный трехчасовым вливанием бурбона организм, наконец, решил перейти к кардинальным методам выздоровления. Кастиэлю пришлось экстренно подниматься вне зависимости от стойкого нежелания выходить из своего убежища. Тошнота комком поднималась к горлу и снова отступала, кружилась голова, а перед глазами плыли очертания предметов. Кое-как приняв холодный душ и не рискнув бриться, он выпал из ванной и потопал в кухню. Мать, как бы он ни хотел соскочить с разговора, волнуется. Новак не желал ее беспокоить еще больше, хоть и сгорал со стыда. Она чуткая, всегда слышит ложь, так что наверняка давным-давно поняла, что с Джеймсом происходит нечто странное. Ну, а после вчерашнего тем более глупо скрывать, раз уж ляпнул. Избежать объяснений не получится. К тому же, он испытывал подспудное стремление поделиться с Бэт, как с другом, скинуть часть груза, внезапно легшего на душу. Она единственная знала о нем почти все, единственная, кому он безоговорочно доверял – больше, чем самым близким друзьям. Кастиэлю, несмотря на смущение и неловкость, нужна помощь, хоть какая-нибудь, нужен совет. Он даже размышлял, не стоит ли обратиться к психологу, находя миллионы причин для того, чтобы отказаться. Он просто не сможет раскрыться ни перед кем, кроме матери. Конечно, Новак не собирался посвящать ее в подробности, достаточно и того, что уже выболтано. Парень, тихо ступая, приблизился к сидящей на кресле женщине, положил ей ладони на плечи.

- Доброе утро, – Бэт повернулась к нему, радушно улыбнулась. Затем осторожно, опираясь на сильные руки сына, поднялась. – Садись, - она подошла к столу, достала с полки коробку с аспирином и стакан, который проворно наполнила водой. Белая таблетка, брошенная в жидкость, немедленно зашипела, растворяясь, и подняла пузырьки. Новак уселся за стол и откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Чувствовал он себя отвратительно. – Выпей, - тоном, не допускающим возражений, сказала мать, ставя перед ним лекарство. Парень недовольно покосился на предложенную панацею, но послушно влил в себя аспирин, стараясь дышать как можно ровнее, чтобы удержать раствор в желудке.
- Спасибо, - кривясь, ответил Новак. – Гадость какая, - зажмурился он.
- Лекарства вкусными не бывают, - пожала она плечами. Вернулась, дробно перестукивая набойкой, к креслу, грузно опустилась на сиденье, устроила трость на подлокотнике. – Думаю, - добродушно рассмеялась Бэт, - от завтрака ты категорически откажешься? – Кастиэль посмотрел на мать с упреком, болезненно поморщился.
- Ага, - выдавил он. Похмелье нехотя отступало, видимо, гадость оказалась не такой уж бесполезной. Зеленые пятна перед глазами медленно растворялись, а внутренности уже не грозили выпрыгнуть на пол. Они сидели в тишине минут десять. Новак не решался говорить, не знал, с чего начать, с какой стороны подступиться к теме, вызывающее в нем непреодолимое желание спрятаться в дальний уголок. Гриссом ждала, когда ее ненаглядному чаду полегчает. Да и, собственно, что она могла сказать? Подобные ситуации весьма деликатны, самые невинные, на первый взгляд, слова могут оказаться фатальными и навсегда разрушить существующие между ними отношения. Женщина стремилась помочь сыну, правда, пока не знала чем.

- Джимми, - наконец, мягко произнесла она. – Давай побеседуем? – парень кинул на Бэт обреченный взгляд, чувствуя, как в груди проворачивается комок неприятия, отторжения. Дыхание перехватило. Что она подумает? Как отнесется? Они никогда не затрагивали подобных вопросов, как-то обстоятельства не складывались – обсуждать чужие интимные пристрастия. А теперь, когда это коснулось самого Кастиэля, он в стотысячный раз пожелал немедленно провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь на необитаемом острове – в любой последовательности. Сложнее всего облачить свои страхи в определенные термины, особенно, когда реакция собеседника непредсказуема.
- Давай, - кивнул Новак. – Правда… - он осекся, подбирая наиболее подходящие слова, выстраивая фразы. – Стоит ли? - с трудом закончил он, в попытке малодушно отречься от необходимости разобраться с происходящим в сознании переменам. Парень отчаянно старался проснуться, вынырнуть из подзатянувшегося абсурда, упрямо отгораживаясь от случившегося. Он еще не нашел конкретных имен неизвестно откуда снизошедшим чувствам, да и не особо стремился находить, потому что имена символизировали шаг навстречу, полную и безоговорочную капитуляцию перед собственными метаморфозами. Являлись признаком смирения с неестественной, запретной страстью. Внутреннее согласие на нетрадиционно ориентированную связь. Он не уверен, что готов. И уверен, что выбора не осталось. Потому что момент падения беспечно упущен. И то прекрасное, вдохновенно-ласкающее чувство свободы, поддерживающее его во время слушаний, растворялось под напором животного страха. Сейчас его некому ловить на подлете к земле. Там никто не ждет. Не смягчит падение, и он разобьется на миллион осколков о жестокое дно ущелья…

- Ты боишься? – отвлек его сквозящий заботой голос матери. Кастиэль нахмурился, посмотрел на Гриссом. Если бы молочно-белая пленка катаракты не закрывала когда-то серые глаза Бэт, ей не пришлось спрашивать. В данное мгновение лицо Джеймса отражало абсолютно все эмоции. Женщина подалась вперед, по наитию дотянулась до запястья сына, крепко сжала ладонь, будто хотела передать ему оставшиеся у нее силы.
- Да, - коротко ответил он. Прикусил губу, справляясь с волной переживаний. Так тянуло выложить все, что на сердце, стряхнуть с себя опутавшие сети, избавиться от западни. Ловушки, коварно расставленной для него судьбой.
- Ты боишься меня, - Элизабет склонила голову чуть вбок, - или… его?
- Себя, наверное, - неожиданно вымолвил Кастиэль, прежде чем успел обдумать. – Мало что понимаю, не могу разобраться в ситуации. Все слишком… внезапно. Не ожидал такого.
- Значит, ты убежден в своем суждении?
- Ты про мое вчерашнее признание? – не стал вдаваться в уточнения Новак, и без того ощущая себя, как голый на центральной площади в день ярмарки. – Да, - хмыкнул он. - Раньше думал – просто навязчивая идея. Крыша, - парень покрутил пальцем у виска, - поехала. Теперь… все иначе. Прости меня, - он отвернулся. Испугался возможного результата. Разочарования или отвращения. В конце концов, у нее может быть совершенно противоположное, негативное мнение о гомосексуальных отношениях. Раньше Новаку такая мысль в голову не приходила. Конечно – он ухмыльнулся – не приходила. Ресурсы мозга полностью загружены порнокартинками с участием капитана Винчестера в главной роли. Зачем думать о последствиях, когда есть возможность думать о сексе с начальником?
- Чушь болтаешь! – не на шутку рассердилась мать и грозно свела брови. – Ты что же, думал, для меня имеет значение, с кем ты встречаешься? Думал, станешь для меня меньше сыном?! Сомневался? – тишина. Судорожный, длинный выдох. – Ты мой ребенок. Мой ребенок, - громче, с нажимом повторила Бэт.
- Прости меня, - Кастиэль, ведомый уколами совести, пальцами свободной руки потер глаза, чуть прижимая веки кончиками пальцев. Помолчал немного. Беседа складывалась отнюдь нелегкой. – Просто… я сам немного шокирован, - нервный смешок. – Хотя, какое там «немного»!.. Мне нужно время, чтобы принять… это, а времени нет. До сих пор, как в тумане. С каждым днем все становится только сложнее. Запутаннее.

- Из-за твоего любовника? – невинно поинтересовалась мать.
- Мам! – с негодованием воскликнул парень, оторопев от ее откровенности.
- Ну, ведь он, - женщина неопределенно махнула рукой куда-то в сторону города, - твой любовник?
- Мам! – праведный гнев - ни дать, ни взять. Кастиэль совсем смутился, искренне недоумевая откуда в матери столько бесцеремонности. – Как ты можешь задавать мне такие вопросы?! – он залился краской, даже кончики ушей запылали. Бэт только отмахнулась, словно извинялась, но на лице ее не отразилось и тени сожаления. Женщина отвлеклась от щекотливой темы, да и затронула ее лишь для того, чтобы разрядить обстановку, иначе вот-вот воздух наэлектризуется и начнет искрить. Несущественно, спит Джеймс со своим избранником или нет. Волновал ее совершенно другой поворот. И, несмотря на то, что она почти уверена на сей счет, Гриссом чуть печально улыбнулась, прежде чем спросить.

- Ты влюблен? – мать застала Новака врасплох, она подушечками пальцев чувствовала суматошный пульс на запястье. Джеймс надолго задумался, лихорадочно взвешивая все «за» и «против». Прагматичный и рациональный подход трещал по швам и рассыпался, неприменимый к такому понятию, как любовь. В памяти мелькали отрывки снов и какие-то эпизоды ежедневного рабочего общения. Холодные, наполненные пустотой и безжалостностью космоса глаза. Крепкое рукопожатие, от которого по коже мурашки. Тактильные ощущения, заставляющие каждый нерв истомно ныть в предвкушении. Неуловимые отражения эмоций на суровом лице, сильный баритон, откровенная мимика, строптивая, неподдающаяся контролю обладателя. Поступки, их причины. Искрометный смех. Так безнадежно мало для «да». Так оглушающе много для «нет»...
- Я не знаю, - с надломом и тоской сказал Кастиэль. – Не знаю, мама, - он покачал головой, снова закусывая губу до крови. Женщина глубоко вздохнула, услышав ответ. Это временно. Он поймет позже, что «не знаю» значит «да». Ведь если не испытываешь чувств к человеку, сомневаться не станешь. Раньше ее мальчик так уверенно и уравновешенно рассуждал, так смело решал. Так спокойно и умиротворенно шел по жизни. Расписание, порядок, график. Обязательные встречи с Тиной, ровные отношения, без огня, но стабильные. Совсем иной теперь. Соткан из недомолвок и недосказанностей, в душе мечется буря, причиняет боль. Впервые познакомился с самым вдохновляющим и опасным чувством на земле. Кажется, не надеется на взаимность. Бэт радовалась за сына и волновалась.
- Какой он? – она не стала спрашивать «кто». Это не имеет значения. Раз Джимми прикипел к нему, несмотря на то, что мужчина, значит тот действительно достойная личность. Сын непростительно быстро вырос. Он сам выбирает, с кем провести отпущенные Богом дни. Матери остается только поддержать его в тяжелую минуту. Новак горько усмехнулся, подбирая ответ. Ассоциативно всплыл образ капитана, его взгляд. Если бы Бэт только знала, что речь идет о «неправильно настроенном механизме»…
- Он очень одинок, - тихо произнес Кастиэль.

С того дня служба для Новака превратилась в настоящую пыточную камеру. С каждой минутой, проведенной рядом с капитаном, парень все глубже падал в бездонную пропасть отчаяния. С головой погружался в исполнение служебных обязанностей, но тщетно - непременно попадался командиру на глаза – или командир попадался на глаза капралу, не подозревая, что производит эффект разорвавшейся ядерной боеголовки. На выходных Джеймс и вовсе не отдыхал, проводя почти все свободное время в своей комнате. Не гулял, забил на друзей. Плохо спал, наслаждаясь украденными видениями. В его ночных грезах Винчестер не отличался любезностью, нежностью или заботой. Оставался все тем же сволочным сукиным сыном, жестоким и грубым эгоистом, гордецом с манией величия, но обнимал. Яростно и страстно имел, оставляя на коже засосы и следы зубов. Сыпал грязными непристойностями, самыми отборными пошлостями. Кастиэль отдавался, до последней клеточки, до тлеющей искры сущности, растворялся в сильных руках, откровенно принимая любое обращение. Не сопротивляясь. Наутро пах ломило от притока крови, а тело зудело от неудовлетворенности, которую не утолить самостоятельно. Удивительно, как он еще не стер ладони до мозолей. Как-то поймал себя на мысли, что хочет скорее добраться до дома и уснуть, растаять в иллюзиях. Понял, что его эмоции мало-помалу перерастают в одержимость, но не мог влиять на ситуацию, бессильный и беспомощный. Он проникался сутью желанного человека, улавливал малейшие изменения в поведении, эмпатически чувствовал, какое у начальника настроение. Один аромат парфюма доводил Кастиэля до невменяемого состояния, нерастраченное, не находящее выхода напряжение копилось, вливалось в сердце, как яд, отравляя рассудок.

На службе, на учениях, на выездах, везде, где только получалось, он украдкой смотрел на мужчину, испуганно отворачиваясь, стоило Винчестеру перевести на него взгляд. Он любовался внешностью, отражением холода и замкнутости на лице. В глазах старался найти искру того самого восхищения – кажется, единственной положительной эмоции, которую к нему испытывал командир. Заставлял себя не поддаваться, сражался с самим собой, с той частью, что бессмысленно зависима, но чем больше боролся, тем сильнее привязывался. Желал. После беседы с Бэт Кастиэль потерпел поражение на главном фронте – утратил способность лгать себе и отрицать, что нуждается в капитане. Смирился, осознав невозможность убить гнетущие, неправильные, нездоровые чувства, опаляющие грудь. Пусть он никогда не станет для целеустремленного одиночки даже другом – не имеет значения. Капрал видел в глубине зеленой радужки истинного человека. Редко, мало, крупицы, но видел. Знал, как под оболочкой равнодушия бьется пылающее сердце. Колотится о ребра, как о прутья клетки, отзывчивая и чуткая душа, запертая там навечно усилием железной воли. А может, парень просто надеется, что Винчестер притворяется, и, ослепленный эмоциями, идеализирует мужчину. Ведь тогда у него появится призрачная возможность, совсем крохотный шанс быть услышанным. Капитан… как огонь. Новака влекло пламя, сколько себя помнил, не мог оторваться от желто-красных языков, ласкающих свою добычу. Дин Винчестер – воплощение стихии. Безжалостный, безучастный, неумолимый. Завораживающий, гипнотизирующий жертву. Самое прекрасное творение природы.

Старшина порой необъяснимо смотрел на Кастиэля. В глаза, подолгу, словно искал что-то в глубине свинцово-синей радужки. В такие минуты капрал трепетал от ужаса, думая, что раскрыт. Наслаждался вниманием капитана. Но не хотел даже представлять развитие событий, если офицер узнает о его чувствах. Особенно катастрофичной казалась перспектива стать посмешищем отряда. Отношения с сослуживцами у Кастиэля существенно улучшились, никто из звена не осмелится… Нет. Не захочет оскорблять товарища, но поржут вволю, а именно такого результата Новак и страшился. Винчестер подчиненного и так всерьез не воспринимает, правда, за прошедшие со дня возвращения три недели, бросил практику придираться по пустякам и вести себя, как напыщенный придурок, оставаясь, как и прежде, до безразличия холоден. Пророк прикололся, сообщив капралу, что, как он и обещал, старшина оттаял. Единственное эмоциональное проявление – рукопожатие. Винчестер всегда жал руку по-настоящему, Кастиэлю, по крайней мере. И больше никогда не называл его малым. Когда Новак начал – черт возьми, какой стыд - падать в обморок, офицер так его окликнул. Поддержал под локоть, прижал к себе, обхватил за талию свободной рукой. Крепко стиснул горячей ладонью кисть – самое светлое воспоминание Кастиэля. Хорошо, что Новак почти ничего не соображал, иначе одному Богу известно, чем это могло кончиться. Парни его до сих пор стебают. По-дружески, но подкалывают. Только Винчестер над подобными шутками не смеется…

- Эй, Кас, - в плечо прилетел несильный тычок, Новак встрепенулся всем телом, как от сна, огляделся по сторонам. Микроавтобус прибыл к зданию подразделения, минуты три стоял, а он и не заметил. Замечтался опять. – Пошли! – он согласно кивнул и поднялся с сиденья, кое-как подтягивая безразмерные, слишком широкие штаны защитного костюма, густо покрытого грязью.
- Спасибо, - поблагодарил парень.
- Ты в последнее время постоянно ворон считаешь, - Душечка толкнул дверь гаража, придержал за собой, пропуская заляпанных по уши сослуживцев. – Девчонку себе завел?
- Нет, - мотнул головой уставший до смерти капрал. Маневры сегодня четыре часа длились, что в сырых и залитых сентябрьскими дождями траншеях очень долго. – Просто не выспался.
- Ага, - хохотнул мужик. – Бабушке расскажи.

Они вошли в раздевалку и принялись немедленно скидывать промокшие ИТ, бросая их в кучу прямо на пол. Наскоро, переговариваясь о какой-то ерунде, потопали отогреваться под горячий душ, время от времени над чем-то громко ухахатывались. Кастиэль в общении участия не принимал – вымотался, на душе гадко, кошки скребут, не унимаясь. Намеренно спешно помылся, стремясь свалить как можно скорее и не видеть занимательного зрелища - капитан выйдет из душевой в одном полотенце. Право, когда офицер заканчивал дежурную смену вместе с подчиненными – обычно он задерживался, с головой погружаясь в бюрократическую волокиту - для Новака наступало проклятое время. Черт возьми, он хотел этого мужчину каждой клеточкой тела, и наблюдать за ним обнаженным, безусловно, феерично и возбуждающе, но прямая дорога к разоблачению. Самая настоящая пытка - желать любоваться, и заставлять себя смотреть в другую сторону, отворачиваясь. Знали бы парни, какая развратная пошлятина вертится у него в голове, когда поблизости Винчестер…

- Гарт, ты меня подвел, - капрал не успел полностью одеться и свалить, как мечтал, а уйти, когда кэп пропесочивает коллег за запоротые маневры – смерти подобно, лучше сразу вешаться. Из соседнего помещения гурьбой высыпался оставшийся отряд. – Какого хрена так медленно? – поинтересовался офицер, смахнув с коротких светлых волос воду резким движением руки. Размял шею, хрустнув позвонками, повел плечами, разгоняя застоявшуюся от однообразных движений кровь. – Двенадцать минут. Это невъебенно долго! – Дин с упреком созерцал Душечку, допустившего серьезный промах.
- Виноват, Спарк, - покаялся тот. – Почти не спал последние три ночи, не соображаю нихрена, - капитан повернулся, недоуменно посмотрел на товарища.
- Чем занимался? Блядовал? – фыркнул Винчестер. Бросил сырое полотенце на сушилку, принялся натягивать шмотки. Новак присел на краешек скамьи, сосредоточившись на перекрестье кафельных плиток пола. Принуждал себя смотреть строго вниз, опасаясь залипнуть на какой-нибудь части тела старшины. Особенно на обнаженной части тела.
- Если бы, - состроил кислую мину Гарт. – Рон орал, как резаный. Простыл, температурит постоянно, а мне укачивать. Лори – на последнем месяце. Ежедневные капризы, слезы, - скорбно вздохнул мужчина. – Не, я знаю, гормоны и прочая муть, тут потерпеть-то осталось всего ничего, но иногда невыносимо. И отдыха, само собой, никакого, - командир строго нахмурился, давая понять, что на следующий раз на жалость не поведется.
- Именно в такие моменты, - снисходительно заявил Винчестер, завязывая шнурки, - я до поросячьего визга счастлив, что гей и никогда не познаю все прелести семейной жизни и выкрутасы беременных жен.
- Ну, было бы желание, - улыбаясь, встрял Нитро. Капитан посмотрел на него, как на дебила, с оттенками саркастичного сочувствия.
- Спустись с небес на землю, - отрезал Дин. Знал, конечно, что шутка, но относился неодобрительно. Даже будь он закоренелым гетеро, ни за что не женился. - Ладно, я пошел, - офицер подхватил с крючка потасканную, явно повидавшую виды кожаную куртку. Мог в любой момент купить другую, но не испытывал потребности, даже себе не признаваясь, что носит ее потому что она принадлежала отцу.

- Постой! – окликнул его Душечка. Капитан обернулся, вопросительно приподнял брови. Он мог не произнося ни слова выразить весь спектр эмоций, настолько живой мимикой обладал. – Когда ты меня на оперативную пустишь? – офицер ненадолго замолчал, будто не решаясь ответить. Нахмурился недовольно. Капрал навострил уши – подслушивать очень нехорошо, но ведь никто не делал из разговора тайны… В действительности же его интерес занимал только ответ Винчестера. По его жестикуляции и затянувшейся паузе парень понял, что причины капитана основываются на личных мотивах, а личные мотивы столь закрытого человека, как Винчестер, всегда вызывает любопытство у того, кто к нему привязан.
- Когда, - капитан поднял взгляд, глядя прямо в глаза другу, - пройдешь переаттестацию.
- Чего? – неверяще переспросил Гарт.
- Ты не войдешь в периметр, пока не пройдешь переаттестацию в Кеноша. Не дергайся, - беззаботно отмахнулся Дин, но Кастиэль слышал фальшь в его голосе. – Три недели и ты снова в строю. Вон, - капитан внезапно несильно хлопнул Новака ладонью по плечу, - Принцесска уже дважды подтверждал квалификацию и не ныл.
- Спарк, ты меня что, списываешь?!
- Не неси ерунду, да еще и высосанную из пальца. Не вижу смысла спорить, уоррен-офицер, - в баритоне проскочили властные нотки, приказные интонации. Дин не любил, когда его оспаривали. – Я озвучил свое решение.
- Ты отстраняешь меня в тыл. Потом отправляешь в лагерь для новичков. Я имею право знать, чем провинился!
- Ничем. Уймись, - досадливо цыкнул капитан и шагнул в сторону выхода.
- Спарк, мать твою!

- Хрена ли ты сучишь, - вспыхнул, как порох Винчестер. Кастиэль поднялся со скамейки и отошел к стене, а остальные товарищи расступились в разные стороны. Если кэп начинал беситься, лучше не попадать под горячую руку – достанется каждому, кто случайно влип. Легко всечет, хотя сейчас Гарт, конечно, сам выпросил. Выводить старшину на гнев очень, очень рискованное занятие, чреватое безжалостным мордобоем. Дин крадучись приблизился к Фитцджеральду, сцепил челюсти до напряженных желваков и хитро прищурился. – Какого черта, - он понизил тон до едкого шепота, - истерику закатываешь? У тебя малолетний сын. Лорелай беременна вторым. Спешишь сиротами оставить? – последнее он произнес совершенно неслышно, Гарт, скорее, прочел по губам.
- Тогда почему ты не перевел меня в тыл официально? – Душечка понимал, что зря сцепился с боссом. Мог догадаться, тормоз, что Дин никогда не поступил бы нечестно или несправедливо со своими бойцами. Мог догадаться, что Дин никогда не афиширует своих поступков, предпочитая числиться в бессердечных ублюдках, и не хвастается совершенными делами. Однако в запале Гарт еще бравировал и продолжал противоречить.
- Потому что тыловое обеспечение срезается на треть, тупой кретин! – скрип зубов, казалось, по ним напильником провели. – Блять, Гарт, – капитан размахнулся и со всего маху въехал подчиненному в челюсть, разбивая губы в кровь. – Выпросил? – он дождался, пока Фицджеральд поднял голову, потирая подбородок, и виновато кивнул. – Отлично! - посмотрел на притихших сослуживцев исподлобья и упругим, уверенным шагом умчался домой.
- Зря ты его разозлил, - похлопал Душечку по плечу Майк, подавая полотенце.
- Я же не знал!
- Да ты вечно нихрена не знаешь! – раздраженно ответил друг.

Кастиэль растерянно улыбался, стоя у стены.

@темы: Destiel, AU, Фанфики

---

"Обратная тяга"

"Силен, как воды Колорадо"

Глава девятая, тыц

Florence And The Machine - Seven Devils
Muse – Hysteria


Белый пар. Теплый, густой. Окутывает тело со всех сторон, оставляет на коже микроскопические капельки воды. Мягко прикасается, словно обнимает. Захватывает в плен – нет возможности сопротивляться, нет сил и желания противостоять. Он наполнен властью. Тяжелый, но ласковый. Хищный, но милосердный. Нежный до боли в сердце, равнодушный, как селевой поток, жестокий, как пролитая зря кровь. Подгибаются ноги, слабея. Увлекают за собой на холодный мокрый кафель расслабленное тело. Закрывая глаза, растворяться в аромате мускуса. Прогибаться, исторгая из груди страх, боль и восторг. Тонуть в истомной неге, тянуться навстречу едва ощутимым прикосновениям невесомого марева, закусывая губы. Слышать тихий, снисходительный смех, сопровождающийся еще более откровенными прикосновениями, вызывающими где-то в глубине сознания восхищение, крепко замешанное со сладким, заставляющим прятать глаза и отчаянно краснеть стыдом. Раскрыться, пропуская в себя чувство единения, заполняющее все существо, стонать, трепеща от терпкого осознания порочности собственного голоса. Отдаваться, принимая в дар непристойное наслаждение, цинично-едкое. Манящее. Отнимающее волю, рассудок и здравый смысл. Опустошающее. Покоряющее отныне и до конца существования…

- Джимми! – парень нехотя приоткрыл один глаз, обвел мутным со сна взглядом комнату, наткнулся на нависающее над ним лицо матери. Недовольно промычал что-то маловразумительное и перевернулся на другой бок. – Сынок, - частый громкий стук трости по спинке кровати, - половина восьмого. Поднимайся!
- Вот черт! – Кастиэль подскочил с кровати, как ужаленный. Потряс головой, окончательно выныривая из дремы, потом покосился вниз, на пояс пижамных штанов. – Вот черт! – повторил он, впервые какой-то частью сознания порадовавшись, что катаракта отняла у Бэт зрение – ткань ширинки топорщилась нехилым таким стояком. Скрыть его не представлялось никакой возможности и, несмотря на то, что Гриссом не могла заметить недвусмысленного состояния сына, Новак залился густым румянцем.
- Не ругайся, - пожурила его мать. – Давай, собирайся, я приготовила завтрак.
- Мам, я не успею позавтракать, - парень выдвинул ящик, схватил полотенце и направился в сторону ванной. – Пока душ приму, уже выходить надо будет.
- Возьмешь с собой, - сын только рукой махнул. Элизабет пребывала в уверенности, что Кастиэль никогда не питается нормально и худеет не по дням, а по часам. И, если уж она вбила себе что-то в голову, оставалась непреклонна в своем решении.

Новак стоял под хлесткими струями воды, рассматривая дно ванны. Внутренний диалог рвал мозг на части, одна реплика абсурднее другой. Собственно, предмет столь оживленного спора находился чуть ниже пупка – налитая кровью плоть, в паху, пульсирующем напряжением, словно сворачивается тянущий клубок. Проблему необходимо решать, не идти же в таком состоянии на службу, способ парню прекрасно известен, а сомневался он только по одному поводу – причины возникновения эрекции. Снова что-то снилось, сюжет Кастиэль запомнил более отчетливо, но личность таинственного партнера так и оставалась загадкой. Знал, интуитивно чувствовал, что это тот же самый мужчина, но в видении присутствовал только сам Кастиэль и пар. Много пара, казалось, осязаемого на коже. Гомофантазии, приходящие почему-то строго в моменты отдыха. Ну, если не считать той ночи в Чикаго. Мэгги, кажется. Да, Маргарет - тогда он мочалил девчонку минут сорок, пока дурацкие, непристойно-пошлые эпизоды не всплыли откуда-то из глубин памяти. Оргазм он испытал фееричный, только чувство вины на следующий день замучило. И сейчас он снова возбужден – это не обычный утренний стояк – и снова из-за проклятых снов.

Новак еще пару минут попялился на кафельные стены, а потом скользнул ладонью по кубикам пресса, обхватывая член. Левой рукой облокотился о стену, зажмуриваясь от наплыва приятных ощущений. Перед глазами мелькали отрывки увиденного сна – содержание, наполненное самой отборной порнографией, никакого видео не нужно. Фрагменты текли сквозь сознание, он не мог, да и не желал бороться со своей навязчивой идеей. Прикусывал губы, сдерживая стон – квартира небольшая, а слух у матери действительно великолепный. Удовольствие поднималось волнами, расплывалось по телу от паха. Кастиэль, вряд ли понимая, что именно делает, ткнулся лбом в предплечье, упертое в стену, и вжал ноготь большого пальца в отверстие уретры, едва успевая проглотить громкий всхлип. Жестокая ласка, восхитительная, столь неизвестная ранее. Столь оглушающая сейчас. Кожа мелко подрагивала, выпрашивая прикосновений, обнажая полноту одиночества. Пальцы левой руки пропустить меж прядей коротких волос. Сжать кулак и снова погрузить кромку зубов в истерзанные губы, слизывая проступившие ярко-красные капельки. Толкнуться бедрами в плотный кулак, замирая от нахлынувших эмоций. Чувствовать, как каждая клеточка тела блаженно трепещет, и подгибаются внезапно ослабевшие ноги. Заставлять себя заткнуться, насильно гася вспыхнувший, обжигающий грудь крик.

Парень стоял, прижимаясь к стене животом, минут пять, наплевав на руку, затекающую от неудобного расположения, и ладонь, густо покрытую спермой. Будто забыл, что безнадежно проспал сегодня. В данный момент он ощущал невероятное опустошение, словно из него выпили душу, бросив одинокую оболочку доживать отпущенный век. Настолько яркого, выматывающего удовольствия он не получал даже в постели с Тиной… сознание потрясенно пыталось принять произошедшее. Очухавшись, Новак лениво помыл голову, морщась от горечи попадающей в рот пены, вяло сбрил пробившуюся на щеках щетину и выполз из ванной, стараясь не задумываться о метаморфозах, стремительно выворачивающих тело и разум наизнанку. Задаваться вопросом «какого черта?» не имелось ни малейшего смысла, потому что ответ находиться упорно отказывался. Вне зависимости от страха, неприятия и нежелания самого Кастиэля, в нем изменялось нечто кардинальное, что-то, чего он сам еще не мог понять. Существовал помимо «какого черта?» и еще один занимательный вопрос, который парень не решался не то, что задавать - формулировать. Пока что Новак лишь осознавал неотвратимость момента, когда волей-неволей придется вытащить пугающее на свет, внимательно рассмотреть, проанализировать и прийти к какому-то выводу. Принять решение, возможно. Кастиэль всем своим существом желал оттянуть время, отодвинуть как можно дальше то, чего он боялся.

Он наскоро влил в себя чашку восхитительного, крепкого до горечи кофе, подхватил за лямку небольшой рюкзак, в котором носил разные мелочи – контейнер с блинами, маленький термос, смену белья, телефон с ключами – барахло, не помещающееся в карманы. Еду ему с собой упорно толкала Бэт, Джеймс не отказывался. Пару раз, когда еще отношения с коллективом не претерпели перемен, угощал выпечкой сослуживцев. Чарли ворчал, что за каждый сытный блинчик ему придется провести два часа на тренажерах, но лопал, не в силах отказаться от домашней стряпни. Кулинария и вязание – увлечения Гриссом. Потеряв зрение, она очень переживала, пока не обвыклась. Сейчас готовит ничуть не хуже, чем раньше, по квартире носится, как зрячая. Бэт сильная. Она пережила гибель близких, подняла на ноги дикого, несчастного подростка, и переживет слепоту. Справится, став еще более стойкой. Кастиэль всем сердцем любил мать. Гордился ею. Несколько лет назад, когда Новак прошел трехмесячную военную подготовку и курс молодого бойца в федеральном агентстве, Гриссом сказала, что он может смело переезжать в собственное жилье. Негоже молодому парню, якобы, проводить свое время со старухой, когда вокруг вьются девушки. Тина, опять же. Джеймс заявил, что никуда переезжать не собирается, потому, что мать ему дороже любой девушки. Они даже повздорили слегка. Бэт, само собой, рада была услышать подобное, но судьба Джимми – главная ее радость. Лишь бы у него все сложилось удачно. Она вовсе не горела желанием приковать к себе, уже начавшей слепнуть, перспективного юношу, как она говорила. В конце концов, парень пообещал, что съедет, когда соберется жениться. Соответственно, заводить семью Новак не горел, поэтому момент переезда отодвигался за невиданные дали. Ни одна женщина не даст ему больше, чем мать. И позволить матери оставаться одной, в темноте и забвении, он не мог. Элизабет вывела его к свету когда-то. Кастиэль собирался сделать для нее то же самое. С каждого полученного жалования он откладывал половину на операцию. Страховку Гриссом себе позволить не могла, а стоимость факоэмульсификации для людей за пятьдесят – просто астрономическая. Плюс обследования, палата, лекарства. Из-за него, отдавая все свои заработки на воспитание Кастиэля, мать не приобрела себе коммерческого страхового полиса. А бесплатная медицина… да бросьте, вряд ли есть что-то страшнее. Поэтому, обманывая ее каждый день, он возвращался вечером в маленькую квартирку в Глендэйл – самом дальнем районе Милуоки – и обнимал пожилую женщину, подарившую ему жизнь.

Сейчас, трясясь в древнем, как мир автобусе, Новак ехал в Гринфилд, опаздывая на службу почти на два часа. Можно было бы, конечно, поминутно пялиться на часы, но толку в бесполезном действии чуть, поэтому парень просто расслабленно созерцал вид за окном. Думал опять. Вспоминал, перебирал эпизоды. Столько времени прошло – два месяца в Чикаго и еще три недели в военном лагере Кеноша, ежедневно в траншеях и окопах. Дурацкие видения должны были выветриться, как дымка, но, казалось, вместо этого лишь глубже пускают корни в сознании. Иногда всплывали ранее забытые отрывки, в основном, реакционные – запахи, звуки, тактильные ощущения. Пальцы, сжатые в кулак на затылке. Полная беспомощность. Ладонь, скользящая по талии к пояснице. Сковывающая паника. Грубое проникновение, опутывающее тело сетью удовольствия. Испепеляющий стыд. Тембр, пропитанный уверенностью и властью. Жгучая ненависть. Приказ, вызывающий топящее наслаждение. Едкие слезы, унижение… восторг! «Странно до абсурда. За двадцать пять лет впервые такое. Ладно бы приснилось и забылось, в итоге под этот бред еще и кончаю. Стыдоба-то какая… Полная бессмыслица! Не понимаю. Не понимаю! Откуда, в чем причина? Что-то же спровоцировало. Только что, если у меня даже ни одного гея в знакомых не числится!» - размышлял Новак, отчаявшийся отогнать настырные мысли. Вместо того, чтобы радоваться, забивал себе голову всякой ерундой. А ведь все долгие, невыносимо долгие недели, что он отсутствовал на переквалификации и подтверждал аттестат, ему очень хотелось вернуться в подразделение. Он еще не знал, как отнесутся к нему сослуживцы, готовился к холодному приему, и, тем не менее, скучал по ним. Они отличные ребята, хоть и поступали несправедливо. Опять же, понять их можно. Парни капитана на руках носить готовы. Капитан же заслуживает, чтобы его носили на руках. Звено АРИСП – лучшее, что могло произойти в жизни Кастиэля. Рано или поздно парни поймут, что он не предатель, и оценят по достоинству. Рано или поздно старшина поймет, что ему можно доверять. Убедится, что теперь уже капрал Новак – не желторотый некомпетентный идиот с манией спасителя… наверное…

Кастиэль поднялся по ступенькам крыльца, толкнул вращающуюся дверь. В холле его ждали металлодетектор и охранник – парень бросил ношу на стол, прошел через рамку. В карманах у него никогда не было ни мелочи, ни ключей – все в сумке, а иначе, зачем она? После того, как рюкзак проверили сканером, а охранник – Билл Уотерман – внимательно изучил новенькое удостоверение, капрала пропустили в раздевалку. Новак шел, про себя молясь всем богам, духам и вселенной, чтобы не нарваться на старшину. Собственно, сегодня он и не обязан был приходить вовремя, но знал, как сильно капитан ненавидит разного рода опоздунов. Гнобит со страшной силой. Вообще, когда на горизонте тихо – нет ни вызовов, ни маневров, каждый звеньевой занимается своим делом. Техника, ОТС-ы, костюмы, баллоны, тестирование систем. Пророк, например, помимо того, что лейтенант, еще и механик. Старший лейтенант Майкл Донован отвечает за системы обеспечения кислородом. Сержант Адам Миллиган – снабженец. Уоррен-офицер Гарт Фитцджеральд, в виду особого распоряжения старшины, тыловик. В оперативной деятельности последние полгода почти не участвует, поэтому отвечает за связь. Капрал Новак раньше отвечал за снаряжение, правда, сейчас эту обязанность наверняка кому-нибудь передали. Ну, конечно, ребята помогают друг другу. Если же нет заданий, и рация экстренных молчит – рубятся в карты, смотрят запретный маленький телек или травят байки. Чарли Лемон мастер на шутки. Кастиэль снова ощутил, насколько сильно хотел увидеть товарищей. Неважно, как они его встретят. Совсем…

Парень скользнул мимо комнаты отдыха – дверь открыта, но даже будь она наглухо законопачена, взрывы хохота все равно разрывали бы почтенную тишину. Одиннадцать часов, скоро ланч. Полковник наверняка где-нибудь на бюрократической встрече, ребята заказывают доставку в ближайшем кафе. Капитан Винчестер редко покидает кабинет в течение смены – за исключением служебных моментов. К отряду он присоединяется в конце рабочего дня, зато на дежурствах всегда рядом с товарищами. Интересуется их жизнью, семьями, проблемами. Он странный. Помнит обо всех днях рождения, подробности личной жизни, переезды-отпуски. Очень внимателен к своим подчиненным. При этом, когда внимание проявляют персонально к нему – запирается. Улыбается вроде, от всего сердца благодарит, но в глазах такая непередаваемая отрешенность. Словно он всегда, постоянно, ежесекундно находится где-то не здесь, даже когда ругается матом. Кастиэлю казалось, что его командир действительно искренне эмоционален только в гневе. Он достаточно проницателен к человеческой личности, интуит, если можно так сказать – чувствует настроение собеседника, понимает мотивы. Эмпатия для Новака – не пустое слово и не белиберда, сопереживать и ставить себя на место другого у него всегда хорошо получалось. С капитаном же он словно в тупик зашел. Не мог понять этого мужчину, как ни старался. Закрытый, как моллюск. Непроницаемый.

Он широко улыбнулся, войдя в раздевалку. Вытащил из внутреннего кармана рюкзака связку ключей, открыл шкафчик и начал переодеваться в униформу. Сзади хлопнула дверь о косяк, в помещение вошли один за другим четверо мужчин и собрались в кружок, о чем-то оживленно споря. Кастиэль покосился на них, но вмешиваться не стал, как и здороваться. В лучшем случае – проигнорируют. Проще не связываться. Он натянул комбинезон, застегнул молнию и принялся складывать гражданку, чтобы не помялась. Джинсы можно повесить за шлевки, а вот рубахи постоянно мялись.
- Эй, Кас, - окликнули его. Парень повернулся, отвлекаясь от своего занятия. Перед ним стоял Адам – Глобус, серьезный блондин двадцати семи лет - переминаясь с ноги на ногу. Явно что-то собирался сказать. Сам по себе, этот факт уже вызывает изумление. Миллиган очень немногословен, скуп на общение - говорит редко и строго по делу. Наконец, мужчина, бросив за спину взгляд на сослуживцев, растянул губы в неловкой усмешке.
- Да? – отозвался Новак, заметив нерешительность сержанта.
- Ты это… - Адам шмыгнул носом, хотя никакого насморка у него не замечалось. – Короче, я вел себя, как кусок дерьма. Прости, и вот, - он протянул ему кисть, - рад с тобой служить.
- Не стоило, - растерянно пролепетал Кастиэль, смущаясь. Посмотрел на остальных, ответив на рукопожатие. – Считай, что я уже забыл.
- Я не забыл, - отрезал Глобус. Потом кивнул на товарищей, жавшихся у шкафчиков. – А эти жопы с ушами пусть сами за себя извиняются.

Миллиган отошел, гордо подняв голову. Он очень рассудительный человек. Рациональный и честный. Не считал зазорным свой поступок, потому что предпочитал действия словам. Он осознавал ошибку, совершенную по отношению к неплохому парню и принял решение задолго до возвращения Новака. Видел по поведению капитана, что тот оказался не прав и сожалеет. Пожалуй, из всех звеньевых именно он лучше всех знал Винчестера, как бы удивительно это не звучало. Возможно, потому что они чем-то похожи друг на друга – старшина и Глобус. Следом за ним к капралу подошли Гарт и Нитро. Рукопожатие, извинения, слегка покаянный, потупленный взор. Кастиэль простил, не задумываясь. Вернее, он и не таил обиды, не был ни злопамятным, ни мстительным. Понимал мотивы коллектива, входил в положение и знал – могло быть стократ хуже. Последним, старательно пряча глаза, к парню нерешительно приблизился Пророк.
- Кас, - глубокий вздох. – Я виноват, - Новак улыбнулся чуть криво, с легким укором посмотрел на друга.
- Ты-то должен был догадаться, - здоровый детина семь на восемь нахмурился и стоял, рассматривая пол. - Ты же первый стал со мной общаться, - не то, чтобы он злился на Лемона, но некоторая степень разочарования присутствовала, никуда от нее не деться. И все равно, глубокое уважение к товарищу, первому протянувшему новичку руку дружбы, не позволяло капралу сердиться или ненавидеть. - Я не знал, что между капитаном и инспектором есть какие-то разногласия, да и до сих пор подробности мне неизвестны. Знал бы – ни за что не стал даже разговаривать с Уокером. Но сейчас прошу – давай не будем больше поднимать эту тему.
- Не стану оправдываться, - Чак, наконец, отвлекся от рисунка на плитке пола, прямо глядя на друга. - Поступил я, как последняя скотина. Не разобрался, не дал шанса объясниться. Причины не важны. Если… если ты еще не отказался от идеи считать меня другом…
- Нет, - решительно перебил его парень. – Не отказался.

Рукопожатие. Крепкое и настоящее. Следом за ним – рывок и объятия, душащий захват огромных ручищ. Просящий и прощающий. Когда Пророк выпустил Кастиэля, подошел Гарт. Протянул ему то самое фото – кусочек скотча, на который Новак приклеивал его к дверце, высох за почти три месяца, изображение выпало из шкафчика через щель. Душечка невнятно пробормотал слова извинений и хлопнул сослуживца по плечу, чуть не отсушив конечность. Нитро от всего звена поблагодарил капрала за спасение командира – никто ему так и не сказал, насколько сильно они переживали, и как радовались, что Новак не испугался нарушить регламенты. Капрал заливался краской, обескураженный таким вниманием к собственной персоне. Он не привык, когда его благодарят, хвалят или просят прощения. Подобные проявления вызывали у застенчивого парня чувство неловкости и незаслуженности, будто он украл и пойман на месте преступления.

- Мужики, я тоже хочу целоваться с кэпом, - вдруг заявил Адам минут через пятнадцать, когда отряд расселся по лавкам, рассказывая вновь прибывшему сослуживцу новости. – Может, меня уже повысят, наконец, - он окинул собравшуюся вокруг Новака, резко притихшую компанию хитрющим взглядом. Кастиэль посмотрел на них исподлобья, потом прыснул, не сдержавшись. Следом за этим смешком громогласно расхохоталась вся команда. Шутка прозвучала забавно и добродушно, без стремления поддеть. Ничего не попишешь, это мужская логика – к тому, что беспокоит, нужно подойти с точки зрения юмора, тогда оно потеряет гнетущий или пугающий смысл. Все они знали, что Новака запросто могли выкинуть из агентства за нарушение инструкций, все помнили, как вместо благодарности третировали его несколько недель. Осознавали, что он мог и имел право поступить, как того требуют предписания и сам старшина, и сейчас бы один из них - лучший и достойнейший из них - уже кормил червей. Мужчины, ежедневно рискующие своей жизнью, решают эмоциональные проблемы несколько иначе, ведь времени копить обиды или стыдиться нет. Сегодня упустишь возможность провести время с другом – вполне вероятно, завтра его похоронишь, всю оставшуюся жизнь сожалея, что не отпустил.

- Придурки, - еле выдавил из себя парень, захлебываясь смехом. – С чего вы взяли этот бред сивой кобылы?
- Да ладно, Кас, все знают - тебя оправдали потому, что ты здорово целуешься, - поддел его Нитро. – Виктор Хэндриксон нам все рассказал, - офицер откинулся назад, на дверцу шкафчика, продолжая ржать.
- Ага, - влез Гарт. – Мы уже скинулись с парнями!
- Чего? – не понял капрал. Коллеги заговорчески переглянулись, снова дружно загоготали, прекрасно зная направленность своих дурацких шуток.
- Ну, как же, - выдал Чак. – Ты теперь, как честный человек, - он прервался, давя прорывающийся хохот, - просто обязан жениться на Спарке!
- Да идите вы, - широко улыбаясь, отмахнулся Новак и тут же получил ощутимый тычок кулаком в плечо. Парень поморщился, стараясь не выдать неприятных ощущений – такие дружеские жесты вполне приемлемы. Это примерно как мать погладит ребенка по голове, только более брутально.
- Давай, расскажи нам, - деланно заканючил Душечка, всплеснул руками прямо как кумушки-сплетницы из коттеджных поселков, которые все про всех всегда знают. – Нам таааак интересно! Мы же твои верные подружки, не жмись! – остальные одобрительно загудели, поддерживая, поднялся гомон, гвалт, взрослые пожарные, солидные и ответственные, вроде бы, люди, наперебой соревновались друг с другом в идиотизме.
- Ну, - теребили они Кастиэля, - как Спарк? Правду говорят, мастер, или врут все?
- Конечно, рассказывай, - глубокомысленно пробасил Миллиган. – А то меня уже полтора года в сержантах держат, - он хотел выдержать полную серьезность и обстоятельность, но фыркнул. – Надо же знать, понравится мне или нет. А то вдруг не повысят, так хоть не зря целоваться полезу. Помоги товарищу, - еще одна яркая вспышка гомерического хохота. Наверняка через открытое окно слышно даже на улице – всех ворон распугали.
- Придурки, - покачал головой капрал. Если бы он только мог передать всю степень своего смущения, хотя, наверное сослуживцы видели и сами – он покраснел до состояния свеклы. Тем более, замечая состояние Новака, они приставали еще больше, заставляя его еще больше смущаться. Понимая, что мужики не отстанут, пока не получат свою долю приколов, Кастиэль принял игру. – Это было незабываемо! – сложил он ладошки домиком, явно копируя жест одной из гламурных див телевидения. – Просто восторг, - закатить глазки, говорить с придыханием, - никак не могу расстаться с мечтами. Думаю, - пропищал он, подражая голосу какой-то девушки, - может мне тоже под плиту попасть? Вдруг капитан меня еще раз поцелует? – и захлопал ресничками. Ржач. Нитро, не переставая хихикать, стер с правого глаза выступившую слезу. Такого мастерского выступления он еще не видел, особенно принимая во внимание пылающие кончики ушей капрала.

День спокойный, текущие задания выполнены, поэтому отряд продолжал сидеть в раздевалке, пересыпая разговоры шутками и анекдотами. Через пару часов, когда время ланча закончилось – блины мамы Бэт, как всегда, съелись вперед привезенных салатов и гамбургеров – Кастиэль поднялся со скамейки, объясняя коллегам, что ему необходимо показаться командиру звена, но парни его остановили. Оказалось, что капитана еще утром вызвали в центральный штаб – резкий и прямолинейный старшина снова повздорил с кем-то, с кем стоило бы ходить по струнке. Винчестер часто нарывался на подобные проблемы из-за своей несдержанности, вспыльчивости и тяги обязательно поставить на место очередную штабную крысу. Если бы не его острый язык, молодой офицер уже носил майорские дубовые листья на погонах. И как раз из-за его острого языка капитана уже давно должны были уволить из состава внутренних сил – поводов имелась масса. Но он герой. У Винчестера есть федеральная награда – Серебряная Звезда, врученная лично вице-президентом Диком Чейни - правительственный орден за проявленное мужество и самоотверженность, обладатель которого приобретал поистине неподкапываемое положение в агентстве – попробуй-ка, уволь в запас долбаного героя нации!
Награду тогда еще лейтенант получил за Катрину. 2005 год, Луизиана. Шестой по силе ураган за всю историю наблюдений за метеорологическими явлениями, 80 процентов Нового Орлеана скрылось под водой. Почти полторы тысячи жертв. Мобилизация всех внутренних силовых структур, в том числе и пожарных – агентство-то одно. А тогда ситуация сложилась более, чем чрезвычайная. 2005, вне зависимости от астрологических прогнозов, стал для Винчестера знаковым. Он приобрел орден, врага и репутацию самого прожженного и сурового сукиного сына. Потерял отца, и с этой потерей в его жизнь вошла решимость суицидника. В Новом Орлеане он вывел из пожаров и затопленных зон пятерых пожарных, которых уже трое суток как объявили пропавшими без вести. Ради их спасения пожертвовал десятком гражданских, заблокированных без возможности выбраться в убежище. Поступил правильно, с какой стороны не посмотри – те пятеро попали в западню, пытаясь помочь людям, у которых уже не оставалось шансов. Собственноручно вытащил двадцать семь человек через узкую решетку – порой ломая или выворачивая особо широкие кости… сохраняя жизни ценой невыносимой боли. Никто из пострадавших и свидетелей не заявил на молодого офицера. Смерть в огне хуже переломов. Справедливая, пусть и высокая цена за жизнь.

Там же мужчина оставил друга. Фрэнки. Фрэнк Деверо, самый чокнутый придурок из всех придурков. Винчестер удивлялся слепоте приемной комиссии, одобрившей кандидатуру Деверо на поступление в КМБ. Да по нему психушка плакала, а его в пожарные взяли. Учились вместе, в траншеях лазили вместе, дым глотали вместе. Вместе ненавидели ублюдка Уокера. Сдохнуть тоже должны были вместе. Только Фрэнки не знал слова «нет». Плевал на правила, регламенты и предписания, наслаждался адреналином и красотой пламени, пироман хренов. Говорил, тому, у кого отец спасал коллег 11 сентября в Нью-Йорке, не пристало следовать букве инструкций, подкалывал друга, пока Джон не погиб. А потом просто вошел в горящее здание и не вышел. Вот и вся история. Балтимор, штат Мэриленд, 2007. Десять отцепившихся от основного состава товарных вагонов с опаснейшими ядохимикатами, взрыв, техногенная катастрофа, три рухнувших жилых здания. Костюмы с химзащитой, которые Винчестер на дух не переносил – тяжеленные, неуклюжие, сковывающие движения. Над каждым шагом специалистов заранее подвешен дамоклов меч. Повышение до капитана, постоянная приписка к Милуоки, назначение на должность старшины АРИСП. Конечно, возможность разъезжать по стране из штата в штат привлекала капитана, но очень уж соблазнительным оказалось предложение. Сингер прямо сказал, что в день ухода в отставку порекомендует на пост начальника подразделения Дина, правда, сам Дин только расхохотался в ответ и сообщил удивленному другу, что такой расклад из области фантастики. Никому не нужен на месте бюрократа человек, отрицающий сам факт возможности подчиняться штабному. Единственный командир, указывающий Винчестеру, что он должен делать – тыловой на операции. Всех остальных мужчина смело слал на хуй. Прямо туда и слал, не оглядываясь на количество звезд, увенчивающих погоны. С гордостью носил парадные эполеты, но никогда не вынимал орден из футляра – только плашку. Говорил - рубин, обрамленный серебром, слишком похож на кровь.

Дин аккуратно прикрыл дверцу Шеви, стряхнул с плеча несуществующую пылинку и взбежал по ступенькам. Легким толчком повернул дверь, бросил на поднос охраннику ключи и прошел через рамку металлодетектора. Необходимая мера – столь грозный вооруженный охранник и сканер. Силовые и вспомогательные структуры очень часто попадают под удар разного рода экстремистов, а после одиннадцатого сентября большой брат на террористах в буквальном смысле слова, помешался. Везде, во всех управлениях, где сидит маломальская шишка, понатыкали техники – взрывные устройства разыскивают. Язву сибирскую. Идиоты. Лучше бы расчеты модернизировали. Офицер кивнул Биллу Уотерману, поймал в кулак брошенную охранником связку ключей и направился к комнатушке, которую по какому-то недоразумению называли кабинетом. Широкоплечему мужчине с трудом удавалось там повернуться, особенно если требовалось достать документы из шкафа или сейфа, например. Там он снял китель, вмазавшись локтем в вешалку, и накинул форменную куртку. Сегодня рабочий день, не дежурство, поэтому брюки переодевать бессмысленно. В конце концов, всего через час домой. Дин ненадолго задумался – ехать к себе или к Нику. На улице жарища, август месяц, как-никак. Хэттуэй наверняка где-нибудь в парке просидит до сумерек – карандаши, альбомы. Тесты хорошо сдал, подтвердил стипендию на следующий учебный год. Дома офицер четвертые сутки не показывался, хорошо на втором этаже живет миссис Розмари, убирается, иначе там пылью бы все заросло по крышу. «Твой постоянный партнер сойдет с ума от одиночества» - всплыл в памяти голос Ника. Почти три месяца прошло, а эти слова звучат, как колокольный звон. На дне души снова поднялась муть – как осадок на дне нефильтрованного пива. Пить не мешает, но настроение портит. Винчестер длинно выдохнул и решил зайти к парням. Сегодня спокойный день, а значит они либо в комнате отдыха, либо в раздевалке. Новак еще выйти должен. Мысль о сержанте не добавила радости – момент осознания причин срыва тоже не собирался стираться из памяти. Определенно, этот пацан занимает слишком много места. Везде.

- А потом, - Дин сделал шаг в раздевалку и первым делом услышал голос Пророка, - этот хлыщ подскакивает к Спарку и ну на него орать: «Я подам на вас жалобу полковнику Сингеру!»
- Ага, - дружный смех. – Нашел, на кого прыгать, - Гарт.
- Точно, - фырканье. – И кэп такой – «да подавай». Развернулся и к ОТС. Хлыщ за ним – хвать его за плечо, - взрыв хохота.
- Он ударил майора? – тенор сквозит удивлением и нотками недоверия. Новак. Пришел-таки, хотя не должен был. Винчестер вдруг улыбнулся – неожиданно для самого себя.
- Нет, - густой бас приобретает коварные нотки. – Он ладонь стряхнул, будто там муха сидела, а потом повернулся и сам ему руку на плечико положил.
- В боевой перчатке?!
- Ага, - снова смех.
- Бедный майор, - протянул парень, словно жалея неизвестного ему коллегу, рискнувшего связаться с разгневанным Винчестером на свою беду, но на самом деле в голосе слышалась улыбка. Капитан решил, что подслушивать, как про тебя же травят байки, жутко перевирая при этом историю, да еще и преувеличивая немало – некрасиво.
- Здорово, мужики, - капрал повернул голову на звук баритона. Тембр звучал совершенно иначе, не так, как он привык слышать. Отсутствовала ярость и раздражение. Усталый, слегка поблекший тембр, сорванный то ли громкими ругательствами, то ли смехом. Капитан подошел к группе, окинул взглядом подчиненных. Поочередно ответил всем на рукопожатие и повернулся к стоящему, опираясь на дверцу шкафчика спиной, Новаку. Протянул кисть в приветственном жесте. – Ну что, Новак, подтвердил квалификацию? – изогнул он бровь.
- Так точно, сэр, - очень тихо ответил капрал.

Он смотрел на своего командира, слушал голос и ловил малейшие проявления мимики. По коже пробежались мурашки, вокруг его изящной руки сомкнулась загрубевшая, покрытая мозолями и белыми рубцами ладонь. Сухая и широкая, очень сильная. Ноги неожиданно стали ватными, а дыхание срывалось, Кастиэлю показалось, что от лица единомоментно отхлынула вся кровь. Он неотрывно рассматривал глаза Винчестера, цвета зеленого ореха. Теплый оттенок, в глубине которого плещется арктический холод и безмолвное, безучастное равнодушие. Захватывало дух – словно резкий спуск в вагончике на американских горках, что-то в груди сжало ледяным кулаком, перед глазами поплыла комната, а в памяти со скоростью света, но отчетливо до малейших деталей, один за другим мелькали табуированные, запечатанные вето эпизоды, наполненные грязным, непристойно-циничным содержанием. Шквал эмоций – безжалостный девятый вал, сметающий все на своем пути. Кастиэлю показалось, он больше не слышит стука своего сердца, микросекунду спустя понимая, что частый, суетливо-заполошный приливный шум в ушах и есть его пульс – не сосчитать. Что-то в сознании настойчиво шептало немедленно отвернуться, опустить взгляд в пол, но шепот еле уловим на фоне сбитой мольбы, гортанных стонов и криков, эхом отдающихся от уголков души. Стальной захват, заставивший парня покривиться от боли в холле здания суда, сейчас лишь подчеркивал, провоцировал тактильную память. Несильный замах, тыльная сторона, струйка со вкусом ржавчины с уголка рта. По телу пошла волна дрожи, пальцы судорожно свело, сжимая. Цепляя их за ощущение прикосновения, как утопающий цепляется за соломинку. Он действительно тонул, захлебывался нахлынувшими воспоминаниями, эмоциями, чувствами. Обнажен перед самим собой, абсолютно беззащитен, покорен и податлив. Слова. Те самые слова. Оттуда, из-за черты забвения, из мира пугающих, манящих томных грез. Запретных и неправильных, неестественных. Защипало глаза, его повело куда-то в сторону, он понимал, что падает, но не имел сил предотвратить движение. Видел лишь изгиб губ, что-то неслышно говоривших. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох-вдох-выдох. Вдох…

- Эй-эй-эй, малой, - Дин подхватил резко побелевшего капрала под локоть, замечая, что тот сейчас сползет на пол по железной, покрашенной в светло-бежевый цвет дверце. Новак только отчаянно пытался удержаться в сознании, раздавленный снизошедшим откровением, уже выныривая из шока, цеплялся за возможность сохранить хотя бы достоинство. – Отведите его в медчасть! – рявкнул Дин.
- Не нужно, - промямлил Кастиэль. – Со мной… - он заставил себя продолжить, - все нормально, - он прочертил глазами визуальную линию от плеча капитана до его запястья, осознал, что мужчина все еще держит его за руку.
- Отставить, - безапелляционно скомандовал Винчестер. – Пророк – пошел, - мужчина махнул свободной рукой, к растерянному капралу тут же подскочил Чак, потом посмотрел на капитана, явно намекая на что-то. Дин, не сразу поняв, в чем конкретно дело, разжал кисть. Спустя минуту, в раздевалке остались только Душечка, Нитро и Глобус. – Вы в курсе, что с ним? – обвел старшина подчиненных подозрительным взглядом. Получил отрицательные кивки в ответ, убедившись, что парни тут ни при чем.
Собственно, он и не сомневался в ребятах – шутки шутками, но играться со здоровьем звеньевые не станут, в служебное время, во всяком случае. Его занимал взгляд капрала - очень странный. Глаза Новака вообще привлекали Дина, завораживали насыщенным цветом. Глядя в них, создавалось впечатление тайны. Загадочности. Свежести. И парень смотрел, словно в самую суть Винчестера, считывал желания по мимике. Капитан, приняв свою ошибку в отношении подчиненного, нашел в себе уважение к Новаку. И даже восхищался им – немножко совсем. Он так молод. Смел, мечтателен. У капрала все еще впереди, он спасет множество жизней, не пожалеет собственной ради другого. Когда-нибудь зайдет в пылающий дом и не вернется. Как многие до него. Многие… Нет уж, вот это без Винчестера. Пусть переводится, ждет, пока капитан не переведется или вообще увольняется. В звене АРИПС уже четыре года не менялся состав. И еще столько же не изменится. Подыхать – в другом месте.

Кастиэль с трудом попал кромкой ключа в замочную скважину и ввалился в квартиру, качаясь из стороны в сторону. После посещения медпункта – медсестра измерила давление, пожала плечами и предположила, что дело может быть в резком падении уровня сахара в крови – капитан отправил Новака домой, предварительно приколовшись, что перед выходом на службу необходимо выспаться, а не жарить какую-нибудь цыпочку. Сослуживцы хохотнули, конечно, но развивать линию прикола не стали - отряд видел, как ему внезапно и стремительно поплохело, так что решение старшины поддержали все без исключения. Кастиэль не протестовал. Он ответственно и всерьез относится к работе, но в данную минуту парень легко согласился уйти куда угодно, по какой угодно причине, лишь бы не оставаться со старшиной в одном здании. Новака накрывало с головой, отнимало волю и способность объективно смотреть на происходящее. Он едва дышал, увидев Винчестера. Все забытые отрывки порно-снов немедленно и неотвратимо всплывали в сознании; как моментально вспомнилось, что гей среди его знакомых – черт возьми, слишком близко знакомых! – все-таки имеется. Как он умудрился забыть?! Новак не знал, что думать. И вопрос, который еще утром пугал парня до такой степени, что тот не был способен спокойно определиться с формулировкой, теперь навязчиво долбился о стенки черепа, проламывая их едва ли не насквозь. Выдержки справиться в одиночку не хватало. Поэтому капрал поступил так, как во все времена поступают мужчины, сталкивающиеся с трудностями – напился. До зеленых соплей, до прыгающих тропинок. Никакой. В стельку, еще говорят. Сейчас он стоял, опираясь спиной на стену коридора, и кое-как скидывал с себя одежду – всю подряд. Кроссовки, джинсовку, дернул хлястик рубашки, но опомнился и пополз к себе в комнату. Как он и желал, часть мозга, отравленная алкоголем, отключилась, даруя иллюзию покоя измученному неизвестностью и страхом обладателю.

- Джимми? – окликнул его голос матери. По полу дробно застучала набойка трости, женщина подошла к едва держащемуся на ногах сыну. Подняла руку, чтобы привычно прикоснуться к его лицу. Парень покорно дождался, пока она отнимет ладонь, стараясь не хмуриться, чтобы не выдать своего состояния. Получилось из рук вон плохо, видимо, потому что, несмотря на позднее время, Гриссом и не подумала вернуться к себе.
- Мааатушка! – протянул Кастиэль, осознав, что соскочить не удастся. – Мама. Да, это Джимми, - почти не запинаясь, произнес он. Попытался отлепиться от панели, но не смог – сил не хватило. Чистый бурбон не очень хорошо влияет на молодой, неискушенный в питие организм.
- Сынок, - вкрадчиво начала Бэт, недоверчиво улыбнувшись, - ты что, пьян?!
- Что? – возмутился Кастиэль. – Нет! – потом окинул скептическое выражение лица женщины. – Да. Очень, - широко распахнув глаза, будто это могло помочь ему отчетливее видеть, ответил парень.
- Что-то случилось? – Элизабет присела на пуфик, который Новак специально поставил в коридоре, чтобы мать могла переобуваться без риска упасть, вслушивалась в его голос, находя там малейшую ложь - особенно ту, что во благо. Женщине не о чем беспокоиться – ее ребенок до сегодняшнего дня всего дважды появлялся дома нетрезвым, скорее, состояние Джеймса вызывало в ней веселье. – У тебя неприятности? – поинтересовалась она на всякий случай. Уверена была, что дело не в проблемах служебного характера – такие Джимми предпочитает решать как можно более подготовленным и во всеоружии.
- Не-а, - промычал он, подумал. - Хотя, - хмельно рассмеялся сын, - тут, смотря с какой стороны посмотреть. Может быть, и да, - пожал плечами парень, качаясь.
- Присядь, - посоветовала она сочувственно. Кастиэль посмотрел на нее с искренней благодарностью и стек по стеночке на пол. Запрокинул голову, пытаясь прогнать головокружение. – Расскажи мне толком.
- Да чего тут рассказывать, - махнул рукой Новак, но вышло ненатурально. Бэт чувствовала – сына что-то беспокоит, и он то ли не решается с ней поделиться, то ли стесняется. А может, даже не хочет. Мудрая женщина знала пару причин, способных довести до такой кондиции молодого симпатичного мужчину. – Понимаешь, мам, - голос Кастиэля совсем потух, приобрел нотки страха и растерянности. – Я, кажется, гей.

@темы: Destiel, AU, Фанфики

---

"Обратная тяга"

"Сукин сын Винчестер"

Глава восьмая, тыц

Глава посвящается талантливое и внимательной мете - Huddy bear.
Спасибо за все.

Написано под: Three Days Grace - Pain
и 3 Doors Down - Here Without You

Старенький лифт слишком медленно поднимался на восьмой этаж, скрипя механизмами, как старая рухлядь – того и гляди, рассыплется к чертовой матери. В тесном пространстве метр на метр стоял мужчина в темно-зеленой форме федерального агентства по чрезвычайным ситуациям. Офицер, видимо, умудрился заболеть в середине апреля – вид у него явно нездоровый, кулак нетерпеливо постукивал по панельной стене, словно подгоняя с трудом тащащийся короб, а когда кабина спружинила, останавливаясь, на лице отразился шквал эмоций – в основном, облегчение. Он порывисто вышел в подъезд, тщетно уговаривая себя не спешить, неловко вытащил из кармана связку ключей, принялся открывать дверь в квартиру, но не смог попасть кромкой в замочную скважину – руки у него заметно дрожали. Царапнув несколько раз по декоративной пластине замка, он раздраженно чертыхнулся, несколько раз глубоко вдохнул, снова попытался. Внезапно створка, обитая металлическими пластинами, раскрылась, пропуская его внутрь.

- Дин? – парень, хозяин квартиры – явно только из душа - стоял одетый лишь в полотенце, намотанное вокруг бедер. Он услышал, как снаружи царапается металл по замку и, будучи не робкого десятка, решил проверить, что происходит. Винчестер, не удостоив его даже словом, шагнул в коридор. Выглядел он, по мнению Ника, сногсшибательно. Форма. Парень любил, когда любовник приходил к нему в форменной одежде, а ведь это даже не парадный костюм. Фуражка, козырек отцентрован строго по оси сечения, брюки с лампасами, идеально отглаженные. Стрелками, казалось, можно порезаться. Китель с погонами – позолоченная фурнитура, обязательная к ношению плашка Звезды Героя. Жесткий, накрахмаленный воротник белой рубашки, чопорно застегнутой даже на верхние пуговицы. Статный, суровый офицер внутренних сил, в проницательном взоре вечно застывшая стужа. Хэттуэй с беспокойством отметил испарину на лбу Дина. Лихорадочный румянец, буйно расцветший на щеках, неестественно широкие зрачки – как бездонные колодцы, скрывающие радужку, подрагивающие пальцы. – Ты простудился? – спросил Ник с тревогой в голосе. За прошедший год парень видел его только один раз в подобном состоянии, очень давно, когда они только начали встречаться. Воспоминаний о том дне парню хватит на всю жизнь.

- Нет, - мужчина срывал с себя форму. Головной убор улетел куда-то вправо, китель просто осел на пол. Дин не позволял себе так обращаться со служебной атрибутикой… в здравом уме, во всяком случае. Сейчас он вряд ли мог сказать, что ясно мыслит. Единственное, чего он отчаянно, вынужденно хотел – секс, поэтому сгреб Ника в объятия, наплевав на вялые протесты, и прижал к стене, намереваясь поиметь прямо на месте.
- Дин, - выдохнул Хэттуэй, урвав глоток воздуха между поцелуями, - пойдем в спальню. Пожалуйста, - обвиняющий, недовольный взгляд, потом Винчестер подхватил его под бедра, устроил себе на пояс, и, не разбирая дороги, направился через гостиную к крохотной комнате, большую часть которой занимала широкая кровать.

Там он уронил ношу на постель, принялся раздеваться, не отводя глаз от распластанного на смятых простынях любовника. Ткань трещала, кое-где разъезжаясь, по полу покатилась сорванная запонка. Дин не говорил ни слова, не объяснялся, не обращал внимания на слегка напуганный вид Ника. Хэттуэй знал, что Винчестер никогда не причинит ему вреда – не тот человек – и страшило его только это гробовое безмолвие. Дин, собственно, всегда немногословен, сегодня же он даже не поздоровался, ворвавшись в дом, как ураган. Расправившись с одеждой, мужчина всем весом навалился на Ника, подминая под себя хрупкое изящное тело, руки сжимали плечи, будто стремились сломать. Дин больше не отвлекался на поцелуи, не растягивал ласки. Он вжимал в матрас инструмент для достижения желаемого. Возбуждение, неисчислимое по своей мощи, вылившееся в крышесрывательный стояк, накрыло его еще на выходе из здания суда, мыслительный процесс элементарно остановился, переключаясь с головы на пах. Со дня последней операции в Миннеаполисе он решал свои проблемы самоудовлетворением – сначала секс был физически невозможен, затем Ник уехал в Чикаго на конкурс. Пару раз Винчестер задумывался найти себе мальчика на ночь, но проституток он чурался, а на поход в клуб необходимо время, а главное – желание. Он привык за последнее время к определенной свободе в постели, привык, что может позволить себе эксперименты. К тому же, как он говорит – член нашел не на помойке, и куда попало его тыкать не будет.

Хэттуэй вытянулся струной и звонко вскрикнул от наплыва ощущений. Дин жадно поглощал его эмоции, впитывал, пытаясь заполнить гнетущую пустоту, поселившуюся в душе зияющей дырой. Он желал вытянуть из любовника самую суть, поглотить его наслаждение, наслаждаться сам, забывать обо всем на свете, вытравляя боль и страх телесными удовольствиями. Ладонь скользит по затвердевшей плоти, ногти впиваются в нежную тонкую кожу. Мужчина переворачивается на спину, тянет на себя партнера, укладывая сверху. Шепот. Наполненный грязным, непристойным смыслом. Рука нажимает на плечи, перебирается на затылок, заставляя сползти ниже. Властный захват, которому нет возможности сопротивляться. Дин привык получать то, что хочет, прогибать и подавлять под свою волю любого, вставшего на пути, любого, вызвавшего краткий, быстро угасающий интерес. Мягкие, умелые губы Ника обхватывают головку члена, кончик языка проводит влажную дорожку по уздечке, углубляется в отверстие уретры. Одобряющий шумный выдох, Дин пропускает пальцы меж прядей, наматывая длинные волосы на кулак, и притягивает к себе голову любовника, проникнув, кажется, почти до глотки. Почувствовав невысказанный протест, вдавливает ладонь в шею, не разрешая отстраниться, до тех пор, пока не ощущает капли слез на коже. Глубокий вдох и снова авторитарное притяжение, не позволяющее и глотка воздуха.

- Тише, детка, - первые слова, больше похожие на требование. Баритон глухой, истомленный, в нем явственно слышится усталость и тоскливый надлом. Будто все происходящее сейчас – настоящее, жестокое насилие над личностью Дина. А может, так и есть?.. - Давай, - хныкнул он. – Впусти меня, - отчаянная мольба о том, что так необходимо. А может, необходимо просто спрятаться, закрыть себя, истекающий болью кусок фарша, за привычными действиями и реакциями, отрешиться от мыслей, отнимающих покой и равновесие.
Ник расслабился, как Дин и просил. Покорно перестал сопротивляться, предоставив Винчестеру возможность делать с ним все, чего тот только пожелает. Мужчина сильнее нажал на затылок, насаживая на себя блядский влажный рот, задыхался волнами оглушающего восторга, получаемого от полного, безоговорочного обладания. Головка члена часто скользит по нёбу, кромка зубов, едва задевая, царапает плоть, перемешивает боль и удовольствие в неповторимый, ядовито-сладкий купаж. Губы, блестящие от слюны, чуть вспухли, смыкаясь вокруг напряженного ствола, яростно втискивающегося между ними. Сухой приказ - «Вдохни» - и проникновение, подавляющее даже рефлекс, заполняющее горло. Дин вжал голову партнера в пах, млея от интенсивности ощущений – парень туго обхватывает его, не мешая – гортанно стонет, исторгая эмоции из груди. Винчестер замер, положил левую ладонь поверх правой, жестко фиксируя Ника, и несколько раз размашисто толкнулся бедрами еще глубже, заставляя рот прижаться к самому основанию члена, остановился едва не крича от блаженства. На живот ему легла рука, отталкивая – Дин понял, что тот уже задыхается – потом вторая, Хэттуэй начал трепыхаться, чем вызвал у мужчины всепоглощающее желание ни за что не отпускать. Наконец, когда у Ника в глазах уже начало темнеть, Винчестер дернул его за волосы вверх, разрешая дышать. Припал благодарным поцелуем, долгим и влажным. Он интуитивно слышал немой вопрос, но и не подумал на него отвечать. Сейчас неважно все, кроме секса.

Хэттуэй судорожно хватал ртом воздух, пьяно расплываясь под грубыми ласками. Дин перевернул его на живот, провел по гладкой коже ягодиц, с трудом заставил себя отвлечься от желания немедленно проникнуть пальцами в ложбинку и требовательно надавил на губы любовника, принуждая смочить. В тумбочке рядом лежали любрикант и презервативы, но у него уже не хватало выдержки возиться с девайсами. Как только ему показалось, что импровизированной смазки достаточно, прикоснулся к колечку мышц, пульсирующих ожиданием. Обвел по окружности, затем вдавил сразу два пальца, горделиво выслушав всхлип. Растягивал вход, углубился в горячую тесноту, привычно нашел чувствительную, дарящую самое невыносимое удовольствие точку, ритмично стимулируя ее быстрыми касаниями. Хмелел от вплывающего, обволакивающего мозг дурмана, красного марева, застилающего глаза. Суетно-торопливым рывком раздвинул ноги любовника, наваливаясь всем весом, накрыл хрупкое тело собой, отняв малейшую возможность двигаться. Ник не протестовал. Он понимал, что с Дином снова происходит что-то неизвестное – как тогда, в начале их запутанных отношений – Винчестер пришел едва ли не невменяемый, не выпускал из койки до утра. Не сделал ничего плохого, просто напугал. В таком состоянии мужчина ничего не слышит, кроме стонов, ничего не чувствует, кроме наслаждения. Ничего не хочет, кроме дикого, болезненно-длительного секса. Дин в принципе никогда не трахается быстро, но в подобной ситуации секс может продолжаться часами – без оргазма. Не может кончить, тонет в ощущениях, нарастающих и предательски спадающих, мучается, не имея возможности ни сбить эрекцию, ни достичь разрядки.

Винчестер сгреб Ника в объятия, подвел предплечье под шею парня, сковывая локтевым захватом. Он любил держать любовника в полной власти, лишать движения и дыхания, упивался обладанием. Как-то Хэттуэй предположил, что Дин неплохо чувствовал бы себя в среде BDSM, на что Дин ответил ему смехом и полным пакетом игрушек, опробованных в первый же вечер. Откровенно говоря, вдохновили мужчину только проникающие девайсы. Фиксировать он предпочитал сам, без всяких там наручей или манжет. Контроль для Винчестера важная часть соития, доставляющая не меньший восторг, чем само обладание. Дин уперся головкой члена в колечко мышц, вжимаясь пахом в упругие ягодицы, вошел сразу на всю длину, прижимая к кровати бьющегося Ника. Остановился на несколько секунд, блаженно переживая первую ошеломляющую волну ощущений, ткнулся лбом в затылок партнера и прикусил кожу, глубоко погрузив зубы. Отстранился и снова втиснулся в тугие гладкие мышцы, облекающие собой уже ноющий от напряжения ствол. Пока он добрался до квартиры Ника от зала суда, прошло часа три. Все это время под ширинкой брюк наливалась эрекция, надавливая плоть о металл молнии и резинку трусов до синевы. Каждый миллиметр кожи покалывало, словно низковольтными разрядами электрофореза, нервы откровенно зудели, дыхание срывалось. Мысли вымело из сознания – все, кроме одной. Он хотел кончить, немедленно, как можно скорее, сейчас же… но знал, что не еще не скоро сможет получить желаемое.

Он трахал Ника долго. Врывался членом в узкую задницу, останавливался перевести дух и стереть пот со лба, опять принимался терзать обессиленное тело. Мужчина не мешал оргазмам любовника, как обычно это делал, хотя бы потому, что в данный момент ему было совершенно не до Ника. Хэттуэй мог – и Дину прекрасно известен сей факт – кончать с Дином даже не прикасаясь к собственному паху. Дело в чувствительности самого парня или в искусстве Винчестера, никто не вдавался в подробности. Сейчас он врывался налитым стволом, болезненно распираемым притоком крови, сосредотачиваясь только на своих ощущениях, только на себе. Эгоистично и безжалостно, заходясь в горячке томного предвкушения, размашисто вбивался бедрами, руки затекли от одной позы, которую он не менял – сколько уже? Любовники не смотрели на циферблат, Дин вообще никуда не смотрел, зажмурившись. Он прикусил губу, сжал челюсти до желваков на скулах, роняя время от времени измученные стоны, почти скулил от тянущей неудовлетворенности, жестокого и неутолимого голода. Ник не видел смысла в отсчете пройденных минут и часов, зная как то, что Дин не сможет отпустить его ровно до того момента, пока не получит вожделенного оргазма, так и то, что завтра вряд ли сможет сидеть, а может, и ходить. На простыни под ним растеклось вязкое влажное пятно, он сам кончал уже трижды, слушая довольный, с оттенком зависти рык партнера. Он хотел бы помочь Дину, но не знал, чем, да и важно ли это, когда он делает все для того, чтобы удовольствием возместить Нику убытки и моральный ущерб от осознания себя всего лишь дыркой, необходимой мужчине для достижения цели. Крик. Винчестер аккуратно – откуда у него только резервы остались, чтобы думать о парне? – высвободил руку, приподнялся на кулаках, свесив голову.

- Сдвинь ноги, - отчетливо слышится через короткие выдохи. Хэттуэй подчиняется, внутренне расслабляясь – если Дин сменяет позицию, значит, осталось недолго, и скоро он успокоится. Обычно он переворачивал Ника на спину и закидывал ноги себе на плечи, что в перспективе пролежать так час – весьма некомфортно. Парень свел бедра под плачущий всхлип Винчестера, едва сдерживающего, чтобы дождаться. – Туже. Еще туже! – хлесткие, умоляющие интонации. Настолько отчаянным голос Дина парень еще никогда не слышал, но, даже не будь он таким, Ник все равно выполнил бы любую его просьбу – или любой приказ. Приглушенный полувопль, проникновения становятся резче, отрывистее и глубже, пах снова тяжелеет, заставляя подобраться и вытянуться на постели, порочно отдаваясь заполненности, позволяя любовнику трахать себя, как дешевую развратную шлюху, с оттяжкой, без остановки, до потери сознания.

Дин окончательно отключается от реальности. Движения становятся вынужденно механическими, он уже не хочет секса, а нуждается в нем. Каждая молекула его организма трепещет и звенит, он запирается в себе, концентрируясь только на нервной системе, садистически, предательски изгаляющейся над владельцем. Тенор Ника, его пошлые страстные песни, так заводящие мужчину всегда, сейчас больше раздражают, мешая сфокусироваться на ощущениях, расплывающихся от паха по коже, проникающих в измененное срывом сознание. Затапливающих. Его раздражает, что удовольствие подбирается к самой макушке, но никак не накроет с головой, его слишком мало, недостаточно для пика. Сильные, развитые мускулы рук мелко потряхивает от напряжения, они не выдерживают долгой нагрузки, и, кажется, вот-вот Дина распылит на атомы томящим, хмельным, ненавистным предвкушением, обманывающим вот уже третий или четвертый час. Член от трения обжигает, пламя поднимается к низу живота, расходится по венам жидким пламенем, причиняет щемящую боль и невыносимую эйфорию. Ник замолчал, интуитивно, эмпатически почувствовав желания Дина, и сам Дин молчит, закусывая губы, только короткие выдохи вырываются из груди, он копит нарастающий экстаз. Там, под прикрытыми веками он бежит по искалеченной черной пустыне, спотыкаясь обугленными ногами о камни, крича от восхищения догоняющей стеной огня, стремительно приближается к обрыву. Раскидывает руки… на спину Ника, на светлую кожу, дробно падают, расплескивая брызги, ярко-красные капли, струящиеся в два потока по губе и подбородку мужчины, но Винчестер, не замечая хлынувшей из носа крови, быстро вдалбливается членом в тесную задницу любовника, утопает в наслаждении. Прыжок. Свинцово-синяя гладь необходимого как воздух, желанного озера на дне ущелья…

- Черт, детка! – широко распахнутые, но невидящие глаза, слипшиеся ресницы. Хищное, звериное рычание, перерастающее в протяжный стон. Дин поглощен вымученным, опустошающим, изматывающим, дарящим восторг и покой оргазмом. Дрожит всем существом, растворяя самую свою суть в неизбывном счастье довольства, изливается в тугие мышцы, всхлипывает с каждой каплей. Свежесть прохлады. Умиротворение. Несвязный, невнятный шепот в ухо и тяжесть удовлетворенного тела. Словно в одно мгновение охватил паралич, глухая, плотная толща воды ласкает растерзанное ожиданием сознание, отбирает лишние звуки, голос и движение. Воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь судорожным дыханием, больше похожим на шум кузнечных мехов.

Через пару мгновений Дин понял, что заливает терпеливо ждущего Ника и светлые простыни кровью, и перевернулся на спину, запрокидывая голову. Ненавидел дышать ртом, в особенности, когда болел - в первую очередь справлялся с насморком, а тут на языке еще и стойкий привкус побитого ржавчиной металла. Однако вставать сил не осталось, а теребить и без того измочаленного Ника мужчине совесть не позволяла. Он никогда не обсуждал с партнером первую вспышку и не очень стремился обсуждать вторую, но Хэттуэй абсолютно точно начнет задавать вопросы. Можно, конечно, в своей обычной манере послать любопытного парня, но подобный расклад нежелателен. По многим причинам. Во-первых, Ник надуется. Начнет строить обидки – молчать, отворачиваться, опаздывать с занятий. Парень не позволял себе истерить, делал то, что велено, многого не требовал. Не лез в душу, что наиболее важно, всегда готов был скрыться с глаз долой, если Дин хотел – даже из собственной квартиры, другое дело, что Дин не одобрял и не допускал таких выходок. Откровенно говоря, Ник единственная отдушина закрытого, как моллюск, Винчестера. Кроме Сэма, только он видел офицера в редкие минуты слабости, а уж в постоянных любовниках – дольше пары недель - вообще никто не задерживался. Во-вторых, не хотел, чтобы Хэттуэй расстроился. Ник слишком чувствительный, любит наворачивать педали, философствовать, выискивая смысл жизни и двойное дно там, где его отродясь не бывало. Творческая личность, мать его. Начнет беспокоиться, забивать себе голову, а на носу тесты. Нет уж, пусть учится. В-третьих, знал, что и без того не дает ему то, что парень заслуживает, а заслуживает он немалого.
С другой стороны, такой же список причин существовал и против откровенности. Дин не имел ни малейшего желания создавать долбаный прецедент. Один раз сделаешь так, как того хочет сучка, будешь навечно обречен танцевать под ее дудку. За одним объяснением последует второе, плавно скатятся в обвинения в безразличии, черствости, нелюбви. А там и до ревности и допросов недалеко. Ник хороший мальчик, вот пусть таким и остается. Он никому, даже брату, не позволял заглядывать себе в черепушку и обнажать собственные психологические проблемы. Он сам туда не заглядывал.
Хэттуэй поднялся с кровати, качнув ее. Дин приоткрыл глаза, глядя ему в спину, попытался спросить, куда тот, но не успел – парень вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Мужчина слегка насторожился такому равнодушию в отношении себя – обычно Ник после безумного секса всегда перекатывался поближе к любовнику, устраивал голову у него на плече и чирикал без умолку или засыпал. Сейчас же он, явно уставший до смерти, пошатываясь на подгибающихся ногах, свалил из спальни. Винчестер почувствовал себя странно – какие-то эмоции, ненавистные все без исключения, провернулись в душе раскаленным клубком. Может, Дин причинил ему боль в запале? Или навредил? Он попытался встать, зажав нос пальцами, уже сел и свесил ноги с постели, как дверь открылась, пропуская из гостиной сноп света, и Ника с какой-то фигней в руках.

- Зачем ты встал? – немедленно спросил парень. – Я тебе лед принес. Ложись, - Ник подошел и, дождавшись пока Дин плюхнется обратно, протянул ему компресс. Винчестер покосился на холодный мешок, но послушно взял и приложил к переносице. Хэттуэй скинул с живота любовника левую руку и начал влажным полотенцем оттирать потеки и размазанные пятна крови.
- Ты из-за этой херни поднялся? – изогнул бровь мужчина. – Я все равно в душ собирался.
- Да, - коротко ответил парень, проигнорировав последнюю фразу. Повернул голову Дина влево, добираясь до подсохшей струйки на щеке. – Ты, - вдруг прыснул он, - на вампира похож, - капитан еле уловимо улыбнулся, но его улыбка скрылась под слоем ткани – Ник решил вытереть и подбородок тоже.
- Спасибо, - буркнул Дин. Снова закрыл глаза, недовольно морщась – лоб ломило от приложенного льда. Он еще пару минут подержал компресс и, почувствовав, что металлический привкус исчез, бросил мешок на пол. Матрас снова качнуло, под бок подобралось теплое тело любовника, а на грудь легла голова, благоухающая каким-то сладким ароматом.
- Дин…
- Ммм?
- Ты не хочешь поговорить? – предсказуемый. Дин нахмурился, сомневаясь в выборе. Говорить с Ником о чем-то, не имеющем отношения к сексу или отдельно Нику, означало впустить его в свою жизнь. Трах – это потребление. Дин употреблял парня каждый раз, когда ему этого хотелось. Хэттуэй – не шлюха. На самом деле, услышь он, что кто-то так называет его любовника, исключая его самого в постели – вне койки Дин не позволял себе подобного – расколотил бы ебальник, не задумываясь. Нику нормально досталось от жизни, не хватало только, чтобы еще и какая-нибудь тварь его обижала. Он уверенный в себе и смелый. Красивый, засранец. Винчестер его уважал. Несмотря на кажущуюся хрупкость, не боялся ни угроз, ни насилия, ни общественного мнения. Однако этого слишком мало для доверия и откровенности.
- Нет. А ты? – мужчина чуть сполз вниз, удобнее устраиваясь. Кое-как натянул свободной рукой легкое покрывало – прохладно сегодня. Днем солнце палило нещадно, а к вечеру тучи собрались, пасмурно. Для дождей рано еще, лишь бы снег не пошел.

- Да.
- Я тебе больно сделал? – Винчестер посмотрел в черные, бездонные глаза партнера. Никогда не мог сказать, что там, в их глубине. Какая-то тайна, наверное. Первый раз видел черную радужку. Издалека порой казалось, что радужки вообще нет, именно этим Ник год назад и привлек Дина. Красивых парней, на самом деле, много. Красивых и умных меньше, и вдобавок послушных – совсем не найдешь. Но офицер не стремился себе кого-то найти. Так, если честно, случайно получилось. Это все глаза виноваты. Дин всегда смотрел в глаза человека – они отражают личность. По взгляду почти всегда можно определить сущность. Не зря ведь говорят, что они – зеркало, и не только души. Странно, что он не заметил чистой и честной душевной организации обладателя свинцово-синих, больших и немного наивных глаз. Жаль, что не заметил. Дину снова стало муторно – вина, постоянная спутница. Грызет, сука, сердце, никак сгрызть не может. По кусочку точит, будто знает, что так мучительнее. Почему нельзя выдрать себе кусок сознания – тот самый, в котором живут эмоции. Насколько упростилась бы окружающая действительность. Дин хотел бы жить в Либрии. В равновесии, безразличии, бесчувственности. Легко и просто – принял «Прозиум» и все эмоциональные проблемы решены. Нет вины, нет одиночества, нет вдохновения, сострадания, сопереживания! Ничего нет. Есть лишь приказ, выполняемый в соответствии с уставом. О’Брайен наверняка проклинал эмпатию, как и все остальные антиутописты. Они наверняка поняли бы Дина. «Я бедняк, и богатство мое – мечты. Я расстелил для тебя их, под ноги твои. Ступай помягче, ведь идешь по моим мечтам» - Дин ненавидел эти строки. Они всплывали в памяти всегда, когда на душе становилось погано.

- Нет, - тихий голос заставил мужчину вынырнуть из мыслей. Он устало вздохнул, аккуратно вытащил из-под головы Ника плечо и повернулся набок, лицом к парню.
- Что ты хочешь знать? – спросил Дин, принимая решение. В конце концов, Ник заслужил.
- Ты хорошо себя чувствуешь? – Хэттуэй отвел взгляд, рассматривая грудь партнера. – Я испугался, когда у тебя кровь пошла. Может, это из-за травм. Может, тебе к врачу надо, а ты, как всегда, забьешь.
- Это не из-за травм. Зря дергаешься.
- Тогда из-за чего? – настаивал парень. – Я впервые вижу такое.
- У тебя что, кровь носом никогда не шла? – фыркнул Винчестер. – Или ни у кого при тебе?
- У тебя – первый раз. Ни с того, ни с сего, в постели! – приятный тембр сквозил тревогой. – И ты… - он замолчал, раздумывая, стоит ли продолжать. Если задавать вопросы, которые его на самом деле беспокоят, Дин может не ответить. Он вообще может уйти и больше не возвращаться, потому что не любит пускать в свою жизнь посторонних. За прошедшее время парень неплохо разбирался в мотивах и поведении любовника. Хэттуэй анализировал их отношения, и свои собственные чувства к мужчине. Не мог сказать, что любит. И отрицать тоже не мог. Дин нужен ему, весь, сколько его есть, но Винчестер, как это не печально для Ника, одиночка. Он не переставал надеяться, но и иллюзий не питал. И решил для себя – пусть будет то, что есть сейчас, чем совсем ничего. Дин, конечно, когда-нибудь уйдет. Но зачем самостоятельно приближать сей момент, тем более, что ни в ком другом Хэттуэй не заинтересован. Возможно когда-нибудь в его жизни появится кто-то, кто сможет стать ближе Дина. Кто подпустит ближе Ника, не теряя цельности. А пока…

- Ну? – Дин подвел пальцы под подбородок, приподнимая лицо так, чтобы Ник смотрел ему в глаза. – Что – я? – он ожидал продолжения, приблизительно зная, о чем тот хочет спросить. Было бы удивительно не знать.
- Ты… - начал Ник, снова замолчал. – Забей, - наконец, выдал он, опасаясь говорить.
- Давай я сам, - усмехнулся Винчестер. – «Дин, какого хрена ты сегодня завалился ко мне домой, будто перехапался кайфа, и не слезал с меня почти четыре часа?» - передразнил он партнера. Ник нахмурился смущенно, прикусил губу. Кивнул.
- Насчет «не слезал четыре часа», - он передразнил Дина, передразнивающего его самого, - так это мы уже проходили. Дело ведь не в сексе. Посмотри, – возмутился парень, кивнув куда-то за свою подушку, - сколько крови!
- Бля, детка, у меня просто давление поднялось, - снисходительно закатил глаза Винчестер, досадливо цыкнув. Он уже пожалел, что согласился на диалог, но идти на попятную, дав слово – позорище, а свой авторитет Дин берег, как зеницу ока. И все равно отчаянно пытался отдалить щекотливую тему. Неплохо бы сейчас свалить куда-нибудь, но пейджер, как назло, помалкивал. Как и всегда, когда Дин всей душой желал, чтобы он запиликал. Но, по закону Мёрфи, эта электронная падла отвлекала его только в те моменты, когда он собирался поспать или присунуть любовнику.
- O’k, - обвиняюще бросил Хэттуэй. – Тогда объясни мне, - начал он за здравие, - свое странное поведение, - а закончил за упокой. Очень тихо, настолько, что мужчина скорее догадался, чем расслышал.

- Хорошо, - согласился он и замолчал, подбирая слова так, чтобы вложить в них максимум смысла и минимум правды. Молчал он минуты четыре, Ник ему не мешал, уверенный в честности данного обещания. Дин никогда его не подводил, так что сомневаться не имелось причин. – Меня клинит иногда, - Дин допускал длинные паузы, тщательно оценивая будущие фразы в контексте предыдущих. Очень боясь сказать что-нибудь лишнее, и вряд ли осознавая собственный страх. – Завожусь с пол-оборота, долго кончить не могу. Стояк целый день держится, такой, что крышу срывает начисто. Ну, сердце долбит. Короче, недотрах конкретный. Почему так бывает, - тут он не выдержал и отвел глаза, - понятия не имею.
- Лжешь, - пожал плечами Ник и перекатился на спину. – Блин, рано или поздно тебе придется научиться доверять людям, - неожиданно вырвалось у него.
- Кому? – рассмеялся мужчина, не запариваясь над сутью сказанного.
- Когда-нибудь ты влюбишься и проклянешь свое неумение раскрываться, - выдал парень, решив, что, раз уж ляпнул, необходимо идти до конца. Очень мудро, с оттенком сочувствия посмотрел на любовника.
- Классная байка, детка, - в голос заржал Винчестер. – Я мужикам на работе расскажу, - выдавил он сквозь хохот. Ник повернулся на бок, почесал нос кончиком указательного пальца.
- Не расскажешь. Не сможешь, - короткими предложениями, будто гвозди забивал. – Ты как устрица, Дин. То, что происходит вне служебного места, никогда не попадает внутрь. Ты ни с кем не делишься, такой жадный на эмоции и общение, - Хэттуэй покачал головой. - Твой постоянный партнер сойдет с ума от одиночества.
- Ник, мне не нужен постоянный партнер, - серьезно ответил Винчестер. Понимал ли он, что говорит и кому, и насколько безжалостно звучит его ответ? Вряд ли вообще задумывался. – Мне нечего ему дать, и сам ни в чем не нуждаюсь, кроме секса. А партнер по сексу у меня уже есть. Прости, детка. Это все, что я могу тебе предложить, - закончил капитан, рассматривая потолок. Кажется, он озвучил больше, чем хотел. А скорее всего, впервые вложил в привычные фразы личный, более глубокий подтекст, чем обычно.
- Я всегда это знал, - Нику пришлось потрудиться, чтобы произнести это как можно беззаботнее. Он действительно всегда знал, Дин никогда не давал ему повода думать иначе, но ведь люди на то и люди, чтобы надеяться. – Не стоит просить прощения за то, что ты холодный и черствый кусок полена, - не удержался он от подколки. Мужчина повернул голову, прищурился.
- Ах ты, сучка! - угрожающе прошипел он, но в глазах его искрился смех. – Скажи спасибо, что я добрый сегодня. Иначе затрахал бы твою и без того намозоленную задницу. А кончать, - постриг Дин бровками, - не давал.

Началась возня, которая закончилась тем, что Дин завернул острого на язык парнишку в одеяло и уселся сверху, приказав умолять о пощаде. Задушенная мольба вернулась не сразу, но вернулась. Гордый завоеватель сжалился над строптивым покоренным и принял капитуляцию. Через пять минут вымотанный Ник уже сладко посапывал, обвив тело Винчестера всеми конечностями. Сам Дин еще долго не мог уснуть, вспоминая гребаный тяжелый день и эпизоды, приведшие к сегодняшнему состоянию. Несколько лет назад, когда погиб Френки Деверо, напарник и самый близкий друг Дина, Винчестеру предписали двенадцать посещений психолога. Баба оказалась на редкость въедливой и совершенно беспардонной. Эва Уилсон, блондинка чуть старше тридцати. Он, следуя обыкновению, для начала сообщил о своей ориентации, потом о количестве любовников и любимых позициях в сексе. После такого эпатажного демарша отставали самые крепкие мозгоправы, а если настаивали, Дин без зазрения совести угрожал им подать в суд за сексуальные домогательства или гомофобию. Разрешение на оперативную работу из четверых успевших познакомиться с методами старшины не подписала только эта стерва Уилсон, парировав, что, как женщина, не может домогаться до гомосексуалиста, а гомофобия ее легко опровергается тем, что она лесбиянка и активистка движения за равные права.

В качестве доказательства Эва показала визитку офиса ЛГБТ-сообщества Мэдисон и вытащила из-за пазухи кулончик в виде пурпурной руки. Винчестер, которому утерли нос, поскрипел зубами, но вынужден был посещать сеансы. Мало того, ушлая докторша заявила, что если он не будет проявлять активности на приеме – это было после того, как офицер целый час пролежал на диване, напевая «Smoke in the Water» - она подаст в управление рекомендацию о необходимости продления терапии. Винчестер подозревал, что его специально отправили именно к ней, уже зная, как он расправляется с душевными лекарями. На удивление, после нескольких встреч выяснилось, что Эва вовсе не такая злобная сука, как он решил сначала. Нет, она та еще штучка и палец ей в рот не клади! Однако помочь ему у Уилсон действительно получилось. Начала с общих больных тем – неприятие в обществе, порицание, родительское отторжение. Раскрылась сама, поделившись подобными проблемами. Отец ее, оказывается, тоже избил, когда она откровенно призналась в симпатии к слабому полу. Девчонка, в отличие от Винчестера, сдачи дать не постеснялась, а после свалила из дома. Сама поднялась и выучилась, выбив стипендию, работала, как ломовая лошадь. Точки соприкосновения нашлись, Дин, понимая, что она не отстанет, понемногу кормил ее подробностями личной жизни. Пытался сплавить дезу – спалила в первый же день. Раскусила, что он лжет, посмеялась над Дином.

Эва наворотила кучу псевдомедицинской и псевдонаучной белиберды, само собой, но одно Винчестер для себя вынес – пытаясь сублимировать, а если проще, перераспределять эмоциональные переживания в сексуальное влечение, он поломал стабильную систему либидо. Теперь, если психологически оказывается давление, с которым неустойчивая личностная конструкция – она так и сказала «неустойчивая личностная конструкция», дурочка!!! – не справляется, срабатывает условный рефлекс, в кровь выбрасывается ударная доза гормонов – тестостерона и адреналина, на которые организм реагирует в виде подобного всплеска активности. Реакционный механизм, вросший за пять-семь лет в подкорку. Уилсон поинтересовалась, есть ли у него желание сломать рефлекс, Дин навскидку ответил, что да, справедливо рассудив, что ему не всегда будет двадцать шесть и рано или поздно он или спятит с недотраха, или наворотит дел. Психолог посмотрела на него с сочувствием и начала с того, что от секса необходимо отказаться. Такой алгоритм – целибат, консультации у специалиста, поиск постоянной пары. Если на первые два ограничения офицер еще с натяжкой согласился бы, то на последнем решительно покачал головой. Эва до сих пор у него спрашивает, не передумал ли. Конечно, нет! Никаких постоянных отношений в его жизни не предвидится. Он уже восемь лет безнадежно женат, и предпочитает не изменять собственнице-жене. Такая измен не терпит – убивает на месте. В общем, весь этот экскурс к тому, что его, как показывает практика, сильно встряхнуло сегодняшнее заседание. Дин принялся мысленно перебирать моменты, вычисляя, что его так напрягло. Для начала он сам себя накрутил по дороге в суд. Потом пацан этот несчастный вдоль стены нарезал, воплощение вселенской печали. Затем сержанта комиссионно оправдали, хоть и понизили в звании. Еще и Принцесска румянцем заливался при рукопожатии, как красна девица… На Винчестера внезапно снизошло озарение - единственная причина его невменяемого состояния – худенький паренек с бледной кожей и огромными, слегка наивными свинцово-синими глазами. Мысль сия настолько шокировала офицера, что он моментально вырубился и дрых почти сутки. Следующим вечером его разбудил Ник, перепугавшийся столь долгим сном.

Она красивая. Темные мелкие кудряшки, насыщенного эбонитового оттенка кожа, отличная фигурка – стройная и изящная. Грудь высокая, тонкая талия, крутые бедра. Томный, с едва заметной хрипотцой голос. Она извивается на белых простынях, выстанывая его имя в угаре вожделения. Кастиэль познакомился с Мэгги в баре часа четыре назад. После слушаний – спустя три дня – Новак выехал в Чикаго, на переквалификацию. Он, хоть и махнул тогда рукой, постоянно невольно вспоминал оставшиеся в памяти фрагменты странного сна. Решил, что пора бы уже подзавязать с воздержанием, верность ему хранить некому. На симпатичного парня всегда западали девчонки. Разговор, пара коктейлей, взаимная симпатия. Ненавязчивое предложение закончить вечер в более интимной обстановке. Сейчас Кастиэль стоит на руках над извивающейся девушкой, make sex. Мэг классно целуется, искренне реагирует, по-настоящему испытывает удовольствие. Парень легко уложил ее в постель – не потому что она была пьяна. Новак чурался пьяных женщин, с ними непонятно, действительно ей интересно общение и все остальное, само собой, или это алкоголь. Несколько жарких поцелуев, смелые прикосновения, откровенные ласки. Кастиэль, как говорили девушки, чуткий и нежный любовник, внимателен к партнерше. Сейчас бы внимательность партнерши не помешала – чего-то не хватает. Может быть, тесных объятий, или некоторой доли агрессии. Ощущения полного слияния.
- Детка, еще! – мягкое сопрано вливается в уши, переключая в сознании какой-то запретный табуированный тумблер, срывая вето, наложенное на него Кастиэлем.

«Т-ш-ш, детка. Не дергайся»

Ток по спине. Словно искры пламени скачут по коже, опаляя ее. Выжигая следы страсти. Кастиэль останавливается на мгновение, рывком переворачивает девушку на живот. Она не сопротивляется, с нетерпением ожидая продолжения. Прижать всем телом к постели, уткнуться в плечо, насаживая на себя податливое тело. Накрыть собой, лишая движения. С досадой и… неуловимым налетом гнетущего осадка какой-то эмоции, ранее незнакомой. Громкий полукрик.

«Люблю громких»

Возбуждение растекается по венам. И сам он сейчас кричит, откровенно и порочно, на выдохе исторгая переживаемое наслаждение. Все так, как надо. Ничего лишнего и все на своих местах. Он размашисто вбивается членом во влажный вход, ловя себя на мысли… не улавливая смысла, что-то проскользнуло в памяти и снова растаяло. Кастиэль оперся на локоть, второй рукой пропуская кончики волос между пальцев. Интересно, ей понравится, если он намотает их на кулак. Хищный порыв, несвойственный Новаку – он наклоняется, проводит кончиком языка по мочке уха, сразу же за этим погружая в нее зубы.

«Кончи для меня»

Пах наливается тяжелым, обжигающим, как раскаленный металл, клубком. Впрыскивается в вены отрава, приторная на вкус, смертоносная. Яд поднимается вверх по телу, переливаясь из молекулы и молекулу, достигает мозга и Кастиэль тонет в нем, задыхаясь кроваво-белым маревом с запахом сырости и геля для душа с резким, но ненавязчивым ароматом…
- Джеймс, - утомленно мурлыкнула Мэг. – Ты такой сексуальный!
- Ага, - неопределенно ответил он.
Вся возня с девчонкой затевалась, чтобы отвлечься от гомоэротических отрывков сна, пугающих парня до чертиков. В итоге, он кончил, только воскресив эти пугающе-манящие эпизоды, мерзкие в своей непристойной циничности. Восхитительные в сладкой призывной страсти.

«Какого черта со мной происходит?» - подумал он, проваливаясь в желанное забытье.

@темы: Destiel, AU, Фанфики